«Заговори со мной, чтоб я тебя увидел», — некогда сказал Сократ. Человека можно одеть в какую угодно одежду, окружить предметами, создающими иллюзию о его вкусах, взглядах на жизнь, внутреннем мире; человеку можно дать блестящее образование — но сущность его не ускользнёт от внимательного собеседника. Как ни странно, именно нематериальные слова, которые, как пар, выходят изо рта человека и растворяются — а на самом деле бережно хранятся — где-то в пространстве и времени, «скажут» о человеке всё.
Нам нечасто приходится задумываться о сущности понятия «слово». Разве что в то время, когда учим своих детей говорить. Иногда такая необходимость возникает достаточно неожиданно, как, например, у меня в связи с сессией дочери. Филологический факультет, тот же, который когда-то закончила я сама... И вот мы уже вдвоём листаем учебники по языковедению, которые удалось достать, и пишем ответы на вопросы.
Для начала нужно дать характеристику слова как языковой единицы.
Любой носитель языка может выделить в своём либо чужом потоке речи отдельные слова — филологического образования для этого не нужно. В то же время ни одно из определений, данных лингвистами, не учитывает всех нюансов этого понятия. Некоторые учёные считают, что охарактеризовать его при помощи слова невозможно, что понятие слова не совместимо с нашим представлением о конкретной единице языка. Слова очень разные в пределах одного языка, а что уж говорить о сравнении слов, которые относятся к разным языкам (сравните: школа, учиться, и, для, ку-ку, англ. a, the).
Но ведь надо же дать ответ, и мы выбираем самое подходящее — «звук либо комплекс звуков, за которыми закреплено определённое лексическое значение», — и радостно начинаем заполнять белое поле, стараясь не думать о том, что определение неточное, оно подходит и для морфем, и для предложений. И почему в украинском «залізниця» — это одно слово, а «железная дорога» — два? И что же тогда говорить об английском «вставать» — to get up? Сколько здесь слов: одно, два, а может, три? Прекрасно, и это только начало!
Возникновение языка...
Опять несколько учебников — и версии, версии, версии...
Помню, как когда-то в школе я очень ждала, когда нам начнут преподавать биологию. Дело в том, что я была уверена: именно на этом уроке нам объяснят тайну жизни, ну как же ещё может начинаться такой предмет! Разница между жизнью и смертью для меня была совершенно непостижимой. Как и большинство детей, я не могла сформулировать вопрос так, чтобы меня поняли. Самой большой загадкой была работа сердца. Почему оно стучит? Что заставляет его работать? Конечно, тогда я не нашла ответа. Но биология всё должна была прояснить. И вот наконец-то первый урок... К сожалению, мне не удастся заинтриговать читателя: все на этом уроке были и сами всё слышали.
Разочарование, подобное тому, детскому, я испытала, разбирая некоторые гипотезы о возникновении языка.
Но оставим тему экзаменов, ведь и в обычной жизни есть над чем поразмыслить. Самые обыкновенные слова, которые мы ежедневно употребляем, иногда можно увидеть в совершенно ином свете. Возьмём хотя бы звукоподражательные слова. Наша речь имеет такое свойство: своей внешней звуковой стороной, сочетанием гласных и согласных она характеризует предмет, независимо от того смысла, который вложен в содержание слова. В словах «квакать», «жужжать», «мяукать», «кукушка», «хохот», «топот» звуковая форма указывает на то, что квакает лягушка, мяукает кошка, мычит корова и так далее. Если изучающему русский язык известно значение слов «лягушка», «кошка» и «корова», то о смысле приведённых сказуемых он догадается по одной звуковой форме, так как слова эти носят в себе элемент звукоподражания. Как здесь не вспомнить об аллитерации — повторении одинаковых или однородных согласных, которые придают особую выразительность сказанному. Так, в поговорке «От топота копыт пыль по полю летит» звукоподражательным является слово «топот»: звуками «т», «п», «т» передаётся идея слухового ощущения; в слове «копыто», взятом отдельно, этой идеи нет, но она усиливается благодаря повторению согласных и новому согласному «к». А вот другой пример использования слова «топот», но уже из украинской литературы:
Наступ потвор. Впертість убивць.
Тупіт чобіт.
Ближчає. Дужчає. Глибшає. Тяжчає.
(Н. Бажан)
Повторением согласных «п», «т», «б», «ж», «ш» создаётся выразительный звуковой образ печально известного марша немецкой армии.
