— Ты только посмотри на неё, Михаил.
— Чего? Опять пришла?
— Ах ты тварь непокорная. И дела тебе нет, что в храм Божий мерзость запустения несёшь? И насущное ко спасению телесному истребляешь? — обычно добрый и благодушно настроенный Никон заводился не на шутку.
— Отец Никон, ты смотри, не внемлет, окаянная...
— Да нет, внемлет и продолжает жрать! У, проклятая!
Старая, громадных размеров крыса сидела напротив стоявших рядом монахов и флегматично жевала что-то похожее на вынутую накануне из морозилки рыбу. Все тушки были обглоданы, но ни одна не съедена даже на десятую часть. Рядом стоял мешок с гречкой, сияя аккуратной дыркой, благодаря которой, собственно, и было видно, что это именно мешок с гречкой, а не с чем-либо иным. Если бы можно было взглянуть на содержимое мешка в разрезе, как на наглядных пособиях по механике, то открылась бы удивительная картина. Причудливые лабиринты пещер, извилистые формы которых держались благодаря цементу из крысиных испражнений. Ни одна золушка в мире теперь не возьмётся перебирать такую гречку. Да и кто её будет есть? Разве что от безнадёжности...
Это была видавшая виды самка-мать, с рыжими от возраста боками. Внушительных размеров хвост украшали бесчисленные шрамы — свидетели кровавых междоусобиц. Крыса давно уже жила на свете, и ей хватило одного взгляда, чтобы понять: этих двоих можно не опасаться. То ли дело в прошлом году. Тогда всё было иначе. Те бесхвостые заставили побегать. А заползать в нору пришлось на двух передних, потому что задние от удара палкой отказали на два дня. И все эти два дня она не сомкнула глаз, потому что, как на зло, этой же дорогой проходила семья её двоюродной сестры. Уж эта стерва ни за что не пропустила бы такого шанса — и вспомнила ей давний, ещё в молодости, передел территории и сфер влияния. Не в её пользу, разумеется.
Забившись в угол, страдающая от жажды, наполовину парализованная самка-мать смогла доказать всему семейству двоюродной, что время не властно над её зубами. К концу вторых суток крыса вновь обрела ноги, а из всего выводка выродков уже не нашлось желающих помешать ей с достоинством удалиться. И она ушла, гордо неся свой хвост, к которому добавилось немалое число кровавых наград-шрамов.
Рыжее чудовище продолжало нехотя жевать рыбу, не забывая краем глаза наблюдать за монахами. Удивление и огорчение последних постепенно сменялось раздражением и не совсем праведным гневом. Они даже успели поругаться между собою.
— Это ты, Михаил, виноват! Кто говорил, что нечего в кладовую без нужды ходить, искушаться?! Постник, тоже мне, нашёлся! Чего теперь делать?!
— Отец Никон!
— Что «отец Никон»!? Ээээх... — Никон с досадой махнул рукой. — Довёл вот до греха!
— Ну прости меня, брат, прости!
— Прости... Прости его... Сам вот теперь прости меня, видишь, как оно...
Следующую минуту крыса с удивлением наблюдала, как двое бесхвостых и бородатых зачем-то кланялись друг другу в пояс.
Отец Никон произнёс в последний раз «прости», но потом наткнулся взглядом на дыру в мешке с гречкой и почувствовал, что покаянный настрой покидает его.
— Ну, проклятая, тебе отмщение аз воздам! — выкрикнул Никон и схватил швабру.
Но отец дьякон Михаил схватил его за руки и запричитал:
— Что ты, брате, что ты! Это же грех! Нам не положено кровь проливать!
— Что значит — не положено? А положено без еды братию оставлять? Нет, ты уж пусти меня, я этого василиска приложу хорошенько!
— Да так — не положено, брате! Канонами Святой Церкви не положено священнослужителям пролитие крови производить, даже крысиной!
— Ты уверен? — отец Никон не был гносеомахом, но жизнь сделала его недоверчивым.
— А вот, отченька, ты швабру положи-то на место и пойдём посмотрим. У нас и книга есть, от отца Пимена осталась.
Отец Пимен был прежним настоятелем этого глухого монастырского скита, сосланным сюда «за велию непотребную грамотность». Один из немногих в монастыре, он окончил семинарию и имел неосторожность в чём-то «богословском» поправить отца игумена. Что и послужило причиной его смирения.
Скит располагался на окраине когда-то большого села в ста километрах от областного центра. А сейчас в нём на каждые пять домов доживали свой век двое-трое стариков. Из них и был составлен приход в количестве четырёх «бабаманей». Трое пели, а одна убиралась в церквушке. Пели они ужасно, зато кроме уборщицы их никто не мог слышать. Но она тоже их не слышала, потому что была совершенно глухая. Получалась полная симфония.
