С детства нам отсекают веру в чудо от восприятия реальности: вот сейчас почитаем сказку. А все сказки начинаются одинаково: жили-были. Жили — значит, уже умерли? И все чудесное, волшебное и милое становится чем-то отдаленным и нереальным. Мертвым.
А жизнь наполнена чудесами. Как результат целенаправленной деятельности чуда высшего порядка, жизнь сама состоит из чудес. Вопрос только в том, чтобы заметить эти чудеса. Этому приходится учиться.
Чудеса происходят на каждом шагу. Но можно долго отмахиваться от чуда: подумаешь, случайность… Случайность, как известно,- это непознанная необходимость. Обрати внимание, с тобой произошло чудо, и, поверь, произошло неслучайно. Сделай это, и жизнь твоя переменится — переменится к лучшему.
Теперь, когда мне 32 года, когда у меня есть дети и я научился замечать — пока еще не вполне понимать — чудеса, я убежден, что чудо — не только событие. Чудо — это ключик к человеческой душе. Ключик очень тонкий, подобранный с любовью и умением, он не просто открывает эту душу. Он открывает ее вовремя и для определенной цели. Цель эта становится вполне понятной только тогда, когда ты ее достигаешь, когда душа твоя полностью раскроется навстречу чуду.
Другой любопытный аспект чуда — точная, прицельная адресность: кесарю достается кесарево чудо, слесарю — слесарево. С каждым происходят чудеса, предназначенные, заметные и доступные только ему одному. Для каждой уникальной души — свой уникальный ключ. Несовременно, нерационально, невыгодно — в глобальном стандартизированном мире, наполненном универсальными штампованными изделиями, 3 в 1, платишь за 5 — и 2 бесплатно, такое чудо выглядит отжившим свой век… А давно ли этот мир стал глобальным и стандартизированным? Не рано ли с такой меркой подходить к тому, что было всегда?
Чудеса, которые подтолкнули меня к пониманию их источника, были связаны с автомобилями. Ключик оказался подобран исключительно умело — за рулем я не без удовольствия провожу довольно много времени, а мой первый автомобиль отличался таким нравом, что мои мысли были постоянно заняты его укрощением. Тут я расскажу о двух таких чудесах.
Это была одна из моих первых самостоятельных поездок. Я ехал из Запорожья в аэропорт Днепропетровска, это рядом. Немногие начинающие водители помнят, что в течение двух лет после получения прав нельзя превышать скорость 70 км/ч. Я помнил, но спешка, новый автомобиль, белый льняной костюм, лето… Инспектор ГАИ, выскочивший на дорогу с чем-то полосатым в руке, улыбался очень жизнерадостно. Его широкая улыбка и еще скорость в момент торможения — 150 км/ч — вот все, что успел заметить. Следующий кадр в моей памяти — машина стремительно скользит на брюхе по раскисшему после дождей полю. Остановилась. В зеркало вижу извилистый след поперек пашни. Кто-то проехал в узкую щель между опорой моста, за которой прятался «гаишник», и грузовиком на обочине, потом между «ногами» опоры ЛЭП (помню, тогда больше всего поразила карикатурная схожесть опоры с Эйфелевой башней). След тянется к моей машине… Как ни странно, из плодородной грязи я выбрался без посторонней помощи. Инспектор ГАИ, с побелевшим лицом и дрожащими руками, хрипло спросил меня: «Вам что, жить надоело?» Впрочем, цвет лица и конечности инспектора быстро пришли в норму, потом включились и профессиональные инстинкты; приняв от меня небольшую мзду, он вернул мне права…
Об этом чуде я вспоминал часто, но большого значения ему не придавал. Тогда я еще был слеп — многого просто не умел увидеть. Мои отношения со всем чудесным строились сообразно ситуации, и главным фактором был дух противоречия. В школе, во времена официально провозглашенного атеизма и безбожия, я цитировал Библию в сочинениях и спорах с учителями, завучами и комсоргом. Они начинали заикаться и вызывали в школу родителей. Привлекало не только бессилие школы — привлекала сила простых слов: Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6, 19-21). Массовая евангелизация школы в конце 80-х толкнула меня в другую крайность — я требовал свободы совести, ссылаясь на Всеобщую декларацию прав человека. Слишком грубым был этот ключ, душа не открывалась такой отмычкой… Через несколько лет, в университете, я заметил, что вера и религия, как и другие чудесные категории, стали исчезать из обихода; на поверхности покачивалось лишь то, к чему можно было прикрепить цену. Но этого душа тоже не принимала. Бродячие протестантские «ловцы человеков» на улицах отпугивали своей навязчивостью, а остекленевший взгляд и рекламный стиль их речей не внушали решительно никакого доверия.
