За три дня ноября 1920 года из Севастополя и других портов Крыма вышло в направлении Турции более ста кораблей, переполненных пассажирами. Они увозили почти 90 тысяч человек. Наконец, 14 ноября организатор этой беспримерной по успешности эвакуации, правитель Крыма и «белый» главнокомандующий Пётр Врангель последним прошёл через колоннаду севастопольской Графской пристани и поднялся на борт судна. Белое дело в европейской части России завершилось.

Гражданская война в России (и в тех странах, которые до неё Россией являлись) прежде всего была эпидемией. Буйным всеобщим помешательством — с жаждой непрерывных убийств, садистских мучений и разрушений — охватившим миллионы людей крупнейшей в мире страны. Видеть во взаимоистреблении красных, белых и крестьян-анархистов лишь логичные политические, социальные, этнонациональные причины или, тем паче, происки отдельных иностранных и местных организаций — значит объяснять бурю на море действиями кораблей, а землетрясения — стройками на поверхности.

«Я шёл впереди своего первого орудия, тщательно выбирая дорогу между трупами, чтобы провести батарею, не раздавив их, — вспоминает белый артиллерист. — А сзади меня мои ездовые старались наехать колесом на голову, и она лопалась под колесом как арбуз. В конце концов я уехал дальше вперёд, чтобы не слышать этого ужасного хруста и отвратительного гогота, когда ещё не совсем мёртвый красный дёргался конвульсивно». Такая степень нравственности, как у этих ездовых, была в те годы не из ряда вон выходящим отклонением и не поводом для гнусной похвальбы в узком кругу — а вполне массовым и рядовым мироощущением.

Ещё более яркий эпизод из мемуаров: молодой белый офицер спросил, почему среди тел на поле сабельного боя нет обезглавленных. Старый офицер описал молодому технику отсечения головы саблей — после чего, увидев рядом пленного красного, «зашёл за спину комиссара и сухим горизонтальным ударом отсёк ему голову, которая покатилась на траву. Всё это произошло без всякой злобы, просто как демонстрация хорошего удара». И это, повторимся, не уникальное изуверство, единичные носители которого попадаются, увы, во все времена в любом большом коллективе. Нет, таков был, простите, нормальный быт и обычное понимание жизни для миллионов людей эпохи Гражданской войны, для абсолютного большинства её участников.

Хаос в зеркале Михаила Алексеева

На момент октябрьской революции шестидесятилетний Михаил Алексеев был крупнейшим военным авторитетом России. И неспроста: этот генерал был реальным главнокомандующим (с лета 1915‑го до лета 1917 года) всей российской армией на фронтах Первой мировой. С этого поста его отставило Временное правительство, похоже, лишь из принципа «заменить всех сподвижников бывшего царя».

В первые недели после октябрьской революции, когда ещё мало кто понял, что сменились эпохи, популярный среди патриотов Алексеев первым пошёл на подготовку вооружённой группировки для войны внутри своего государства. Он, как и весь высший генералитет, лучше других догадывался, как именно реализуют большевики свой победный лозунг «долой войну» (победный, поскольку привлёк на сторону большевиков множество военных частей в десятках городов, которые и установили почти повсеместно большевистскую власть в ноябре-декабре 1917 года). Чтобы выйти из войны, большевики могут сделать только одно: заключить мир с бывшим военным врагом, Германией, расплатившись с ней за её военные потери российскими землями, очевидно, западными, то есть почти всей Украиной. Именно так большевики и поступили уже через четыре месяца после революции, заключив с Германией Брестский мир.

Конечно, большевики знали, что в ближайшие месяцы после такого «мира» организуют революцию в самой Германии, из‑за которой немцы вынуждены будут мгновенно оставить Украину. Но для прочих наблюдателей в 1917 году успешность социалистической революции в Германии была ещё не очевидна. Потому, не желая мириться с прогнозом предательского соглашения с врагами, за первые недели ноября 1917 года генерал Алексеев собрал в свою тайную «алексеевскую организацию» несколько сотен военных добровольцев.

Хаос в зеркале Алексея Каледина

В тот же момент пятидесятишестилетний Алексей Каледин в звании атамана возглавлял и армию, и территорию казачьего Дона. Он единственный из влиятельных «губернаторов» сразу уверенно заявил о непризнании большевистской революции. Конечно, именно к нему на Дон уже в середине ноября 1917 года — всего через две недели после большевистского переворота — прибыл и Михаил Алексеев, и тайно собранный им отряд. Здесь и продолжилась добровольная запись всех желающих в первую военную группировку, очень быстро получившую название «белых сил».

