Быть святым легко. И не стоит саркастично улыбаться. Спросите, как? Да очень просто! Вот, например, я — очень милосердная, сострадательная, чувствительная к чужому горю и лёгкая на подъём для помощи ближнему...

Недавно ко мне на вокзале подошла бабуля. Пальтишко на ней старенькое, изношенное, платочек тонюсенький и ветхий. Едва доковыляв до меня, она ни о чём не просила — просто перекрестилась и молчала. Не верю я, что это была одна из тех попрошаек, о которых сейчас вещает телевидение. Конечно, мне стало её безумно жаль, на глазах заблестели слёзы, в носу защипало. Подумать только, наверное, она была очевидцем Первой мировой. И вот этот некогда столп Отечества стоял передо мной столпом нищеты и старости.

Миленькая бабушка, разве что-то жалко мне для Вас? Уж мне ли не знать, что культура поколений определяется уровнем жизни стариков. Как же обидно мне за Вас! Я лезу в карман, думаю о том, что сейчас награжу бабушку достойной купюрой (хотя это ничтожно мало в сравнении с моим долгом перед ней). И тут... О, ужас! Сумка-то в машине осталась — а в карманах пусто! Пожала я плечами: дескать, нет ничего. Бабушка без тени осуждения отошла к очередному «милостивому жертвователю».

А я осталась стоять... Святость была рядом. Протяни руку — и станешь святым. А я — да, святая, но в душе. Ведь я же готова была... а сумка эта, будь она неладна, всё мне испортила!

Или вот вчера, в сберкассе. Стоя в очереди, увидела мамашу с ребёночком грудным на руках. Служащие в лютый январский мороз впустили беднягу погреться на скамеечке. Вид голодный, загнанный, младенец плачет. Мать выуживает из сумки бутылку с какой-то смесью и суёт её ребёнку. Я стою чуть не плача. План дальнейших действий быстро созревает в голове. Сейчас оплачу счета и сразу же подойду к ней. Скажу, чтобы она ждала меня, а сама — пулей домой. Отдам ей все, все детские вещи, что остались, даже новые! Разве стоит тут считать такие мелочи, когда людям, возможно, грозит голодно-холодная смерть? А ещё возьму дома молоко, хлеб, что там ещё такого есть. О, да жила бы я одна — точно впустила бы их к себе хотя бы помыться и погреться.

Я упоённо внимала своим благотворительным помыслам, думая, что ещё — и ещё, и ещё — могу ей отдать. Тем временем малыш, дососав жидкость из бутылки, умиротворённо уснул, и мать со своими пожитками тихо покинула помещение. «Эй, куда же вы?!» — так и хотелось закричать. Но не кричать же! Я даже с места не сдвинулась, потому что как раз моя очередь — а я уже столько выстояла. Не уходить же сейчас. Ах, как жаль, что вы ушли — мать и малыш! Ведь я же собиралась вам так помочь!

Святая — только тихо, шёпотом, чтобы не кричать, почти неслышно...

А сегодня, спускаясь в переход метро, я увидела бомжа-алкоголика (такие сразу отличаются своим колоритным видом на фоне других). Помня свой прокол с бабушкой на вокзале, я сунула руку в сумку. Так, кошелёк на месте, сейчас дам ему пару гривен. Думаете, нельзя давать на водку? Я не согласна. Зимой это для них единственный способ выжить. Есть-то им нечего и жить негде. Так что для них это не угощение, а лекарство. Но в кошельке только крупные купюры. С такой милостыней он умрёт от передоза, нужно разменять. А он смотрит так... Есть во взгляде этих несчастных что-то такое... Иду, разбиваю деньги, зажимаю в кулаке банкноту. Прямо направляюсь в угол прохода. Но... нет. Его нет! Как и не было. Да что же такое! Наверное, свалил поскорее обменивать собранную мелочь на бутылку! Вот так. А сердце купалось в лучах милости и сострадания...

Святая. Только с опозданием. Не вовремя...

Список моих добрых дел можно продолжить до бесконечности. Я могу не спать ночь, проехав мимо раздавленного кота, и пить валериану, увидев на дороге аварию. Я очень мечтаю о том, как навещу в больнице страждущих, а в тюрьмах заключённых. Мне хочется помочь детдомовским сиротам, может, взять кого-то к себе, стать донором для больных детей...

Ну не виновата же я, что из моих родных (слава Богу!) никто не болен, не сидит в тюрьме, не нищенствует! На донора я не тяну по своим анализам, и воспитать достойно сироту вряд ли смогу... Но душа всё равно просит добрых дел. И я постоянно умиляюсь от своего сердоболия и сострадания к ближнему. Сколько раз я вступалась за обиженных, сколько раз помогала нищим, сколько раз просто была рядом, когда это нужно, сколько раз я смирялась перед обидчиками, тайно повторяя про себя слова молитв.

Сколько раз... сколько раз... только в глубине души, шёпотом, в мыслях, постфактум, понарошку, в снах, в песнях...

Быть святым просто. Вот только что-то не припомню я, чтобы у святой блаженной Ксении или преподобного Серафима Саровского случалось подобное — ну, там, деньги закончились или нищий в ожидании испарился, или больных не хватало для служения. Наверное, святость и состоит в том, чтобы полюбить ближнего, образ и подобие Божие, так сильно, чтобы всё всегда было не в мыслях, а на деле.

Ведь милосердие так и останется пустым звуком, если пребудет только в мыслях. Таким же пустым и бутафорным, как и моя святость.