Летом выручали немногочисленные дачники. Только лето здесь длится всего три месяца, а в году их двенадцать. Эту арифметику человек с семинарским образованием очень даже хорошо чувствовал...
Смирялся отец Пимен долгих для него два года, пока не выручили и не замолвили словечко семинарские друзья. А когда освободилось место, то выяснилось, что, кроме Никона и Михаила, послать туда некого. Они и не возражали. На всё воля Божия.
Братья по духу и, между нами говоря, большие друзья плотно закрыли дверь кладовой и направились в свою келью. Там на самом видном месте лежала раскрытая внушительных размеров книга с замусоленными внизу страницами. Если перевернуть титульный лист, то можно было прочесть название: «Настольная книга священнослужителя».
Огромный фолиант и на этот раз не подвёл. Хотя задача осталась неразрешимой: крысу убить нельзя, но нужно. Выход нашёл сообразительный отец Михаил.
— Если кровь проливать нельзя, то паразита надо утопить. Сперва поймаем, а потом в Чермное море бросим. И на всё воля Божия...
Чермным морем братия называли огромную лужу посреди двора, которую, как ни пытались засыпать, никак не смогли. Целый самосвал, наверное, земли высыпали, но через время яма, а с ней и лужа, появлялись вновь. «Бездна бездну призывает», — задумчиво сказал при последней попытке Никон. С тех пор лужу решили оставить в покое.
Никон очень обрадовался идее товарища и побежал в чулан, откуда с торжеством принёс пружинную крысоловку. Михаил с видом знатока скептически оглядел её и забраковал:
— Ну куда она годится? Ты посмотри: убьёт ведь сразу, и кровь прольётся. Нет, тут капкан нужен, типа клетки.
За капканом пришлось ехать в город. Как ни странно, нашли его быстро, но привезли только ночью. Из кладовки убрали все продукты, а на видном месте оставили крысе капкан и в нём приманку в виде кусочка хлеба, пропитанного подсолнечным маслом. И эта алчная тварь польстилась на столь скудный продукт!
Утро началось с победных возгласов отца дьякона. Он буквально скакал вокруг ловушки, и от его победного «Аллилуия!» дрожали стёкла. После службы крыса была вынесена во двор и безжалостно низвергнута в Чермное море вместе с клеткой.
Но то ли отец Михаил не рассчитал чего-то, то ли Чермное море слегка обмелело, только клетка не утонула. Она погрузилась в воду почти полностью, но краешек одного угла остался наверху. Его и хватило крысе, чтобы высунуть из воды морду.
— Ничего, — сказал Михаил,— она устанет и утонет.
Простодушный отец диакон явно ничего не знал о крысах. Усатая морда торчала из воды и после трапезы, и спустя час, и ещё один. Время шло, скоро нужно было служить вечерню, а убийство крысы никак не продвигалось. В душу заползали сомнения. События решено было ускорить.
Рядом с лужей лежал дубовый чурбан. Он был настолько твёрдый и суковатый, что не подвергся общей участи: не был разрублен и использован для обогрева. Несколько лет валялся он посреди двора, чтобы стать орудием убийства.
Отцы поднапряглись, подняли, раскачали и бросили чурбан на затонувшую клетку. Расчёт был прост: деревяшка упадёт на клетку, придавит её, она утонет, и вместе с ней утонет крыса. Вот только теория и практика — не всегда совпадающие между собой вещи. А порой и прямо противоположные.
Чурбан упал точно на клетку, и она утонула. Но сначала клетка рассыпалась, и из неё вылезла крыса. Михаила и Никона поразила ловкость и сноровка, с которой она это проделала. Ведь тварь провела в ледяной воде несколько часов! Крыса всем своим видом показывала, что умирать пока не собирается. Она вскарабкалась на чурбан, добежала по нему до мелкого места лужи и выбралась на берег. Чурбан, который должен был убить крысу, фактически её спас.
Охваченные спортивным азартом охотники в отчаянии кинулись в погоню, пытаясь загнать паразита обратно в воду. Для этого были пущены в ход все возможные меры. Михаил оглушал её своим дьяконским раскатистым басом, а отец Никон схватил какую-то доску, чтобы направлять в нужном направлении бег оглушённой Михаилом крысы. Но рыжая бестия их попытки игнорировала.
Сделав два поворота направо и один налево, крыса заметила большую яму под сараем и нырнула туда. И жестоко просчиталась: выхода из ямы не было, а вход был немедленно закрыт её преследователями. Крыса сменила одну западню на другую, но побольше, а Никон и Михаил устроили совещание.
