Из заснеженных городов на железных птицах улетают люди поближе к морю. Мир стал маленьким. Годы странствий умещаются в шесть часов туристического полёта. Вечером на террасе — праздник слуха, аналог праздника вкуса на ужине. Там — сотни блюд, и здесь — миллионы наречий. Финн, растягивающий гласные. Гортанно чеканящий фразы немец. Генетическая память при этих звуках заставляет вздрогнуть или съёжиться. Лениво шлёпающий звуки через губу англичанин. Картавящий милый француз. Милый, если не видеть лица, а только слушать. Конечно, русский — без него теперь не обходится ни один курорт. Разноголосица никого не утруждает. Звуки смешиваются в коктейль и медленно испаряются навстречу звёздам.
Эти звёзды видели Рамзеса, Тутанхамона, Моисея, беглое пастушеское племя, превратившееся в народ. Чего только ни видели эти звёзды.
По временам некоторые из них начинают быстро двигаться и мерцать. Это проблесковые огни самолёта, везущего в своём комфортабельном брюхе очередную порцию людей: или замёрзших — на юг, или отогревшихся — в заснеженные города.
Через несколько часов и пальмы, и терракотовые кубики отелей станут сном, фантазией, воспоминанием. Но можно будет вернуться, ведь мир стал маленьким, и пять часов, проведённых в неудобном кресле, вскоре вознаградят тебя тёплым воздухом и бескрайним небом, которое видело Моисея, Рамзеса, Тутанхамона.
На Востоке берегут своих женщин. Их бережно и благоразумно скрывают от чужих глаз. Слово «сокровище» происходит от слова «скрывать». На Востоке женщина — сокровище.
Тряпки, веники, подносы находятся в мужских руках. Заботы по приготовлению пищи, уборке в номере, продаже сувениров в магазине лежат не на слабых женских, а на сильных мужских плечах. Невольно вспоминаешь наши кафе и гостиницы, где на каждом шагу чья-то мать или дочь с уставшими глазами и грустью в уголках рта принимает заказы и перестилает постель. Если это цена свободы и равенства, то я за неравенство и против свободы. В ресторанах Востока глаза у европейских туристов печальны. Не с кем пофлиртовать, не с кем перемигнуться, ущипнуть тоже некого. Зато глаза у местных мужчин — официантов, поваров, портье — веселы и горят, как огоньки в мангале. Молодые мужчины сплошь и рядом — холостяки. В их 25—27 жениться too expensive — слишком дорого.
Никакой отец не отдаст дочку за человека, не заработавшего нужную сумму денег. Четыре жены разрешены Кораном, но это такая же редкость, как у нас многодетные семьи. Белые женщины, обеспеченные деньгами, но обделённые лаской, слетаются на Восток, как на цветущий луг. Их можно понять. Кому нужна свобода и равенство, если при этом нет чего-то не менее важного.
За соседним столиком семейная пара из Голландии разговаривает с официантом. Худощавый, живой, как ртуть, и чёрный, как уголь, араб на хорошем английском веселит гостей рассказами о местной жизни. Женщина спрашивает: почему не видно официанток? Почему кругом работают одни мужчины?
Араб округляет глаза, затем смеётся и машет руками. Это невозможно! Женщина должна быть дома! Крутиться среди незнакомых людей, обслуживать чужих мужчин — это некрасиво, глупо, нехорошо, работаем мы, а они должны сидеть дома.
Мне хочется его расцеловать. Жилища этих людей мне кажутся похожими на храмы, и женская половина этих домов — святая святых. Какие они — египтянки, ливийки, алжирки? Забитые и униженные? Вряд ли.
На улицах наших городов всматривался в лица студенток-арабок. В них читается благородство и спокойствие. У каждой из них есть, по крайней мере, по 2—3 мужчин, которые переживают о них, готовы их защищать. Это — отец, дядя, братья. Потом, когда нужная сумма денег будет заработана, это будет муж.
При таких обычаях по улице любого города можно идти спокойно и уверенно. Так что? Долой паранджу и средневековые предрассудки? Или, может, даёшь паранджу — эту золотую оправу для дорогой жемчужины? «Граждане, храните деньги в сберегательных кассах», — говорил один очень известный персонаж. Он прав. Деньги нужно класть на счёт. Продукты — в холодильник. А женщину нужно вернуть в семью.
Звёздное небо и шум прибоя — лучший аккомпанемент для хорошего разговора.
— Как? Энта ахи — означает «ты брат мне». Но так говорят, если знают друг друга долго. Как можно сказать? Энта куамз. Ты хороший парень. Да, ты хороший парень. Русские — наши друзья. Есть много слов similar у вас и у нас. Чай, сахар, сундук... я же говорю. Русский — друг, русский — хорошо.
Мы все братья. Все мужчины братья, но не все женщины сёстры. Really. Так и есть. Я не выдумываю. Меня отец учил: если 10 мужчин будут жить на острове месяц, они как-то подружатся, будут ловить рыбу, да? Будут играть в футбол... Десять женщин — нет! Один месяц, только один — и их останется три, четыре... It’s true. Такая жизнь. Я не выдумываю. Женщина красивая, beautiful, in Arabic muzzah, but, если женщина править миром, была бы война, война, война. It’s terrible. Такая жизнь. Коран разрешает жениться четыре раза. Ты имеешь жену — и имеешь пять-шесть проблем каждый день. Ты имеешь две жены — и имеешь сто проблем каждый день. Нет, сто проблем — это много, это too much для одной головы. Есть, например, мужчина, у него три жены. Он немножко crazy, really. Он может разговаривать с деревом, с птичкой. Это не есть хорошо. У человека сто проблем каждый день. Можно иметь три жены, but not together. Одна в Каире, одна в Александрии, одна в Бельгии. Мы делаем контракт, она даёт свой паспорт, пишет свой адрес. Ты даёшь паспорт, пишешь свой адрес. Мы — делаем контракт. Мы любим женщин из России, Бельгии. Swedish... French? No. We don’t like French women. No. French — нет. America?! Б-р-р-р. Русские есть наш друг, Америка нет. Такая жизнь. Really. Они здесь отдыхают, купаются. Да. Я смотрю, как ты плаваешь. Б-р-р. Мне холодно. Мой отец говорит: они crazy. Они купаются. Я живу здесь всю жизнь, и ни разу не купался. Я боюсь. Нет, я никуда не ездил, мне не надо. Я люблю свою страну, это небо, пальмы. Я люблю семью, друзей. В Египте тебе дают дружбу и дают деньги. Мы берём дружбу. Деньги потратил. Купил еду, съел. А дружба forever. Может быть, Тунис, Марокко — да. Они любят деньги больше. Они едут в Европа, работают. Их много там. Мы — нет. Что? Я? Да. Я — муслим. No problem. Мы любим людей. Христиане, муслим... Это хорошо. Дружба. Это — халва. Сладко. You see? Сладко. Ice cream. Мороженое. У нас жарко. Мы need мороженое.
Он вдруг поворачивается и даёт указания официанту. Они перебрасываются парой фраз по-арабски.
— Извини. Работа. Я ещё приду. Later. Шукран. Хорошо.
Это старший официант на смене. Сорокалетний араб. Слушать его болтовню, следить за его мимикой и жестикуляцией — одно удовольствие. За ним надо ходить с диктофоном. Это темнокожая энциклопедия. Он убегает к соседнему столику. Мы провожаем его взглядом и смеёмся, довольные. Такое общение за деньги не купишь.