Жила себе девчонка. Плохо жила. Папа — алкаш. Мать горбатится дворничкой в ЖЭКе. Дома — скандалы, мат и маленький братишка. В школе «тройки» и «двойки». В будущем — никакой перспективы, кроме дурацкой фабрики. Эх, скорей бы замуж! И девчонка хотела любви. Большой и чистой.
А вышло по-другому. С дочерью алкаша и дворнички «лазили». Но приводить в свой дом и знакомить с родителями не спешили. «А как она учится? А кто ее родители? А где она живет?» — на эти простые родительские вопросы мальчишки были еще не готовы отвечать, не опуская глаз.
Она радовалась каждому теплому взгляду, брошенному в ее сторону. Сначала посмотрел один. Потом другой, а следом и третий… Будучи готовой на любую жертву ради любви, она рассталась с девственностью. Совсем не так, как хотела бы. Она стала «доступной», но продолжала надеяться на то, что однажды принц прискачет и увезет ее в сказку, и все еще верила в любовь.
Однажды вечером девчонка сидела в компании в соседнем дворе. Сигареты и гитара. Двое юношей со своими невестами. Пара «микронов» одиннадцати-двенадцати лет, заедающие леденцами запах табака. И она со своим сегодняшним «кавалером». Она была готова весь вечер слушать его ложь о любви до гроба, прекрасно понимая, что вся эта любовь закончится — может, сегодня, а может, послезавтра — на старом диване на чердаке.
— Кончай песни петь! Ну-ка заткнулись и марш по домам! — властно сказал появившийся в сумерках Добропорядочный Жилец дома.
— Дайте хоть песню дослушать, — робко произнесла она.
— ты, сучонка малолетняя, вообще рот закрой! — рявкнул на нее Добропорядочный.
У нее перехватило дыхание. От обиды, чувства бессилия и обреченности слышать подобное. Она слышала это и раньше за своей спиной. И уже научилась не плакать на людях. А люди принимали отсутствие слез за бесстыдство. Ведь никто не видел, как плачет она ночью, уткнувшись в подушку. Говорили ей гадости и в глаза. Но вот так громко, при всех, на весь двор — еще ни разу. «Неужели я действительно никому никогда не буду нужна? Неужели все хорошее — ложь, и меня…»
— Что ты сказал? — спокойно, но как-то жестко произнес бывший с ней пятнадцатилетний мальчишка. Он встал с лавочки, полностью загородив ее собой. И, не мигая, смотрел в глаза Добропорядочному.
— Ты мне не тычь, сопляк!
— Я спрашиваю, что ты только что сказал?
— То, что надо. Распустились тут!
Договорить Добропорядочный не успел, получив мальчишеским кулаком в глаз. Компания кинулась врассыпную. Только она лишь привстала на ватных от страха ногах. В следующий момент хлесткая затрещина бросила мальчишку на землю. Пятнадцатилетний юнец — не самый грозный, как казалось, «поединщик» против здорового мужика. И мужик, замахиваясь, уже двинулся к ней… Но мальчишка поднялся! И снова прыгнул на мужика. Вцепился в него рукой, осыпая градом ударов. Добропорядочный пытался отбиваться, сбросить с себя этого разъяренного котенка. А потом вдруг заорал: «Милиция!» — и, как оседланный конь, ринулся к своему парадному. Мальчишка упал — ему тоже досталось.
— Уходи немедленно! Я сам разберусь — тебе это ни к чему, — сказал он ей. И она послушалась. В окнах стал зажигаться свет, и очень скоро двор осветила синяя мигалка милицейского бобика.
Сам мальчишка не побежал домой — все равно найдут. А так, возможно, и родителей тревожить не придется. Они-то тут причем? «За свои поступки каждый отвечает сам», — не раз говорил ему отец. «Не сможешь закончить — не начинай!» — и это он запомнил хорошо. Теперь он был готов отвечать. Заканчивать то, что начал. Должна же быть на свете справедливость? Нет, не в милиции, а какая-то другая, всеобщая, высшая. «Бог, если Ты есть…», — промелькнуло в голове. И сразу вспомнился крестик на шее прабабушки.
Всю ночь его пугали тюрьмой, составляли протоколы, задавали вопросы. А он постоянно пытался узнать у этих «дядястепов», как же надо было поступить? Как ответить на циничное хамство здорового мужика по отношению к девушке? В конце концов правоохранителям надоела эта канитель. Дела толкового из этой бытовухи не сошьешь: драка обоюдная. Да и по-человечески мальчишка был милиционерам симпатичен: не хулиган, учится хорошо, смелый. За девчонку вот вступился, не струсил перед здоровым мужиком. Короче, довесили пацану тумаков для острастки — и выкинули на улицу.
Уже светало, когда он, хромая, добрался до своего дома. И заплывшими от фингалов глазами увидел хрупкую фигурку на лавочке под своим парадным.
— Ты за меня… Тебя из-за меня… — всхлипывая, начала она. А потом просто уткнулась в его плечо и плакала. А он гладил ее волосы. Еще полдня назад он просто хотел с ней «поразвлечься». А сейчас уже знал, что, сказав «люблю», нужно отвечать за это слово. Он проводил ее домой.
— Спасибо тебе, — прошептала она на прощанье.
Они встречались еще год. Не то чтобы это был роман. Больше никто не приставал к ней — ведь у нее был парень. Да притом такой, что никогда и никому не даст ее в обиду!
Нужно сказать, что свои отношения им удалось сохранить в чистоте. Любил ли он ее по-настоящему? Думаю, нет. Вот и не хотел бесчестно пользоваться ее доверчивостью. Должна же она когда-то найти и свое женское счастье.
После школы он уехал учиться, потом армия, вновь учеба, женитьба, работа. О ней он почти не вспоминал. Слышал, что, вроде, она вышла замуж за какого-то хорошего человека и уехала в другой город. Отец ее умер, а старенькая мама, наконец, получила покой и живет с дочерью.
Он вспомнил ее, когда научился говорить с Богом. Просто иногда, молясь, просил Всевышнего о том, чтобы у той девочки из его детства все было хорошо. И верил, что Бог обязательно поможет ей. Ведь тогда, давно, он понял благодаря ей что-то очень важное. Что-то главное о слове «люблю».
Однажды в командировке он неожиданно вспомнил о ней. В совершенно незнакомом городе он вдруг увидел словно ее отражение — девушка лет четырнадцати-пятнадцати выходила из храма. Хотя он торопился на службу, все же проводил взглядом это хрупкое создание, не поленившееся перед школой обратиться к Богу. Он вспоминал детство и жалел лишь о том, что тогда они ничего не слышали о Боге — время было такое.
После службы его вдруг окликнула по имени какая-то женщина. Он узнал. Она изменилась, слегка пополнев. Трое дочерей — одна вот перед школой в храм успела зайти. Может, видел? Муж замечательный. В общем, все хорошо.
— Спасибо тебе еще раз, — на прощанье сказала она.