В декабре 1917 года, когда белые набрали группировку всего около двух тысяч человек, они предприняли первое «завоевание» — отняв у большевиков не защищённый ими соседний Донбасс. Разумеется, в стратегически важный угольно-металлургический район уже через месяц прикатились довольно многочисленные отряды Красной гвардии. Они к концу зимы 1918 года вытеснили белые силы не только из шахтёрского края, но и с самого казачьего Дона. Донские казаки — вопреки мнению своего атамана — преимущественно соблюдали нейтралитет, в белые силы не вступили и «молча» приняли приход красных. Перед оставлением белыми казачьей столицы Новочеркасска Алексей Каледин в феврале 1918 года застрелился.

Хаос в зеркале Лавра Корнилова

Сорокасемилетний Лавр Корнилов, генерал-сибиряк полумонголоидной внешности, на момент октябрьской революции сидел в тюрьме. Он успел пару месяцев побыть главнокомандующим русской армией (летом 1917 года) и в этом качестве попытаться поднять военное восстание против Временного правительства Керенского — но безуспешно. После переворота большевиков охранники выпустили его на свободу.

Популярный в войсках генерал Корнилов быстро собрал вооружённый отряд антибольшевистской направленности — и отбыл туда же, куда и его предшественник Алексеев: на Дон, к Каледину. Там «корниловцы» слились с «алексеевцами», и вместе с записавшимися добровольцами группировку вскоре официально назвали «Добровольческая армия» («Добрармия»), хотя численность её поначалу не превышала трёх батальонов. Возглавил армию в качестве боевого стратега Лавр Корнилов; генерал Алексеев сосредоточился на вопросах финансов и снабжения армии.

Когда же красные через два-три месяца, в феврале 1918 года, вытеснили белых с их первой базы, Дона, — тогда добровольцы (здесь и далее так называем воинов Добровольческой армии), которых на то время было уже около четырёх тысяч, отправились в знаменитый Первый Кубанский поход марта-апреля 1918 года. Это был рейд с Дона на Кубань и обратно, известный как Ледяной поход — весна выдалась крайне холодная и снежная.

Серьёзной стратегической значимости Ледяной поход не имел. На соединение с добровольцами пошёл лишь небольшой кубанский отряд, ещё и обставив это соединение массой условий. Дело в том, что большинство донских и кубанских казаков не считало себя частью русского народа — они, по преимуществу, старались воспользоваться переменами для установления на своих землях собственного автономного порядка. Тем не менее, именно изнурительный Ледяной поход — хотя в нём погибло более половины его участников, включая Лавра Корнилова — продемонстрировал России саму возможность вооружённой борьбы с красными войсками, создал боевую традицию и боевой облик Белой армии.

После Корнилова новым главнокомандующим стал Антон Деникин.

Хаос в зеркале Петра Краснова

Сорокавосьмилетний казачий генерал Пётр Краснов ещё в первые четыре дня после большевистской революции был единственным, кто откликнулся на приказ Керенского — захватить мятежный Питер. Он смог повести всего шестьсот кавалеристов (остальные казаки его корпуса, расквартированного в ста километрах от столицы, отказались). Естественно, на питерской окраине этот «поход Керенского-Краснова» закончился быстрым поражением от многократно большего большевистского отряда. После чего и этот генерал оказался на родине своих предков, на Дону.

Вскоре, в феврале 1918 года, после захвата Дона большевиками, они развернули там карательный массовый террор. Однако не зря этот край состоял сплошь из вооружённых семей — уже через месяц, в марте 1918‑го, казаки восстали во главе со своим новым атаманом Петром Красновым. Они изгнали советскую власть из нескольких больших станиц — однако силы были слишком неравны, повстанцам грозило поражение и ещё более страшный террор после него.

Тогда Краснов по примеру большевиков заключил мирный договор с немцами — которые уже заняли всю Украину и подошли к границам Дона. При помощи немецких отрядов казаки к маю 1918 года вытеснили красных со всей территории Войска Донского, из Ростова и Новочеркасска.