Потом были и другие «чудеса в колесе», но расскажу еще об одном.
…Изделия советского автопрома не отличались долговечностью, как постсоветский автосервис не отличается добросовестностью. Почти все я привык делать своими руками, потому что почти все, сделанное чужими и за плату, было откровенной халтурой. Но самому поменять сгнившие за 14 лет части кузова мне было не под силу. Когда дочка стала говорить: «У нас машина вся в дырочку»,- я озаботился поисками мастера. Мне порекомендовали одного, «кристального старика», который в кратчайшие сроки, за умеренную плату и качественно мог все сделать. Мы ударили по рукам, и работа закипела… Только через два месяца я разыскал мастера, который «со товарищи» удалился «под сень струй» — пил горькую где-то за городом. С трудом, но он все-таки вспомнил меня; воспоминания о моем автомобиле и полученном авансе дались ему значительно труднее. К вечеру мы разыскали и машину. Узнать ее было можно лишь по номеру кузова. Под навесом стоял обглоданный корпус на колесах, без двигателя, дверей, капота и всего, что обычно к корпусу крепится… С хватающей за сердце медлительностью механики разыскивали недостающие (потерянные и разворованные) части и кое-как крепили их к кузову. Многое пришлось докупить; над тем, что сохранилось, основательно потрудились чьи-то нещепетильные руки. Украли даже дешевые свечи зажигания. Как оказалось позже, подменили карбюратор и коробку передач. Ни времени, ни денег на восстановление машины уже не осталось. И вот на этом автомобиле мне, моей жене и трехлетней дочке предстояло совершить автопробег Херсон — Запорожье — Киев. Тысяча километров. На первой же сотне километров под капотом завелся какой-то дятел, который мерно долбил металлическим клювом по металлическому дереву на четвертой передаче. Временами что-то взвизгивало так, что ныли зубы, а дочка спрашивала: «Папа, ты что, переехал кошку?» В Запорожье нам освятили машину, однако дятел стал стучать и на второй и третьей передачах. Под Полтавой дятел улетел; очевидно, его спугнули сумасшедшие кузнецы, устроившие профессиональный турнир под капотом. С каждым километром мы двигались все медленнее. Стемнело, пошел дождь. Дочка громко томилась на заднем сидении. Последние 200 км до Киева мы «проползли» со скоростью черепахи, страдающей артритом коленных суставов. Уже в Киеве у нас совсем пропала вторая передача, а от грохота под капотом срабатывали сигнализации других автомобилей. Но мы добрались! Когда на СТО вскрыли коробку передач, из нее посыпались детали подшипников: шарики были разрублены надвое, многие имели явно квадратное сечение и больше походили на кубики. Мастера не верили, что на этом можно было доехать из Запорожья.
А мы не на этом доехали!
