Большинство икон святой Марии Египетской изображают ее молящейся. Она измождена, чрезвычайно суха телом, невозможно угадать в ней прежнюю красавицу. Руки ее воздеты, она устремлена ко Христу. Христос слышит ее молитвы. Его благословляющая десница видна в верхнем углу, куда устремлен взгляд святой. Но есть и иные иконы, где Марию причащает Зосима. Надвратную роспись с таким сюжетом я видел в афонском монастыре Дохиар.
Это очень важный сюжет жития. Возможно, он — самый важный. Мир узнал о прежней грешнице, взошедшей на высокую гору святости, благодаря монаху Зосиме. А тот был приведен в пустыню к Марии с двоякой целью. С одной стороны, нужно было уврачевать его душу, в которой уже зародился гордый помысел: я, дескать, превзошел прочих подвижников, и подобных мне нет. А с другой стороны, он, как священник, мог взять с собой Святые Тайны и причастить Марию. Что он со временем и сделал.
Мария, когда Зосима впервые увидел ее, была уже в благодатном состоянии. Принося Богу тихую молитву о живущих в миру, она поднялась на глазах Зосимы на локоть от земли. Она знала его имя прежде, нежели он назвался ей. Она цитировала Святое Писание, хотя не была научена грамоте. Иорданская вода была твердой под ее стопами, и преподобная шла по воде после совершения над ней крестного знамения. И все же ей, уже питающейся Богом, было необходимо принять Причастие.
Она уже была мертва для греха и жива для правды. Макарий Великий говорит, что душа в отношении греха должна быть заклана по подобию ветхозаветных жертв. Там ягненок был выкупан, и рассечен священником на части, и посолен солью. И лишь затем — принесен во всесожжение. «Так и наша душа, — говорит Макарий, — приступая к истинному Архиерею — Христу, должна быть от Него закланною и умереть для своего мудрования и для худой жизни, какою жила, то есть, для греха; и как жизнь оставляет жертву, должно оставить ее лукавство страстей» Все это на Марии исполнилось. Но и при этом нуждалась она в Небесном Хлебе. Такова непреходящая нужда живущего на земле человека в Причастии.
Если и ходящий по водам, и знающий наизусть Писание, и воскрешающий мертвых человек скажет, что не нужно ему Причастие, то нет в нем истины. А что же скажет духовный калека, который покрыт грехами, как коростой? Что он скажет, если Бог гремел над его духовным слухом всю жизнь, говоря «Примите, ядите Тело Мое!», «Пейте все Кровь Мою», а он не услышал повеление, пренебрег подарком, отверг призвание?
Мария, несомненно, причащалась бы часто, если бы жила вблизи селений и церквей. Но нельзя было ей жить вблизи людей. Ее многолетний греховный навык требовал максимального удаления от всяких соблазнов. Не просто явный соблазн, но даже шум человеческих жилищ, взгляд на любое лицо человеческое родил бы в ней такой внутренний пожар, что она вернулась бы к прежней жизни с ее немыслимым развратом. Мария должна была бежать от людей, бежать далеко, не оборачиваясь. По сути, она бежала от себя. Ради Господа Христа и ради своей бессмертной души она бежала ото всего, что могло пробудить в ней дикого зверя похоти. Только поэтому она не причащалась часто. Но и уйти из этого мира к престолу Спасителя она без Святых Тайн не хотела. До этого она причащалась еще только раз, в начале ухода из мира.
Удивительные отношения сложились у Марии с Христом и Его пречистыми Тайнами. Свое первое Причастие она получила в Иерусалимском храме Воскресения, получила наперед, как залог, поскольку были у нее в то время одни грехи и ничего доброго. Не было поста, не было молитвы, не было ни одной благочестивой мысли. Но когда Бог снял с ее глаз пелену, и она увидела свою жизнь, похожую на зловонный труп, поедаемый червями, источник слез закипел у нее в груди. С тех пор обильные слезы текли из глаз Марии непрестанно. И этих слез хватило уже в первый раз, чтобы причаститься.
Ослепшая от плача, растрепанная, с мокрым лицом, словно безумная она приняла Причастие. И никто не остановил ее, никто не спросил, читала ли она молитвы, постилась ли, была ли на исповеди. Дух Святой, начавший совершать в ее душе спасительное действие, дал почувствовать всем, что эта женщина должна причаститься.
Сорок семь лет пустынного жития и два принятия Тела и Крови Христовых, один раз — в начале пустынных трудов, второй раз — перед смертью. Не было бы Причастия — не было бы сил перенести почти полувековой пустынный подвиг. Не было бы Причастия — Зосима не пришел бы к ней, мы бы о ней не узнали.
Нам не нужно грешить так, как грешила она, живя в миру. Не нужно, потому что подобно ей каяться мы не сможем. Но нам нужно принимать Святые Тайны, без которых, как видим, самые святые — не до конца святы.