С одной стороны, это дало возможность вернуться на Дон на отдых изнурённым участникам «белого» Ледяного похода. Но с другой стороны, с этих пор «главная надежда белых» — помощь Англии и Франции — всё второе полугодие 1918 года сдерживалась союзом донских казаков с немцами (ведь до ноября 1918 года в Европе ещё продолжалась Первая мировая война, где немцы были врагами англичан и французов).

По этой и другим причинам Краснов с казаками до конца 1918 года воевал отдельно от Добровольческой армии. А когда решился объединить казачьи и белые силы — вынужден был тут же уйти в отставку и покинуть Россию. Прожив четверть века в эмиграции, Краснов в глубокой старости успел поучаствовать в формировании русских отрядов, сражавшихся во Второй мировой войне за гитлеровскую Германию; а после окончания войны сдавшийся в плен 77‑летний Краснов был повешен в СССР.

Хаос в зеркале Михаила Дроздовского

Одновременно с Ледяным походом любопытный рейд провела добровольческая антибольшевистская группа, набранная из российских войск, томившихся без дела на Румынском фронте, в Молдавии. Около тысячи воинов во главе с молодым (36 лет) уроженцем Киева и польско-украинским шляхтичем по происхождению Михаилом Дроздовским успешно пересекли весной 1918 года всю Южную Украину, разбивая мелкие красные отряды.

После этого «дроздовцы» влились в Добровольческую армию, как раз тогда же вернувшуюся после Ледяного похода на освобождённый Дон. Во время короткой майской передышки была продолжена запись добровольцев. В итоге численность армии достигла восьми тысяч человек.

Затем всё лето 1918 года добровольцы посвятили Второму Кубанскому походу — поскольку тогда, по примеру донцев, кубанское, а затем и терское казачество массово поднялось на восстание против советской власти. Относительно небольшая Добрармия благодаря таланту Дроздовского и других военачальников трижды разбила почти вчетверо большие красные армии — и в августе 1918 года очистила от красных всю Кубань до Новороссийска.

Затем, осенью 1918 года и зимой 1918–19 годов, белые успешно заняли Северный Кавказ. При этом в напряжённых боях с красными мгновенно выдвинулся генерал Пётр Врангель, присоединившийся к Белой армии только в сентябре. Дело в том, что Врангель был гораздо большим профессионалом в организации больших масс конницы и её сабельных боёв, чем Деникин. А кавалеристы благодаря мобильности и скорости сыграли в этой войне куда большую роль, чем в предыдущих и последующих войнах.

В итоге к началу 1919 года создалось подобие отдельного белогвардейского южного государства: от Дона до Новороссийска и от Тамани до Дагестана. Главным же следствием Второго похода стало многократное увеличение численности добровольцев — до сорока тысяч человек.

А вот среди руководителей Белого Дела после летне-осенней кампании 1918 года были весьма весомые потери. Осенью от болезни умер Михаил Алексеев, а вскоре загадочно скончался от незначительного ранения Михаил Дроздовский.

Одновременно с лета 1918 года до начала 1919 года донские казаки во главе с атаманом Петром Красновым вели свою войну — предприняли три рейда на поволжский город Царицын (ныне Волгоград). Но отобрать его у красных — возглавляемых в этом городе не известным тогда Сталиным — ни разу не смогли.

«Осень» против «весны»

Несмотря на все временные успехи, Белое Дело «на юге России» совершенно не имело шансов полной победы. Во-первых, численность и вооружённость у белых здесь росли катастрофически медленнее, чем у красных. Чем большие территории белые занимали, тем меньшими становились их боевые отряды.

Во-вторых, казачество Дона и Кубани, составляя с осени 1918‑го большую часть белых армий, действовало даже в их составе своевольно, сепаратистски, ставя под удар общий успех. В-третьих, массовый расстрел пленных белыми не способствовал переходу на их сторону местных крестьян, насильно рекрутированных красными, — а таким образом белые могли бы увеличить численность войска десятикратно.

В-четвёртых, активисты Белой идеи разделялись на носителей двух очень разных идей — консервативных монархистов и либералов резко антимонархического склада. А это было чревато конфликтами (как между либералом главкомом Деникиным — и монархистами Алексеевым, Келлером, Дроздовским, позже Врангелем).

