…И если цель одна и в радости, и в горе.
То тот, кто не струсил и весел не бросил -
Тот землю свою найдет.
«Машина времени»
Многие спрашивают: почему в православных храмах не ставят скамеек, как в католических костелах. На самом-то деле, иногда ставят — в Америке или других западных странах. Но это редкость.
Думаю, не ставят, чтобы подчеркнуть особый характер отношений православных христиан между собой и с Богом. Недаром ведь главная православная служба называется литургией — это слово в переводе с древнегреческого означает «общая работа». Когда-то «выйти на литургию» означало собраться «всем миром» для постройки корабля, возведения стен и т.д.
В лексиконе девятнадцатого века появилась фраза «выслушать» — молебен, обедню и т.д. Но потом она вновь исчезла, потому что не выслушать, и даже не отстоять службу приходим мы. (Кстати, найти стул или скамеечку и посидеть очень уставшему или больному человеку можно сейчас практически в любом храме — только не в центре церкви, а у стены или в притворе).
Однако мы приходим не отстоять. Мы приходим, чтобы вместе потрудиться, чтобы своим участием в богослужении превратить наше церковное здание как бы в огромный корабль, устремленный к Богу. Но для этого нужны не места «в партере» — нужна палуба. Мы когда молимся, когда священник обходит с кадилом наш храм — все по-особенному движемся, наклоняемся, крестимся, слушаем обращенные к нам призывы, выстраиваемся ко Кресту и Чаше, собираемся у иконы или поминального канона, поем «Символ веры» и «Отче наш».
Мне посчастливилось несколько раз находиться в алтаре во время литургии, и это «корабельное» ощущение утвердилось в моей душе.
Иногда эту ассоциацию перебивало обманное ощущение: будто находишься в совершенно отдельном от остального храма месте. Такая тишина, пение хора приглушено, молитвы — другие, чем за алтарной преградой…
Но вдруг поразит самая поза священника. Даже если он стоит лицом к Престолу (и значит, спиной к стоящим вне алтаря), он все равно — затылком, спиной — не перестает напряженнейше следить за всеобщим ходом литургии.
Вдруг заметишь, как остро среагировал он на сбой в пении хора или чей-то посторонний разговор «там», за стеной. Как он занервничал, когда в «открытой» — общей, и «тайной» — алтарной — службе произошел разлад. И понимаешь: так же капитан, стоящий на мостике или рядом с рулевым волнуется, если его команда подняла не те паруса!
Понимаешь, что храм наш, корабль наш — един, и каждый выполняет на нем какие-то свои обязанности, где бы он ни находился — на палубе или у штурвала.
— Легко ли нам служить матросами? Легко ли быть на палубе? Легко ли отстоять вахту? — мы и сетуем-то по-матросски, когда жалуемся на тяжесть церковной службы.
— Но — легко ли войти в Царство Небесное — помните Евангелие? Разве Христос говорил, что будет легко? Напротив: Он как раз предупреждал о трудностях, даже об опасностях. Даже о возможной катастрофе…
Однажды каждому из нас приходит в голову мысль: «Уйду с корабля. Не буду больше ходить на службу, где даже не гарантирована награда, где только обнадеживают». И кто-то (а может быть, твой близкий друг или родной человек?) уходит.
Ты глядишь туда, где он скрылся — и видишь только волны, только тяжелые темные волны до горизонта… «Куда же он?..» И чувствуешь резь в глазах — щуришься, неужели слезы? Ты вдруг видишь, как над мачтами корабля, по небу, летит птица. Птица — значит где-то рядом (уже совсем рядом) была земля! «Вернись, плыви обратно, земля, скоро земля!..»
Звучит новая команда. Люди, толкаясь, спешат на свои места. Паруса наполняются ветром. И корабль плывет.
Источник:
Тяжело в церкви… Диалог с читателем. Журнал «Фома», 2002.