Отрок.ua

This page can found at: https://otrok-ua.ru/sections/art/show/dva_poljusa_kultury.html

Два полюса культуры

Сергей Аверинцев

Всё великое — просто, но не упрощаемо. Простота и простоватость — не одно и то же. В наш век вызовы, бросаемые христианству, и вызовы, предложенные культуре, оказываются очень схожи... Об этом приглашают задуматься размышления Сергея Аверинцева, филолога, философа, поэта и преподавателя, одного из удивительных людей, сумевших в эпоху «научного атеизма» разбудить веру во многих сердцах.

Культура, как всё человеческое, занимает в нашем мире, мире христианском, положение подчинённое, что для неё, культуры, — не обида, а честь. Но это подчинённое место принадлежит ей по праву и с несомненностью. Есть люди, которым кажется, что в человеческой культуре, во всём человеческом, ввиду грехопадения, заключены соблазны, что эти соблазны ставят человека перед радикальным выбором между верой и культурой. Я скажу, что этот выбор — невозможный, несуществующий по одной очень простой причине. Все мы имеем одно общее свойство — мы не пустынники. Пустынник, ушедший в пустыню и притом не имеющий послушников, учеников, непосредственно предстоящий перед Богом и только перед Богом, может обойтись без человеческой культуры. Но люди, живущие среди людей, и в частности, и в совсем особенном смысле, христиане, живущие среди других людей, христиан и нехристиан, не находятся в таком положении. Отсутствие культуры в смысле нуля, в смысле полного отсутствия не бывает. То, что мы называем отсутствием культуры, не есть отсутствие культуры, это всегда плохая культура.

У человека, живущего внутри общества, у человека, живущего среди других людей, в греческом и ещё в немецком языке есть очень красивое слово, которого нет по-русски, но которое по-русски можно было бы перевести «сочеловеки» — собратья по человечеству. Мы, живущие среди собратьев по человечеству, не имеем выбора между причастностью и непричастностью к человеческой культуре. Мы всегда имеем выбор между хорошей культурой, доброкачественной в основе, хотя и затенённой виной великих творцов, которые иногда были великими грешниками, но в принципе это доброкачественная, подлинная культура, действительно культура, и скверной культурой — выбор только такой! Пустое место здесь невозможно, пустое место заполняется пустыми вещами.

Вражда культуре и вражда христианству — это желание насильственного упрощения. Я не знаю, была ли когда-нибудь эпоха, когда силы, угрожающие христианству иногда внутри самих вероисповеданий, внутри самих христианских сообществ, силы, по существу враждебные христианству, и силы, по существу враждебные культуре, до такой степени были бы в союзе. Силы, враждебные культуре, — вы понимаете, это иногда может быть знаменитый писатель, человек, великий по крайней мере для газетчиков. Но вражда культуре и вражда христианству — это желание насильственного упрощения. Господь благословляет простоту и любит простых в смысле нелживости, правдивости, неразделенности, неразделённой воли. Но Бог создал мир, создал бытие, которое совсем не простовато, которое нельзя упростить. Он создал человеческое естество, которое вовсе не так легко упростить. И христианская истина в каждом своём слове, которое мы порой бездумно повторяем, бывает, в высоком смысле этого слова, простой, но никогда не бывает простоватой. В этом колоссальное отличие христианства, ну, скажем, от ислама. Довольно характерно, что ислам — это религия, столь сильная именно в наше время, и вы знаете, что на Западе есть случаи, когда молодые люди принимают уже не кришнаитство, не «нью-эйдж», а ислам. Я не намерен хулить веру мусульман, веру как-никак в Единого Бога, в Бога Авраама, Исаака, Иакова, но до чего же характерно, что главная формула ислама одномерна: «Аллах акбар» — «Бог велик». Но Бог и есть Тот, Кто Велик. Сказать «Бог велик» — это, в сущности, тавтология. Напротив, каждое простейшее слово христианской молитвы, например, обращение «Отче наш», — это наше обращение к Нему, к Великому Создателю неба и земли, и мы Ему говорим то слово, которое ребёнок говорит отцу. Это уже совсем не просто. Я уже не говорю о специфических для христианства вещах — вере в Боговоплощение, которое так трудно понять упрощающему сознанию человека, воображающего себя интеллигентным.

Не так давно в газете, в общем более или менее христианской, была напечатана не очень удачная статья одного человека, который, полемизируя против того, что, может быть, ему представляется ханжеством, с чрезвычайным одобрением рассказывает о том, как его школьники ему, разумеется, при его одобрительном молчании, говорили, что Христос — такой же умирающий и воскресающий Бог, как Осирис, и так далее. Но как характерно, что здесь неверующий или неопределённо, расплывчато верующий интеллигент упрощает, а наша вера, напротив, ставит нас перед сложностью, потому что мы-то веруем, да, мы веруем в Господа Иисуса Христа, Который ипостасно есть Божье Слово, Вторая Ипостась Троицы, и одновременно мы веруем в нестрадательность Бога. Вот, вы знаете все эти литургические тексты, где о Христе говорится, что Он «вся исполняяй неописанный», что Один и Тот же Христос лично, ипостасно пребывает «во гробе плотски», а Своим Божеством — в области Божественного, — ну, вы помните весь порядок этой молитвы. Все эти литургические тексты говорят, что здесь мы веруем в реальность сложную, как всякая реальность, а интеллигент хочет упростить: ему кажется, что мы — простенькие люди. Но упрощает он.

О предметах, требующих размышления, говорит традиция нашей веры. В старые времена, когда было традиционное общество, когда людей было сравнительно не так много, можно было говорить, что мещане, обыватели, жалкие, заурядные люди любят какие-то средние решения, а напротив, крайние, экстремистские решения, может быть, и дурные — опасны, они навлекают на себя ненависть большинства и так далее. Сейчас, в наше время, в эпоху массы и в эпоху средств массовой информации, и здесь, и на Западе, дело обстоит наоборот. Современный мещанин, современный обыватель, современный конформист, человек, который хочет быть, как все, слышит только преувеличения, только крайние и упрощённые суждения. Его трудно уговорить быть верующим, но его легко уговорить быть фанатиком.

Когда священник уговаривает современных людей положить какие-то пределы своей распущенности, он наталкивается, по крайней мере на Западе, на очень отлаженную, очень уверенную отрицательную реакцию. Но, вы знаете, когда тот или иной безумный сектант предлагает самые страшные действия, вплоть до массового самоубийства, то он находит людей, которые за ним идут.

Вот это опять-таки вопрос о том, в каком отношении между нашей христианской верой и человеческой культурой есть общие интересы перед лицом натиска этого упрощающего варварства.

Ранее опубликовано: № 5 (77) Дата публикации на сайте: 05 Январь 2016