Наконец, в-пятых, белые вплоть до 1920 года не имели чёткой программы мирного жизненного устройства на занятых ими территориях — а смутная идея восстанавливать старый порядок не нравилась на Руси уже почти никому. Тогда как красные при всех ужасных недостатках их программы всё‑таки таковую имели и непрерывно разрабатывали. Другими словами, здесь боролись «весенняя» красная сила, утверждающая хотя бы на словах новый «путь к счастью» — и несомненно «осенняя» белая сила, многим милая, но не имеющая явной энергии жизнеутверждения, которую могли бы почувствовать массы людей, не вовлечённые в войну.

В общем, если бы не военные события, начавшиеся с мая 1918 года от Поволжья до Сибири, а с ноября 1918 года превратившиеся в белый Восточный фронт под командованием Александра Колчака (об этом мы подробнее расскажем в следующем выпуске), оттянувшие изрядные силы красных на восток — Белое Дело могло завершиться намного раньше.

Хаос в зеркале Антона Деникина

В декабре 1918 года международное положение изменилось: в Германии произошла революция, немецкие войска в одночасье покинули Украину и Дон. И на казачий край опять хлынули красные армии, сметая отряды казаков и разворачивая невероятно кровавый террор в захваченных станицах.

В этой ситуации те донцы, кто желал активно воевать, наконец решили объединиться с добровольцами. Объединённые войска назвали Вооружёнными силами Юга России (ВСЮР), эту группировку возглавил командир Добрармии сорокапятилетний полурусский-полуполяк Антон Деникин. Уже вскоре его войска начали мобилизовать, как и красные, в свой состав крестьян и мещан.

В тот же момент при оставлении немцами Киева город от войск Петлюры оборонял «монархический» прорусский отряд — генерал Фёдор Келлер задумал под властью немцев и Скоропадского собрать будущую часть Белой армии, но не успел её сформировать. Маленький отряд Келлера успеха не имел, а сам он вскоре был убит.

В начале 1919 года начался недолгий расцвет Белого Дела в европейской части России. Дело в том, что после ухода немцев в ноябре-декабре 1918 года французские и греческие войска и флот заняли Одессу, Херсон, Николаев, порты Крыма; английский и французский флот вошёл в Севастополь. А в северных портах Архангельске и Мурманске англо-американский десант держался ещё с весны-лета 1918 года. Да и Балтийское море контролировал английский флот, часто нападавший на флот красных.

Впрочем, европейские «интервенты» в глубь Украины и Поморья не продвигались. А уже через полгода, в апреле 1919 года, с приближением превосходящих сил красных, европейцы оставили все порты и эвакуировались в полном составе. Но главное, что за это время армия Деникина на юге получила через черноморские порты от Англии и Франции огромное количество оружия, боеприпасов, снаряжения.

Той же весной 1919 года в тылу красных начался ряд серьёзных вооружённых восстаний «зелёных», крестьян-анархистов. В Украине действовали против большевиков целые селянские армии Махно, Григорьева, Зелёного. На Дону началось Вёшенское восстание 40‑тысячной казацкой армии, обозлённой после массового геноцида здесь со стороны красных («расказачивания», проходившего зимой 1918–19 годов). Одним из руководителей вёшенских казаков-повстанцев был Харлампий Ермаков, послуживший прототипом Григория Мелехова, героя «Тихого Дона» .

Наконец, на севере из Эстонии (уже независимой) в мае 1919 года выступил отошедший в эту страну после большевистского переворота русский корпус; впрочем, эту угрозу красные быстро ликвидировали. Тогда же со стороны Карелии действовал против красных и небольшой русско-финский добровольческий отряд («белофинны») — но и он успеха не имел.

И всё же на мгновение показалось, что успех Деникина недалёк. Весной и летом 1919 года прекрасно вооружённые белые армии быстро заняли Донбасс, Харьков (при этом отличилась группа войск под началом Владимира Май-Маевского), а затем и всю Восточную Украину вплоть до Киева. Одновременно белые захватили и всю Южную Украину до Одессы, а также Крым, где до этого действовало собственное краевое правительство. И на востоке генерал Врангель наконец завоевал красный «крепкий орешек», город Царицын, ранее трижды не дававшийся белым армиям.

Хаос в зеркале Владимира Май-Маевского

Летом 1919 года главнокомандующий ВСЮР Деникин формально признал «верховным правителем» Александра Колчака, который возглавлял войска, боровшиеся с красными от Поволжья до Сибири (но уже с мая 1919 года непрерывно отступавшие под ударами красных на восток, за Урал).

