Вот уже шестой год мне не к кому спешить в гости 9 мая. В этот день, святой и светлый, мне так хочется отыскать в толпе ветерана, похожего на моего деда, и, вручив ему букет тюльпанов, расплакаться... О таких, как мой дед, не писали в газетах. Их не поздравляли пионеры в школах, о них стыдливо молчали родственники. И хотя со временем клеймо врага народа было изглажено в архивах опомнившейся родины, героями они так и не стали.
В детстве и юности я не любила своего деда. Наверное потому, что сильно любила бабушку. А в рассказах моих бабушки и мамы дед был предателем — не родины, а семьи, но этого было достаточно, чтобы через долгие годы пронести к нему чувство безразличной отстранённости.
Впервые мы увиделись, когда мне было лет семь. Тогда, после почти сорока лет разлуки, дед приехал в Украину из Сибири, для того чтобы просить бабушку вернуться к нему. Бабушка ответила категорическим отказом, а я на все попытки деда подружиться со мной гордо отвечала: «Дед не мой, дед чужой». Но подарок взяла. Этот плюшевый лев с кудрявой гривой до сих пылится на шкафу, напоминая мне о том, что жизнь — не чёрно-белая, что в ней есть множество полутонов. Нужно уметь их разглядеть — и в истории громадной страны, и в одной миллионной её частичке — человеческой судьбе.
Мои бабушка Надя и дед Иван были из одной деревни Брестской области. Только он был бедняком и торговал в лавке, а она была «кулацкой» дочерью. Отец и слышать не хотел о неравном браке. Тогда невеста сбежала из дому в чём была и тайно обвенчалась с женихом в сельском храме. Узнав об этом, отец лишил её не только родительского благословения, но и наследства. Буквально через год в Западную Беларусь пришли советы, прадеда раскулачили. А ещё через год родилась моя мама. Ей не было и трёх месяцев, когда деда весной 1940-го призвали в Красную Армию. Прозвучало обещание ждать и в ответ — обещание скоро вернуться. Солдат Иван уезжал из родного села, думал — ненадолго, оказалось — навсегда.
Ещё шла Советско-Финская война. Считанные дни оставались до подписания мирного договора, когда батальон, в котором служил рядовой Иван Антонович, попал в окружение. Его чуть не расстреляли, приняв за еврея. Деду от предков-сербов достались в наследство чёрные, как смоль, кудрявые волосы. К счастью, его узнал польский офицер, помнивший деда по Беларуси. Тот офицер его и спас. Чуть живого, раненого, чудом не замёрзшего, его вместе со товарищами взяли в плен. Целых четыре года в Финляндии. Около шести тысяч советских солдат тогда попали в плен, большинство из них были объявлены без вести пропавшими.
Дед вскоре выздоровел. Крепкий деревенский мужик, молодой, привыкший к любой работе. Он очень нравился хозяину-финну, тот даже хотел отдать за «русского Ивана» дочь. Но дед был верен своим обещаниям. В 1945-м всех советских военнопленных загрузили в вагоны поезда, идущего на родину. Только огромная родина превратилась вдруг из матери в мачеху. «Нерадивым» детям она приготовила отдалённый и суровый уголок в своих владениях. Приговор зачитали уже в дороге. Все, кто сдался в плен, были приговорены к принудительным работам на шахтах Сибири. Моему деду достались 10 лет рудников.
Бабушке сообщили, что дед пропал без вести. Она долго оплакивала мужа. Спустя годы как-то пыталась устроить свою личную жизнь, найти отца дочери. Но вторая попытка устроить семейное счастье длилась недолго и не была удачной. Тогда она решила посвятить всю себя дочери. Сама выстроила дом, вырастила и выучила мою маму. Весть о том, что дед жив-здоров, к тому же давно женат, пришла как гром среди ясного неба. Ей было сложно простить. Практически невозможно. Бабушка узнала о мытарствах деда тогда, когда горечь обиды не могла смягчить уже никакая правда. Тем более, что у каждого, как известно, правда своя. Деду же «добрые люди» передали, что бабушка вышла замуж и живёт припеваючи. Правда тоже дошла слишком поздно.
И всё же бабушка не стала препятствовать дочери, когда та в семнадцать, едва окончив школу, решила ехать в Кемерово познакомиться с отцом. Она втайне надеялась не только обрести отца, но и вернуть его домой. Но в Кемерово у него была другая семья. Мама погостила несколько дней и вернулась в Беларусь одна...
Он всё же приехал — через двадцать лет. Но было слишком поздно. Мама вышла замуж, родила троих детей, и вместе с бабушкой все переехали в Украину. Мы выросли без дедов и прадедов. Всех забрала война. Кого насовсем, кого — на десятилетия.
Мне было шестнадцать, когда я впервые приехала к деду в гости. После неудачной попытки примириться с бабушкой он купил домик в Николаевской области и осел там на долгие сорок лет. Я приезжала к деду ещё и ещё раз. Вполуха слушала рассказы о войне. О линии Маннергейма, о плене, о сибирских шахтах. О том, как он всегда мечтал вернуться домой, но так и не решился. Мне это было малоинтересно тогда, но постепенно глыба навязанной мне нелюбви таяла.
Однажды накануне очередного юбилея Победы редакция телеканала, где я работала, поручила мне снять сюжет о ветеране с «негероической» судьбой. И я снова поехала к деду, уже как репортёр. Дед вышел навстречу в пиджаке, увешанном медалями. Тогда я впервые его по-настоящему увидела и услышала. Сначала как журналист, потом как внучка. Так состоялась моя личная «реабилитация» деда. С тех пор я старалась никогда не пропускать 9 мая. Дед, правда, наотрез отказывался снова надевать парадный пиджак и тем более идти на парад, как я его ни просила... Мы сидели часами за рюмочкой — «сто грамм наркомовских»; дед вспоминал, я слушала.
Последний в его жизни День Победы — в 2010 году — мы тоже встретили вместе. Тогда солдату Ивану было 92 года! Через пять месяцев он ушёл. В последний путь рядового Ивана Антоновича провожали залпами орудий. Безусые солдаты на алых подушечках несли его награды. Мой дед, не любивший парадов и стеснявшийся своих наград, вряд ли бы одобрил такой пафос. Но мне отчаянно хотелось этой, опоздавшей на целую жизнь, справедливости. Седой священник, словно угадав мои мысли, сказал тихонько: «Не плачь, детка, дед прожил долгую и очень непростую жизнь. Но Господь, только Он один знает сердце человеческое, и Суд Его праведен...»
Через три месяца после ухода деда родилась моя дочь. Как жаль, что они разминулись во времени! Когда она вырастет, я обязательно расскажу ей о той войне, и о прадеде с прабабушкой. Об их романтичной и такой трагичной любви.