Я уже стар. Наверное, я скоро умру. В моей жизни было много привязанностей и даже, пожалуй, любви. Но все проходит, и все прошло, и жизнь моя подходит к концу. Одна, только одна любовь осталась у меня.

Теперь, когда она — единственная, ее красота только ярче. Любовь моя, ты ослепительна в пустоте, которая теперь окружает меня. Никого нет в моей жизни, только ты.

Эта пустота и эта любовь — последнее, что я увижу. Я уже так стар.

Сейчас, когда я, наконец, понял главное, я сомневаюсь, что в моей жизни было что-то еще, кроме этой любви. Было, конечно, было, но эта любовь пришла ко мне не на склоне дней. Она была со мной всегда. Прочие уходили, исчезали и предавали, но она не покидала меня никогда, прощала все, хранила верность, ничего не требуя взамен. Это я изменял ей, это я забывал ее. Тем острее было раскаяние, тем жгучее стыд, тем глубже радость возвращения к ней, мой вечной, моей единственной, моей последней любви.

Что, кого я вспомню теперь, когда мне открылась истина?

Я всегда увлекался очень легко. Привязанности детства вспыхивали часто, ярко и гасли быстро. Их косички, веснушки и челки мгновенно пленяли мое воображение и так же стремительно его покидали. Это была пора радостных влюбленностей и беспечальных расставаний.

Теперь мне кажется, что моя последняя любовь повстречалась мне еще тогда. Иначе, почему я не могу вспомнить ни одного имени, ни одного образа, а ее помню так же ясно, как вижу теперь? Может быть, всех этих девочек вовсе никогда не было, может, я просто признаю, что им следовало быть в моем детстве?

Юность, молодость, зрелость. Наверное, у меня, как у всякого человека, были друзья, подруги, возлюбленные. Должны были быть — ведь мои фотоальбомы полны изображений людей, чьих имен я не помню. Их лица на черно-белых фотографиях вызывают у меня глухое раздражение и страх: они все мне незнакомы. Может быть, это годы и болезни разрушили мою память и ослабили разум? Но ее, мою вечную любовь, я узнаю на каждой фотографии, я помню о ней все. Я знаю все ее черты, как свои собственные, я могу подробно рассказать, как они менялись с годами. Значит, я не помешался и не впал в маразм. Не имеет значения, откуда в моем доме все эти фотографии.

Были у меня и животные. Я не могу припомнить виды, породы, имена. Вижу какой-то расплывчатый небрежный коллаж, словно вывеску провинциального зоомагазина.

Но я очень живо помню моих экзотических питомцев: степную гадюку и огромного тарантула. Их боялись все, кому я с гордостью их демонстрировал, бравируя бесстрашием и отсутствием брезгливости. Я сам их боялся, мне самому они были омерзительны. Но я бы никогда не выдал своего страха и отвращения. Ведь она, моя неизбывная любовь, с таким восхищением смотрела на этих отвратительных существ в моих руках. Может быть, именно поэтому они мне запомнились?

Все привязанности моей долгой жизни, кроме одной, все возлюбленные, кроме одной, все и всё, кроме неё, исчезли, словно дым, унесенный порывом ветра.

Все эти люди и существа и были дымом, который застил взгляд, щипал глаза, заставляя проливать слезы ложной радости и мнимого горя, чтобы я не увидел и не понял, кто — моя настоящая, единственная и вечная любовь.

Но теперь — кончено. Дым расселся. Мой взгляд ясен и устремлен только на неё.

Мне не жаль, что почти вся моя жизнь истрачена на пробы и ошибки, ведь я нашел ее.

Мне не горько, что у нас почти не осталось времени, ведь оно все принадлежит нам.

Мне не страшно умирать, ведь я умираю вместе с ней, глаза в глаза, дыхание в дыхание.

И я с радостью умру прямо сейчас и прямо здесь.

Здесь, у зеркала.