Однако от войск Колчака войска Деникина были всё время отделены красными силами в Поволжье. Генерал Врангель, ставший уже вторым лицом после Деникина, конфликтовал с ним — поскольку настаивал на необходимости прорыва основными белыми силами к отступающему Колчаку с целью создания с ним единого фронта с опорой на уральский, а не на донско-кубанский регион.

В случае реализации проекта Врангеля появились бы шансы создания отдельного белого урало-сибирского государства, захватить которое красным было бы уже гораздо труднее, чем разбить одного Колчака (всё‑таки через горные леса и болота Урала армии могли двигаться всего по двум магистральным дорогам, а не со всех сторон, как в степях, где маленькая Белая армия была беззащитна перед нарастающей мощью армии Красной).

Но Деникин настоял на собственном плане, знаменитой «московской директиве». Она состояла в мощном рейде на Москву ударной силы белых под командованием пятидесятилетнего генерала, выходца из «дроздовцев» и польско-белорусского шляхтича по происхождению Владимира Май-Маевского. Осенью 1919 года Май-Маевский сумел отвоевать у красных Курск, Воронеж, Орёл (и этому не смог воспрепятствовать даже его сомнительный адъютант, красный агент, послуживший прототипом героя фильма «Адъютант его превосходительства»). До Москвы оставалось 400 километров.

Одновременно на севере из Эстонии снова выступила крупная русская армия (командир — Николай Юденич), сумевшая дойти до Петрограда и даже занять окраины города. Но уже вскоре красные этот отряд разгромили.

Тем не менее, во время одновременных рейдов Май-Маевского на Москву, Юденича на Петроград и успешного захвата Деникиным Киева и Одессы большевики ощутили близость поражения. Красные власти в Москве начали подготовку к эвакуации и уходу в подполье.

Однако после всего этого стратегическое поражение зимой 1919–20 годов постигло не Красную, а Белую армию. И зерно её поражения коренилось в её же успехах. По сути, ВСЮР, выполняя деникинскую директиву, повторили ошибку Наполеона в России.

Покусившись с небольшой армией на слишком крупную территорию, при этом растянув главную ударную силу узкой полосой далеко на север, белые рассеяли и обессилили войска. Они и стали добычей красных отрядов, напавших в декабре 1919 года одновременно с разных сторон. А ведь тогда, после ударной красной мобилизации под девизом «Все на борьбу с Деникиным», превышение численности и вооружённости красных над белыми начало нарастать лавинообразно.

Так, в октябре-декабре 1919 года красные без труда отбили Киев и Харьков у разрозненных белых групп и погнали их дальше на юг (вместе с деникинцами в качестве военного врача тогда ушёл из Киева на Кавказ Михаил Булгаков). Из-за опасности окружения огромными силами красных белые отряды больше не могли двигаться дальше на север от Орла и нижнего Поволжья и начали стремительно откатываться к Чёрному морю — к Кубани, Крыму и Одессе.

По причинам военных неудач — а главное, ввиду тяжкого недуга алкоголизма — генерал Май-Маевский был с поста военачальника уволен. А уже спустя год Май, как называли его в войсках, умер от разрыва сердца — в Севастополе, в день Исхода белых из Крыма. Впрочем, причина его смерти в тот бурный день осталась загадкой — ряд историков утверждает, что генерал застрелился. В любом случае, катастрофы Исхода Владимир Май-Маевский пережить не смог.

Хаос в зеркале Якова Слащёва

В эти же грозные для белых дни мощная красная группировка под командованием юного (26 лет) командарма Михаила Тухачевского разбила отступающие белые силы на две части — после чего дерзко и стремительно прорвалась в самое сердце белых территорий, к Ростову. После этого обе половины прорванного белого фронта под угрозой окружения в считанные дни откатились на Кубань.

Особенно успех сопутствовал красной Первой Конной армии под командованием Семёна Будённого. Против него на белом фронте пришлась полоса ответственности отрядов кубанских казаков, многие из которых утратили надежду на Белое дело (хоть и соначальник войск, Пётр Врангель, в знак уважения к казакам носил именно кубанскую форму: черкеску с газырями). Кубанцы не стали защищать свою территорию и в январе-феврале 1920 года массово сдались красным. Остатки Белой армии, тридцать три тысячи человек, отступили к Новороссийску.