Совещание было коротким и своим итогом имело два решения. Первое — от канонических правил не отступать. Второе — крысу умертвить с помощью кота.
Кот Барсик всю свою сознательную жизнь был тунеядцем. Хозяйка кормила его печенью, свежей рыбой без костей и отварной говядиной. Молоко Барсик пил только домашнее и кипячёное. У него был даже свой костюм для зимних прогулок, но надевать его не пришлось — мир Барсика ограничивался стенами городской двухкомнатной квартиры. Два года назад квартиру хозяйка продала и отдала почти все деньги сыну. Сын купил вожделенный БМВ, через месяц его разбил и отдал в возмещение ущерба. А хозяйка купила домик в этой деревне, посадила Барсика в корзинку и уехала. Завела небольшой огородик и стала петь в местной церквушке. Петь она не умела, но женщиной была доброй и хорошей.
Когда Никон и Михаил прибежали к ней в дом, их встретил только Барсик. Старый изнеженный сибарит сразу заподозрил неладное. Но он всё же дал взять себя на руки, помня, что хозяйка всегда относилась к этим двум людям с уважением. И только когда его внесли на скитский двор, кот понял, что совершил непоправимую ошибку.
Он долго сопротивлялся попыткам втолкнуть его в яму с крысой.
— Я вам не киллер по заказу, пустите меня-яяяяяяяяяяяу!!! — кричал Барсик, но его, конечно, никто не понимал или не хотел понять. «Что за люди, — думал кот. — Да мне не то, что зубами хватать, мне претит находиться рядом с этим рассадником лептоспироза!»
Барсик был учёный, интеллигентный кот и привык к умозрительному созерцанию. Вот эта привычка его и подвела. Совместными усилиями отца Никона и Михаила отвлёкшийся на размышления кот был, наконец, затащен в яму с крысой.
Давно наблюдавшая за действиями противника рыжая реагировала моментально. Едва кот оказался в пределах её досягаемости, она прыгнула и вцепилась ему в грудь. От страха, неожиданности и боли, Барсик завалился на бок и стал энергично отпихиваться всеми четырьмя лапами. Крыса отползала и прыгала снова. Барсик страшно орал и прорывался к выходу. Отцы спешили на помощь, но в тесноте только мешали друг другу. Протянутые руки пытались вытащить кота из ямы, но он уже не разбирал, где свои, а где враги. Когтистые лапы раздавали удары направо и налево. Наконец, после очередного крысиного укуса, Барсик разглядел пятно света вверху и бросился на него. Этим пятном оказалось лицо отца Михаила. К крысиному визгу и кошачьему вою добавился человеческий крик...
Солнце клонилось к закату и дарило последние за этот день, уже совершенно красные лучи. Лягушки в пруду заводили свою насмешливую песню. По тропинке к селу убегал жалобно и возмущённо мяукающий кот. Посреди двора сидел охающий отец Михаил, прижимая к щеке рукав подрясника, Никон бежал в келью за аптечкой. Крысы в яме не было. Никто не заметил, когда она убежала.
Никон сначала помог обработать исцарапанное лицо Михаила, а потом занялся своими руками.
— Да уж, без крови не обошлось.
Михаил усмехнулся, но сразу же поморщился от боли.
— Зря это мы, батя. Видишь, как оно вышло-то? Кота, вон — замордовали. Мария расстроится. Да и крыса... Тоже ведь тварь Божия.
— Так ведь... — начал было Никон, но махнул рукой и забормотал в бороду: — А-а-а!.. Ну чё теперь-то... Да...
С крысой монахи встретились через несколько месяцев. Только теперь она была не одна. Над стоявшим в кладовке мешком с рисом работал уже целый выводок. Паразиты отличались по размеру и даже цвету, но у всех была одна общая фамильная черта — неприкрытая циничная наглость.
Приехавшие на лето дачники очень удивлялись, почему Никон и Михаил никак не реагируют на призывы уничтожить грызунов. На все предложения помочь монахи лишь отмалчивались и прятали глаза. Потом кто-то догадался рассыпать яд без благословения.
Крыс с тех пор больше в скиту не было. И вообще он преобразился. Мария нашла благодетеля, знакомого финансиста. Храм построили новый, добротный и очень красивый. Двор облагородили, разбили цветочные клумбы, поставили скамеечки.
А лужа неожиданно высохла сама собой. Место, где она находилась, расчистили, посадили розовый куст и посыпали декоративными камушками. Только деревянный чурбан убирать не стали.
— Пусть стоит, — сказал отец Никон.
И Михаил с ним согласился:
— Пусть.