Попробуй пойми этих святых... Разве они дорожили жизнью? Если да, то почему с готовностью обрекали себя на лишения и страдания — добровольно и часто без всякой видимой необходимости? Или принимали мучения и смерть, когда можно было затаиться и жить дальше. И чем тогда отличается от них тот, кто тяготится своим земным существованием и всерьёз «собирается на небо»?
Есть известная история — из жизни святого Телемаха Римского. Был он монах, молился за весь мир. Жил в пустыне, периодически приходил в город, чтобы продать свои верёвки, которые из пальмовых волокон плёл, корзины и прочие рукоделия, да каких-то съестных припасов купить.
IV век на дворе. Римская империя только недавно стала христианской, и многие, формально приняв христианство, по сути, жили дальше своей языческой жизнью. То есть могли по воскресеньям храм посещать, а по четвергам на гладиаторские бои ходить. (Мы, кстати, недалеко от них ушли — нам тоже на такое нравится смотреть...)
Как-то раз, придя со своим рукоделием в город, святой увидел, что все идут к Колизею. Пошёл и он. Как раз действие уже началось, и гладиаторы рубились вовсю. Монах увидел это, в ужасе выскочил на арену и закричал: «Люди, опомнитесь, что вы делаете? Они же убивают друг друга, а вы, христиане, аплодируете кровопролитию, человеческой смерти. Как вам не стыдно?». Толпа ему в ответ: «Дед, уйди, не мешай!». А он не унимается, бросается между гладиаторами, за руки их хватает. «Да деньте куда-нибудь этого сумасшедшего!» — и всего одного удара мечом хватило старому монаху...
И тут все замерли. Люди поняли, что в своей страсти совершили немыслимое. Они, называющие себя христианами, поклоняющиеся Богу, Который вочеловечился и невинно пострадал за грехи каждого, только что убили невиновного. Убили миротворца, а через два дня пойдут в церковь крестить лоб со словами «Блаженны миротворцы»... Больше гладиаторских боёв в Римской империи не было.
А ведь святой вполне мог развернуться, уйти назад в пустыню и ещё 20 лет молиться: «Господи, сделай так, чтобы как-нибудь само утряслось, у Тебя же больше сил». Но всё решилось в один момент — ценой его собственной жизни. Это то, что обычно называют «моментом истины».
****
Настоящая любовь всегда жертвенна. Нам тяжело это понять. Людей, способных на поступки, и так мало, но всё движется к тому, что их будет всё меньше и меньше, а каждый попытается думать, что «как-нибудь, хоть клопом, хоть амёбой, но я выживу...».
Но ведь христианин — это не тот, кто просто верит в существование Бога. Это человек, безгранично доверяющий Богу как своему Творцу, Тому, Кто Сам принёс Себя в жертву за его бессмертную душу. Поэтому для христианина смерти не существует, а его собственная смерть не фатальна. А вот фатальной может стать неправильная, беспутная и греховная жизнь. Смерть же — всего лишь окончание «вступительного экзамена в Рай» или, пользуясь современной аналогией, выход из некоторого подобия онлайновой компьютерной игры-теста, где все окружающие тебя люди — такие же «игроки», как и ты. От того, с какими показателями своей души, своей личности ты придёшь к финальной надписи «GAME OVER», зависит твоя участь в той запредельной, настоящей Реальности.
Поверьте, что Рай и Ад реальны больше, чем окружающая нас действительность.
***
В истории Церкви мы много видим случаев, когда ценность собственной жизни, своего земного бытия не так уж были важны по сравнению с Вечностью. Один из таких примеров — новомученики, плеяда священнослужителей, которые принимали сан в 1920-е. Они прекрасно понимали, на что идут: дьякону небольшого прихода «светило» 5–8 лет; иерею полагалась «десяточка», протоиерею — от 15 до 20. Епископу — 25 лет без права переписки, а значит — до ближайшей ямы. Вот так чётко было расписано, кто сколько стоит. У нас на Лукьяновском кладбище в Киеве в братской могиле похоронен священномученик Константин (Дьяков), митрополит Киевский. В 1924 году он стал епископом, хотя до этого, как священнослужитель, уже подвергался арестам. То есть, он принимал высокий епископский сан, уже прекрасно осознавая, какая участь ему уготована.
Мы гоним от себя эти мысли, боимся, что однажды зайдут в наш храм и скажут: «Верующие — лицом на землю, остальные шагом марш на выход». Много ли верующих останется?
Подумай, готов ли ты к такому? С дерзновением поставь себя на место описываемых людей: как бы ты поступил? «Ну, где нам себя со святыми равнять...» Но каждый из нас пришёл в этот мир, чтобы стать святым. Не чтобы имя в святцы записали и образа на стены вешали — нет. Святой — это тот, кто унаследовал рай. Мы ведь не дровами для ада приходим сюда, но затем, чтобы выяснить: что такое хорошо и что такое плохо. Не понявшего это «туда», наверх, не возьмут, экзамен не будет сдан.
***
Сейчас для Церкви самое благословенное время — когда среди всего того, что говорят о нас несправедливо, а порой и справедливо, мы должны попытаться стать святыми своей ежедневной жизнью. Не говори Богу «я обещаю», но скажи «я постараюсь». Давай, попробуй! Делай дело, сегодня, сейчас, прямо на том месте, куда поставил тебя Бог. Будь искренним, честным сам с собой и с Богом. Перестань играть в прятки. А главное — не лицемерь.