Оттуда в марте 1920 года после неумело организованной эвакуации («новороссийская катастрофа» с гибелью многих сотен эвакуантов) остатки ВСЮР переправились в Крым, а гражданские и духовные лица — и за границу. Аналогично поступили и немногочисленные белые части, откатившиеся к Одессе.

Сам Крым в это время был удержан от захвата красными — благодаря героической борьбе белых отрядов под руководством молодого (33 года), очень популярного и скандально известного своими странностями и похождениями Якова Слащёва.

В дальнейшем Слащёв будет охранять белый Крым и производить вылазки за его пределы, фактически возглавляя «врангелевскую армию» ещё свыше полугода. Однако его личные амбиции, вмешательство во внутреннюю политику белого Крыма 1920 года и недуг, схожий с проблемами Май-Маевского (из-за боли после одного из девяти своих ранений Слащёв начал употреблять наркотики и пристрастился к ним), вынудили в августе 1920 года уволить и этого генерала.

После нескольких лет эмиграции Яков Слащёв-Крымский вернулся в СССР, где вскоре был убит — по официальной версии, «мстителем за смерть брата, повешенного Слащёвым».

Хаос в зеркале Петра Врангеля

В апреле 1920 года Антон Деникин, проиграв «свою» войну, свою директиву, ушёл с поста командующего ВСЮР и эмигрировал. Он проживёт ещё почти тридцать лет и мирно скончается уже после Второй мировой — в США.

А у белых в европейской части России остался только один полуостров, которому суждено будет на полгода стать последней «белой» державой. Новым командиром и одновременно правителем Крыма в том же апреле 1920‑го стал сорокалетний генерал Пётр Врангель. Его столицей стал Севастополь.

Весной-летом 1920 года Врангель, его министры и сподвижники готовили и вводили в действие различные реформы, вели дипломатические переговоры невоенного свойства, успешно налаживали жизнедеятельность Крыма. Другими словами, здесь впервые белые силы предложили позитивную жизненную программу — которой так не хватало этой армии предыдущие два с половиной года войны.

Впрочем, это была лебединая песня. Неминуемый скорый итог был ясен изначально. Уже с начала своего правления в Крыму Пётр Врангель готовился к Исходу — десятки кораблей в портах, прежде всего в Севастополе, были загружены углём и держались многие месяцы на одном месте в полной готовности к отплытию. В Севастополь по просьбе Врангеля подошли и иностранные суда для той же цели.

Полугодовую отсрочку Белому делу дала новая напряжённая война — советско-польская (апрель-август 1920 года), в которой красные поначалу терпели поражение. Пользуясь связанностью основных сил красных, войска Врангеля даже вышли за пределы Крыма и ненадолго захватили часть южных областей Украины. Именно тогда легендарным символом красноармейского героизма стал город Каховка — плацдарм, героически удержанный красными, когда уже весь остальной левый берег нижнего Днепра был захвачен набегом белых «крымчан». Тем же летом 1920 года белым «крымчанам» удалось произвести знаменитый (но стратегически безуспешный) дерзкий набег на красную Кубань.

Но вот и подошла развязка: после перемирия между поляками и большевиками осенью 1920 года на юг Украины были переброшены грандиозные силы красных под командованием Михаила Фрунзе. Они легко оттеснили немногочисленные белые войска обратно в границы Крыма. А в начале ноября 1920 года отряды Фрунзе по нестойкому осеннему льду и просто в ледяной воде неожиданно обошли белых защитников Перекопа и ворвались в Крым.

После этого остатки Белой армии за три дня откатились к Севастополю и другим портам — крымские переживания этих дней отразились в названии и первых «снах» (действиях) пьесы Михаила Булгакова «Бег». В портах белые войска немедленно погрузились в корабли (вместе с ещё большим числом желавших бежать гражданских лиц) и покинули Россию навсегда — с чего и начиналась наша статья.

А в захваченном красными Крыму с массовых расстрелов оставшихся белых офицеров начался страшнейший этап террора — жертвами которого за зиму-весну 1920–1921 годов пали сто двадцать тысяч человек, каждый десятый из находившихся на полуострове.