Путь от Запорожья до Киева превратился для меня в 600-километровую молитву — первую в моей жизни, сбивчивую, несвязную, неожиданно обрывавшуюся и полную повторений. Никогда я не молился до этого, и никогда после этого я не молился так горячо. Иначе не могу сказать — именно горячо, потому что я физически ощущал исходящий от молитвы жар (можно было бы сказать, что молитва имеет высокую нравственную температуру, но я ощущал этот жар как вполне материальный, и не до красивых оборотов мне было). Вот тогда я по-настоящему ощутил силу веры и силу молитвы… Теперь, вспоминая эту историю, искренне говорю, — на ангельской тяге добрались!
Ни чтение Библии, ни размышления о Боге и смысле жизни, ни беседы с уже воцерковившимися друзьями не имели такого воздействия на мою душу, как эти чудеса. Попытки рационализировать, объяснить или организовать чудо обречены на провал — планирование чудес осуществляем не мы.
Вот и мое первое Причастие не пошло по моему плану. Я понял, что наступило мое время принять это Таинство. Мне посоветовали священника, который весьма популярен среди тех, кто впервые идет к исповеди. Я долго собирался с ним созвониться, и все что-то мешало. Вряд ли это были вражеские происки. Меня мучила аналогия: есть модные стилисты, дантисты, а тут модный врачеватель душ. Вероятно, с таким бременем нельзя приближаться к таинствам. Наконец, по телефону мы договорились о встрече, однако цифровая связь имеет одну… чудесную особенность: при помехах слова исчезают из разговора полностью, а не частично. В итоге мы ожидали друг друга в разных местах. Была зима, и через час на легком ветерке при двенадцатиградусном морозе я так замерз, что не мог даже говорить (к счастью для него, священник, невольно ставший жертвой заботящегося обо мне Провидения, ожидал меня внутри храма). Зато на следующий же день я с легким сердцем и большой охотой отправился в ближайшую к дому церковь, покаялся в накопленных за тридцать лет грехах, и батюшка допустил меня ко Причастию… Как все оказалось просто: ощутил такую потребность — иди прямо в церковь, не мудрствуй! Когда душе нужно начинать свой спасительный труд, помоги ей — начни с самого простого.
Подобранный к моей душе ключ сработал — теперь я один из многих, чающих воскресения. Я осознал, сколько чудес со мной уже произошло, стал замечать их еще больше. Жизнь стала другой — точнее, я увидел, что жизнь — другая.
Чудеса — словно заботливо расставленные вдоль нашего пути дорожные знаки: предупреждающие, информирующие, запрещающие. Опытный водитель не станет их игнорировать, он знает, что знаки установлены для его блага. Мы игнорируем чудеса, потому что видим в них ограничение нашей свободы воли (тоже, кстати, чудесный дар). А чудо — никакое не ограничение, это предложение сделать выбор, — иначе зачем нам свобода воли? Наверное, смысл свободы воли в том и состоит, что нам предлагается выбор, а делаем его мы сами. И пока человек жив, выбор делать не поздно, никогда не поздно. Тот, Кто нам предлагает выбор, 2000 лет назад выбора не имел. Он это знал и предрешенности этой страшился… Поэтому нам дарована свобода воли и возможность делать свой выбор.
Наш главный выбор — поверить, — и он нас тоже пугает, он мучителен. Уверовав, я понял, что муки причиняет не выбор, а неверие. Душа словно сделала свой первый, радостный и глубокий вдох — так вдыхает тонущий, вырываясь из объятий темных холодных вод, еще не осознав, но уже ощутив свое спасение.
…В Киеве очень трудно найти место для парковки, особенно в центре. Вот недавно на Васильковской пытался встать вдоль обочины между двумя машинами. Будто бы и места достаточно, и машина маленькая, а никак не могу прижаться к бордюру. И так пробовал, и эдак, — ну никак! Ладно, думаю, я ненадолго, улица широкая — никому не помешаю. Оказалось, что все эти маневры совершались на самом краю открытого стока ливневой канализации — его чугунная решетка обвалилась внутрь, — еще бы чуть-чуть — и…
Итак, чудеса продолжаются. К чему бы это?
