Жизнь истинно верующего человека принадлежит Господу, поэтому, что бы не происходило в жизни человеческой, все содействует ко благу. В этой евангельской истине я убедился на собственном опыте. В последние годы на мою долю выпало немало испытаний: смерть любимой жены, проблемы со здоровьем и трудоустройством, и душевное смятение. Вдобавок, у меня украли портфель с паспортом, документами и последними деньгами. Таким образом, я, одинокий мужчина предпенсионного возраста, оказался на грани отчаяния. Близкие друзья дали добрый совет — совершить паломничество в Свято-Успенский Никольский монастырь (Донецкая область).
Приехав вечером в монастырь, я сразу попал на службу. Монастырский храм и богослужение произвели на меня удивительно сильное впечатление сочетанием почти домашнего уюта — и благоговейного, возвышенного устремления к Богу. Сосредоточенная одухотворенность священников во время службы подчеркивается красотой церковного пения. На душе становится спокойно и тепло, а в сердце возрождается надежда. После службы меня знакомят с монахами и определяют в келью к о. Ионе и о. Алексию. Затем — всеобщее чаепитие, которое плавно переходит в праздничный ужин в честь гостей, и задушевное общение далеко за полночь. Поражает не столько гостеприимство монашеской братии, когда принимают, как родных, а то, что делается это абсолютно естественно и искренне. Нечасто доводится увидеть действенную христианскую любовь к ближнему. Бой монастырских часов, колокольный перезвон создают явственное впечатление, что находишься в дореволюционной православной Руси. На лицах людей, в неторопливых и обстоятельных жестах и движениях, в неспешных беседах — печать умиротворения и покоя. Как и когда все это возникло? Почему именно здесь, в сельской глухомани, посреди донецкой степи? Строительство обители началось всего лишь в 1998 году, и уже через два года благоустроенный чудо-городок буквально вырос на пустом месте. Основал монастырь известный своими трудами на благо Церкви схиархимандрит Зосима.
1944 года, сентября месяца, третьего числа Мария Сокур, крестьянка из Винницкой губернии, родила сына. Произошло это в тюремной больнице, в сибирской деревне Косолманка Верхотурского района Свердловской области, где она отбывала срок «за религиозную пропаганду». Вина ее состояла лишь в том, что она посещала ночные, тайные богослужения монахинь, которые жили в их селе. Муж Марии, Алексей, родом из Донских казаков, был в это время на фронте и вскоре погиб, так и не увидев сына. Младенца нарекли в честь Иоанна Крестителя.
Детские годы Вани прошли в Авдеевке — небольшом городишке шахтерского Донбасса. Здесь после долгих скитаний и тюрем нашли свое пристанище многие духовные чада о. Иоанна Кронштадтского. Среди них была и монахиня Антонина, родная сестра Марии, которая и помогала воспитывать мальчика. В тяжелые послевоенные годы, благочестивое семейство жило в глубокой нужде, претерпевая гонения от безбожной власти. Уже с детства мальчик научился соединять труд и молитву: «Копаем картошку, а тетя и маменька вслух молятся или псалмы поют». Так возрастал он в добродетели и вере Христовой. И по умственному развитию превосходил многих своих сверстников — в семь лет он не только свободно читал на русском, но и на церковнославянском. Пришло время Ване Сокуру идти в школу.
Современной молодежи трудно представить, какой была советская школа тех времен. Ходить в школу и открыто объявить себя верующим означало бросить вызов государственной политической системе. Ваня никогда не одевал на себя ни звездочки октябренка, ни пионерского галстука, ни комсомольского значка, несмотря на оголтелую и откровенную травлю. «У меня всю жизнь была одна партия, — говорил о. Зосима, — это Матерь-Церковь, и один партийный устав — Евангелие… Надо мной в школе очень издевались. Перевоспитывали учителя, привлекали школяров: вы там побейте этого попа, чтоб он в Церковь не бегал». В 1961 году Ваня Сокур одержал свою первую духовную победу — он окончил школу с золотой медалью. Этот факт говорил не только о симпатии учителей к талантливому ученику, но и о скрытом протесте педсовета школы против КГБ-шного «беспредела».
C детства Иван мечтал быть священником. Окончив школу, подал документы в духовную семинарию. Но не тут-то было — к экзаменам допускали только с разрешения «компетентных органов», которые увидели в юноше потенциальную опасность для атеистического режима.
Попытка поступить в московскую семинарию закончилась неудачей. Сдал все экзамены на «5», но документы вернули обратно — из КГБ пришло указание: категорически не принимать. После скитаний и мытарств с Божией помощью наконец-то сбылась заветная мечта — Иван поступил в Ленинградскую семинарию. Его любимым местом в семинарии, а после и в академии, была библиотека. Еще будучи студентом академии, он защитил диссертацию и стал кандидатом богословия. После окончания академии Иван Сокур, теперь уже иеромонах Савватий, по распределению был направлен в Одесскую Епархию в Свято-Успенский монастырь. Здесь его определили в келью, где с ним жил до своей праведной кончины схиигумен Кукша. Монастырским послушанием о. Савватия была пасека и садовое хозяйство.