Напоследок хочется вспомнить символичные строки, которыми один из участников севастопольского Исхода 1920 года вспоминал о прощании в тот день со своим верным конём (лошадей, конечно, на борт не брали):

Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня;
Я с кормы всё время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо.
Покраснела чуть вода.
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.

 

Булгаковские прототипы

Михаил Булгаков полгода своей жизни служил военным врачом Терского казачьего полка армии Деникина. С этим отрядом он прошёл осенью 1919 года путь из Киева на Кавказ — где в дальнейшем несколько месяцев лечил офицеров Белой армии в Чечне (база Терского казачьего войска) и Осетии. Впоследствии Булгаков посвятил немало проникновенных строк Белому Делу и его участникам, в том числе нерядовым, под вымышленными именами.

Так, большинство историков и филологов согласны, что среди героев пьесы «Бег» под именем Хлудова выведен генерал Яков Слащёв, под именем Чарноты — кубанский казачий генерал Сергей Улагай. А под именем архиепископа Африкана в «Беге», несомненно, предстаёт епископ Севастопольский Вениамин (Федченков), входивший в первую тройку политических лидеров государства Врангеля.

В отличие от «Бега», о реальных прототипах героев «Белой гвардии» ведутся бурные споры. Возможно, в судьбе и некоторых личных чертах Най-Турса отразилась судьба генерала Фёдора Келлера, в реальности возглавлявшего горстку защитников Киева в декабре 1918 года. Также вероятно, что в этом образе использованы черты знакомого Булгакову по Кавказу белого генерала Николая Шинкаренко (кстати, возглавлявшего Белгородский гусарский полк — а Най-Турс в романе служил в несуществующем «Белградском гусарском»).

Наконец, фамилию Мышлаевский Булгаков явно вывез с Кавказа конца 1919 года — во время «новороссийской катастрофы» последним в районе Сочи сражался белый отряд офицера Мышлаевского.

Пётр Врангель (1878–1928)

Пётр Врангель был не только шведским бароном по происхождению — но и потомком известного «арапа Петра Великого», камеруно-чадского принца Абрама Ганнибала (и, соответственно, приходился близким родственником Пушкину). Смесь норманнских и негритянских корней давала внешности Врангеля необычное, поражавшее современников выражение. А привычка носить выразительную чёрную форму кавказского казачества вместе с жёсткостью в управлении и упомянутой внешностью и составляли впечатляющий образ «чёрного барона».

Его супруга и верный соратник Ольга Иваненко принадлежала к известнейшему роду украинской казацкой старшины — а по некоторым версиям, являлась и потомком гетмана Ивана Мазепы. Семья была необычайно крепкая и дружная.

Боевое крещение кавалерист Врангель принял уже в возрасте двадцати шести лет на фронтах Русско-японской войны 1904–05 годов. Затем последовали годы мирной службы и совершенствания умений начальника конницы в Академии Генштаба и Кавалерийской школе. Во время Первой мировой войны Врангель успешно сражался против австрийцев в Галичине и Волыни — и за два с половиной года прошёл впечатляющий путь от ротмистра до генерал-майора.

После февральской революции 1917 года Пётр Врангель как монархист был удалён из армии и поселился на даче в Ялте. Вскоре после установления власти большевиков в Крыму, зимой 1917–1918 года, Врангель был арестован — и не расстрелян во время ялтинских матросских «варфоломеевских ночей» лишь случайно (по легенде, благодаря самоотверженности жены). С установлением в Киеве в апреле 1918 года власти давнего друга и соратника Врангеля, тоже генерала-кавалериста Павла Скоропадского, Врангель приезжает в Киев с надеждой служить в армии гетмана. Однако натыкается на фатальное отсутствие формирования армии Украины.

Поэтому в конце лета 1918 года Врангель вступил в Добровольческую армию, быстро стал одним из её лидеров — а с апреля 1920 года и главнокомандующим, правителем Крыма.

После организованного им Исхода 14 ноября 1920 года несколько лет генерал прожил в Константинополе. Там он занимался обеспечением вывезенной им Белой армии, первые годы расквартированной в огромном палаточном лагере на турецкой территории (в Галлиполи). В Константинополе на Врангеля было совершено первое покушение. После ликвидации галлиполийского лагеря Пётр Врангель переехал в Бельгию, однако там вскоре в возрасте сорока девяти лет загадочно скончался (очевидно, был отравлен).