Был у моего отца друг в Австрии — Клаус. Хозяин небольшой деревообрабатывающей компании. Можно сказать, плотник. Мы познакомились с Клаусом еще в конце 80-х, а в начале 90-х ездили к нему в Вену. Его было сложно назвать богатым человеком, но: 2 квартиры в центре Вены (своя и гостевая), три автомобиля. Впечатлило меня не это: его загородный дом. Большой участок окружала формальная изгородь — ее бы перешагнул и ребенок. Пять грядок. И широкий газон, за которым поднимались горы.

Так вот, мы сидели у дома, хозяйка — такая типичная австрийка, блондинка с вытянутым лицом — жарила колбаски. А Клаус (он постоянно курил) рассказывал про дом: «Вот этот уровень», — показывал на фундамент из тяжелых, грубых камней, — «построил мой прадед. Этот — мой дед и отец. А выше — второй этаж — я». Может быть, он имел в виду и перестройку дома, это не так важно. Для меня это было воплощенной историей семьи, нет, даже историей цивилизации: камень к камню, балка к балке, от деда к сыновьям, от них к внукам. У него было четверо детей: старший, высокий блондин — плотник Томас, наследник фирмы. Второй сын — рокенрольщик (вроде, Стефан), которому было мало дела до всего этого. И две дочери: блондинка и брюнетка, Кристи и Элизабет. Почти уверен, что отец Клауса воевал в Вермахте. Однако он, как и Шварцнеггер, говорил, что тот служил в жандармерии.

А потом мы поднялись на второй этаж — огромный, темный и, казалось, совершенно пустой. Пока Клаус не повернул рубильник: зажглись семафоры, засияли вокзалы, и в путь отправились поезда. Это была железная дорога — с мостами, аккуратными двухэтажными домиками среди зеленых холмов. Его гордость, итог многолетней работы.

В романе Газданова «Пилигримы» католический священник говорит внучке о ее деде-железнодорожнике: «Жизнь твоего деда, Жанина, была уклонением от человеческой ответственности. Люди ездят на поездах, чтобы куда-нибудь приехать и достигнуть какой-то цели: жениться, умереть, получить наследство или утонуть. Твой дед провел всю жизнь на поездах, но он никогда никуда не ехал. Он только перевозил других людей со слепой безразличностью. Жизнь прошла мимо него, он не выполнил того долга, который был определен ему Богом, и Бог наказал его неверием. И так как он неверующий, то он попадет туда, где язычники. И если там есть подземная справедливость, то Харон уйдет в отставку, и он займет его место, которое он давно заслужил».

Возможно, в то время было и так. Но с тех пор Стикс разлился, и лодки движутся по огромному океану. И поэтому в поездах и кораблях мне ощущается какая-то большая достоверность, чем в мире, который меняется вокруг. Можно сказать, что именно в них реализован принцип «Алисы в Зазеркалье»: чтобы остаться на месте, надо бежать что есть мочи.

...Клаус давно умер, а с Томасом мы потеряли связь. Не знаю, есть ли сейчас эта железная дорога, или второй этаж разбили перегородками и устроили там жилые комнаты. Но мне представляется, как последний поезд уходит в туннель, среди игрушечных или настоящих зеленых холмов, темно и страшно, но вот вагон вылетает на свет, и кругом солнце, а поезд летит к станции, которая станет первой в железнодорожном билете с непроставленным конечным пунктом и временем пути.