И раз уж мы затронули украинскую речь, позвольте дать несколько примеров из фразеологии, которые я очень люблю приводить своим ученикам. Для начала ответьте на вопрос: что нужно делать, чтобы о тебе сказали, что ты ведёшь себя, «як чумацька воша»? На самом деле всё очень просто — важничать. Вот ещё один фразеологизм, который не так легко сразу понять. Какое качество человека имеется в виду, если мы говорим о нём, что он «коту хвоста вузлом зав’яже»? Он ещё «з вареної крашанки курча висидить», «з-під стоячого підошву випоре», в него «і в ступі не влучиш». Теперь понятно, что речь идёт о сообразительном человеке. В противовес ему человек бестолковый — «ні цоб ні цабе»; если всё совсем плохо — «шкандибає на голову», если просто легкомысленный — «в нього цвіркуни в голові тріщать».
Но будем серьёзнее. Существует множество понятий, которые мы привычно выражаем словами, но не способны осмыслить, представить. Создатель, бесконечность, любовь, рай, ад — первое, что приходит в голову из этого ряда. Думаю, что эти слова ещё ждут нашего понимания. Когда-то обновлённый человек увидит всё иначе, шире. Ну а пока — имеем то, что имеем.
Мне очень нравится афоризм Сократа, о котором я вначале вспоминала. Но, на мой взгляд, он не приемлем для филолога. Заговорить? Да пожалуйста! Словами можно играть, манипулировать, за ними удобно прятаться. Их можно затаскать так, что пользоваться ими будет неловко и банально. Вспомните образцы сочинений старшеклассниц из «Тома Сойера» Марка Твена. Сам автор охарактеризовал их так: «Одним из признаков, которым отличались эти сочинения, была сознательная, любовно взлелеянная меланхоличность; кроме того, расточительный и безудержный наплыв „высоких слов“, дальше — глупая манера лепить куда только можно особенно „яркие“ выражения и обороты, замусоливая их по самое никуда; а особенно бросалась в глаза и тягостно поражала назойливая и невыносимо убогая мораль, которая каждый раз помахивала своим куцым хвостом в конце каждого такого произведения».
Как часто мы забываем, что лаконичность — признак совершенства. Не зря редакторы любят повторять, что полностью отредактированный текст — это афоризм.
Наши давние предки пользовались очень небольшим количеством слов. Но с каким же благоговением они к ним относились! Одна из теорий возникновения такого фольклорного жанра, как загадка, утверждает, что своим появлением она обязана табу: люди не осмеливались называть определённые предметы или явления, чтобы не вызывать их дух, не осмеливались тревожить. Поэтому о них говорилось метафорически. Для нас загадка — это сжатое, аллегоричное описание событий, явлений, которые нужно разгадать. Мы лишь улыбаемся, когда слышим, что предки не называли существо, на которое шли охотиться, «чтобы оно не услышало», и не задумываемся: может, в чём-то они были умнее нас.
Мы обращаемся к Богу, употребляя при этом обыкновенные слова, и не только верим, но и знаем, что нас слышат, — то есть осознаём эту важную функцию слова. В то же время сами не считаем нужным следить за тем, что говорим. Мы призываем Господа в свидетели своим «ей-Богу», и делаем это не только тогда, когда говорим правду. А уж произносить имя Творца всуе нам «Сам Бог велел». Если бы человек всегда мог помнить, что судить его будут как раз по тем словам, которыми он судил других, что своими словами он фактически творит себе суд, — он был бы несколько осторожней.
Древо нашего языка очень разрослось, переплелось с другими растущими вблизи деревьями. Но для выполнения основного задания человека — для спасения души — необходимо не так уж и много. В конце концов, можно обойтись двумя словами: «Господи, помилуй».
На человеке лежит огромная ответственность за пользование таким непостижимым словом. Конечно, филологу чаще, чем другим, приходится задумываться над сущностью этого понятия, поэтому мне очень хочется быть лаконичной, выдержанной, осторожной со словами. Старательно примерять их ещё до использования, а не сгребать в кучу перед исповедью, с досадой отмечая, что куча эта совсем не отличается от своих старших сестричек. И знаете, что в этой ситуации успокаивает встревоженную совесть? Правильно, слова.
В данном случае — слова Шекспира: «Мне легче научить двадцать человек, как правильно поступать, чем быть одним из этих двадцати и следовать своим же поучениям».