В декабре 1975 года его зачислили в клир Донецкой епархии и определили на место настоятеля в храм св. Александра Невского поселка Александровка Марьинского района. Так он становится простым сельским батюшкой. Первым предметом его забот стала полуразрушенная сельская церковь: сначала он построил паломническую трапезную, потом сделал ремонт храма, возвел крестильную, обустроил церковный дворик — через несколько лет кропотливых трудов храм св. Александра Невского засверкал в своем благолепии. За все это время по всей необъятной советской стране не было построено ни одного нового храма, напротив — планово закрывались и уничтожались уцелевшие. На этом фоне строительство о. Савватия было явлением беспрецедентным. Кроме добровольных пожертвований и помощи прихожан, никаких других средств на строительство не было и быть не могло.
Пришло время испытаний. Для начала «заблудшему попу» объясняли политику партии на местном уровне: объясняли кулаками, заставляли босиком часами стоять на цементном полу, зная, что у него больные ноги. Когда же это не помогало, то за дело принимались начальники из района и области. Охладить ревность священника так и не удалось. Тогда за ним пришли «люди в штатском». В тюремных застенках работали уже профессионалы — жестокие побои превратили о. Савватия в горбуна с отбитыми легкими. В конце КГБ-шники подвергли стойкого монаха утонченной пытке — его поместили на трое суток в «музыкальную шкатулку». Это такая камера без окон и света, оббитая резиной, сквозь которую просачивается навязчивая музыка удручающего характера — уже через сутки «едет крыша» и человек бросается на стены. «Здесь я научился Иисусовой молитве, — вспоминал о. Зосима, — если б не молитва, я бы сошел с ума». Все изощренные методы «идеологической работы» оказались бессильными против добровольного узника любви Христовой. Истязания подорвали здоровье старца, но лишь усилили пламень и дерзновение его веры. Осознав это, власти выбрали иную тактику. Его стали часто переводить с прихода на приход, чтобы оторвать от паствы.
Осенью 1989 года о. Савватий был определен настоятелем Свято-Васильевского храма села Никольское Волновахского района Донецкой области. Полуразрушенный храм напротив помойки, горелый деревянный сарай — дом священника, церковный двор, поросший бурьяном. Его решили отправить в такое место, где нет транспорта: туда, мол, к нему никто не приедет. Но народу приехало множество, и дружно взялись за работу. Все делали с молитвой, и уже через полгода церковь было не узнать: такая везде царила чистота и ухоженность. В 1990 году о. Савватия возвели в сан архимандрита, а в 1992 — постригли в великую схиму.
Есть много свидетельств, что по молитвам о. Зосимы отступали смертельные болезни. Врачевание духовным советом было главной целью служения: «Молитесь, но не замаливайтесь. Лучше недомолиться, чем перемолиться. Не ударяйтесь в крайности — крайности не от Бога. Идите средним путем. Не унывайте, не предавайтесь отчаянью — нет греха, который не врачуется покаянием: Бог милостив, долготерпелив и многомилостив». Тем же, кто имел нужду (а провидел это батюшка всегда безошибочно), он помогал деньгами и продуктами. Молодых людей, которые имели влечение к монашеству, о. Зосима благословлял в те обители, которые были ему близки по духу, а о строительстве в Никольском какого-либо монастыря не помышлял. Да и здоровье его оставляло желать лучшего.
В 1998 году о. Зосима попадает в реанимацию с острой почечной недостаточностью. Батюшка умирал. Врачи зафиксировали состояние «клинической смерти». Но Господу было угодно, чтобы этот изнемогающий человек совершил то, на что не решался в относительном здравии — воздвиг духовную обитель, райский уголок для монахов. Вернувшись к жизни и едва поправившись, о. Зосима объявил пастве о начале строительства монастыря. С удивительной энергией и воодушевлением взялся этот немощный телом подвижник за грандиозное дело. Объезжая на инвалидной коляске будущие монастырские владения, он самолично и неусыпно руководил всем фронтом строительных работ. При этом ежедневно принимал страждущих людей и совершал богослужения. Когда монастырский городок был возведен, то началось главное, духовное строительство. Важно было воспитать монахов по духу, а не только по иноческой одежде. Монахи, которых он постригал — не просто его ученики. Им он передал, как главное наследство, тот светлый огонек истинной любви, которым горело его сердце. И сегодня этот огонек теплится на всех монастырских службах, чудных по красоте, во всем строе монастырской жизни. Поэтому и ныне, когда едут паломники в Никольскую обитель, то говорят: «Едем к Зосиме!»
«Когда я умру, вы будете знать, — говорил батюшка братии, — часы на моем молитвенном столике в алтаре остановятся». 29 августа 2002 года, в донецкой больнице им. Калинина, в 23 часа 45 минут остановилось сердце великого молитвенника. Необъяснимым образом, в ту же секунду, в Никольском алтарные часы старца Зосимы тикать перестали…