У метро есть много недостатков.

Во-первых, в нем не видно солнца. Во-вторых, люди под землей очень быстро начинают друг на друга раздражаться, ругаться, толкаться.

Но есть в метро такие пассажиры, которые всего этого не делают, — не спешат, не ругаются, не толкаются. Это — бабушки. Есть, конечно, и которые ругаются, но это не бабушки, это старухи. Бабушек легко отличить по вечно кроткому выражению лица.

У бабушек обычно затуманенный взгляд — под ноги или вперед, но на самом деле — куда-то очень далеко, в другое измерение, другое время и другую жизнь. По их взгляду понятно, что видят они там очень многое.

Когда я замечаю в вагоне метро таких бабушек, я пытаюсь поймать их взгляд. Мне хочется вместе с ними заглянуть туда, куда смотрят они. И еще хочется дать им понять, как они мне нравятся. Иногда бабушки замечают это и улыбаются в ответ.

Некоторые бабушки мне особенно запомнились.

Одну из них я встретила на станции «Курская», возле перехода на синюю ветку. Бабушка была в черном болоньевом пальто и синем платке с люрексом и цветами. Она стояла и вглядывалась в толпу, двигающуюся по лестнице. Взгляд ее был беспомощным и растерянным. Я подумала, что она ждет кого-то и не может дождаться.

И все же что-то в ее растерянности настораживало. Я рискнула подойти:

— Вам помочь?

— Деточка, как мне до «Щелковской» доехать? — чуть не плача говорит.

— Вот по этой лестнице поднимайтесь и направо — на электричку.

Она так и просияла всеми морщинками:

— Спасибо, спасибо, родная! — А потом вдруг схватила мою руку и… поцеловала.

— Да что вы!.. — я ужасно смутилась.

А она все повторяла:

— Спасибо, дочка, спасибо!..

Она стала подниматься — медленно, сторонясь людского потока, прижимаясь к краю, где перила. Я пошла на свою электричку, пылая от стыда и пряча руку в карман, и все думала: сколько стояла здесь эта бабушка, никого не решаясь спросить? Ни с кем не совпадая по скорости, она боялась задержать людей, бегущих по важным делам, отвлечь их на свой «неважный» вопрос.

Вторую бабушку я встретила через две недели на другой станции. На этот раз растерянность бабушки была еще очевиднее. Или у меня уже глаз был наметан? Бабушка была совсем другая: маленькая, худенькая, интеллигентная. Она была не в платочке, а в вязаной шапочке и коричневом драповом пальто в клетку. В руках она держала какую-то бумажку, пытаясь сверить с ней названия станций на вывеске.

Подходящий вопрос у меня уже был:

— Вам помочь?

Она так обрадовалась, что мне показалось: вокруг нас все до единой бабушки только и ждут, когда мы к ним подойдем.

Бабушка, запинаясь, стала говорить:

— Вы понимаете, я не знаю, как мне доехать домой. Вот мой адрес, — и протянула мне бумажку. Там крупным старческим почерком было написано имя, отчество, фамилия и подробный адрес: станция метро, номер автобуса, улица, дом, подъезд, квартира. Я знала, что это называется болезнь Альцгеймера. Что без бумажки бедная бабушка может никогда не попасть к себе домой, потому что не вспомнит, где живет и как ее зовут. И она поняла, что я поняла, и стала оправдываться:

— Я работаю, вы знаете, я ведь еще работаю, но я вот… забываю иногда.

Я проводила ее до электрички, объяснила где сойти. А потом несколько дней все вспоминала ее — растерянную, худенькую, в вязаной шапочке, с бумажкой в руках. Бедная моя, хорошая…

Недавно у меня произошла еще одна встреча в метро. На этот раз — в вагоне.

Я ехала сидя. Вокруг была одна молодежь, чему я втихомолку радовалась: пусть себе стоят, я досплю пока. Прикрыла глаза, открыла, смотрю — вошла бабушка, встала недалеко. Пытаюсь взгляд ее поймать, чтобы пригласить: садитесь, мол, на мое место. Нет, не смотрит. Пришлось сонное тело с сиденья соскрести, сделать шаг к бабушке, окликнуть. Она поворачивается, смотрит как-то странно и говорит:

— Нет, спасибо, я скоро выхожу.

— Ну и что, — говорю, — вас тут затолкают, пока доедете.

Бабушка плечами пожала, поблагодарила и села. Я на нее посматриваю потихонечку — типичная бабушка: добрые глаза, волосы собраны в узелок, а на узелке — синий беретик. Она сидит и нет-нет — тоже взглянет на меня беспокойно. Чем же я ее так напугала?

На следующей остановке толпа схлынула и рядом с бабушкой освободилось место. Она мне руками замахала:

— Садитесь, садитесь скорей!

Я села.

— Я, — говорит, — так переживала: вы вот встали, а может, у вас ноги болят. Всякое ведь бывает.

Сколько в метро езжу — первый раз такое слышу. От этого ласкового сочувствия не по адресу я заерзала на сиденье. А бабушка продолжает:

— Вы знаете, я ведь до последнего времени не садилась, когда уступали.

— Да почему же?

— Привычка. Я всю жизнь литературу преподаю и эстетику и своих детей всегда учу уступать. И сама поэтому всегда уступаю. А как сама состарилась — не заметила! Теперь уж на меня люди коситься начинают, когда я перед ними вскакиваю, — и засмеялась!

Мы сидели и разговаривали. Было радостно на душе. Когда я выходила, мы тепло попрощались, и я весь день чувствовала себя счастливой.

Потому что у меня самые замечательные в мире бабушки.

Ранее опубликовано в журнале "Нескучный сад"