Светлый праздник бездомности


«Человек есть существо, строящее свой дом», — говорил наш современник, немецкий философ Отто Фридрих Больнов. Но ведь и животные строят себе жилища — и не только функциональные, но и эстетически оформленные. Например, птичка-малиновка вплетает в конструкцию гнёздышка разноцветные лоскутки. Да, возможно, на фоне человеческих сооружений пристанища зверушек примитивны. Что сравнится с великими пирамидами на плато Гиза, так замысловато ориентированными по созвездию Ориона? Или с современными проектами домов, как тот же небоскрёб «Невеста» в иракской Басре с высотой башни в 1,1 км? Но ведь и в животном мире можно найти «чудеса архитектуры»: насыпи термитов, доходящие до восьми метров в высоту и десяти тонн весом, со сложной системой лабиринтов-камер и вентиляции, или сложнейшие конструкции бобров, показавшие человеку пример, как строить плотины и гидроэлектростанции.

Значит, не в красоте и многообразности заключается специфическая особенность человеческого жилища. Но, быть может, только человек способен наделить свой дом неповторимой индивидуальностью?

 

Ещё Карл Густав Юнг рассматривал дом как отражение человеческой личности. Да и сам основоположник аналитической психологии крайне трепетно относился к своему жилищу — знаменитой «Башне» в Боллингене, обустройством которой особенно интенсивно занялся сначала после смерти матери, а потом и супруги. «Слово и бумага казались мне средством несовершенным; мне нужно было что-то более существенное. Я чувствовал потребность перенести непосредственно в камень мои сокровенные мысли и моё знание. Иными словами, я должен был закрепить в камне мою веру». Юнг сам расписал стены, жил без электричества, топил печь и плиту дровами. По этому «месту духовной концентрации», построенному стихийно, он, как психологи по «автоматическому письму», пытался анализировать собственное «Я».

Современные специалисты, следуя примеру Юнга, связывают отдельные зоны дома с различными сферами психической жизни человека. Так, кухня отражает сферу восприятия мира её владельцем, коридор, гостинная — зеркало его коммуникативных навыков, ванная — отношение к себе, подвал — сферы бессознательного, чердак — сферы рационального, и так далее.

У людей различных психотипов будет отличаться и интерьер их жилищ. У экстраверта дом может быть с большими окнами, с отсутствующими перегородками между помещениями, без межкомнатных дверей (либо же они будут стеклянными), с чистыми и просторными комнатами, в которых весь «хлам» расфасован по ящикам. Зато пристанище интроверта поразит вас зашторенными окнами и плотно закрытыми дверями (особенно в спальне и ванной).

***

«Дом» можно рассматривать с разных сторон — не просто как жилище (хотя этимология слова, его происхождение от латинского «domus» предполагает именно такое прочтение). Это также хранилище традиции, воплощение творческой активности, обжитый, осознанный мир, упорядоченный космос, точка безопасности и максимального комфорта, укоренённость, Родина, основание идентичности, моя позиция и «самость». «Наш дом — пуп нашего мира. Отсюда берут начало все тропы и сюда же сходятся — в конце», — находим у Вилька Мариуша.

Дом — это граница, отделяющая меня от хаоса этого мира. Как нельзя лучше передают это воспоминания Сергея Аверинцева о его детстве, которое пришлось на период ужаса сталинских репрессий: «Это время, когда я, подросток, воспринимал дверь той единственной комнаты в многосемейной коммуналке, где со мной жили мои родители, как границу моего отечества, последний предел достойного, человечного, обжитого и понятного мира, за которым хаос, „тьма внешняя“». В различных культурах и эпохах существовало подобное восприятие дома как границы. Красноречивые примеры подсказывает нам, в частности, язык: так, немецкое слово «ужас», «жуть» — «Unheimlichkeit» — буквально переводится как «бездомность».

«Ойкос» как место обитания начинает осмысляться ещё Ксенофонтом, Платоном, Аристотелем. Вообще для древних греков дом был символом освоенного, обитаемого мира и имел огромное значение. Некоторые исследователи полагают, что именно обострённое чувство дома создало уникальную почву для столь бурного развития античной цивилизации. Остракизм как внесудебное, принудительное политическое изгнание из родного города на определённый срок (в Афинах, например, — на десять лет), назначенное через голосование демоса, было для грека нередко страшнее смерти. Вспомним Сократа, который предпочёл выпить чашу с ядом, нежели оказаться вне родных Афин. Показательно, что возвращение домой было одной из ключевых тем древнегреческого эпоса.

Но уже в римский период дом утрачивает значение прочности и безопасности: возникает тип зданий со сдаваемыми в аренду квартирами — инсула. Такие строения были многоэтажными и крайне непрочными. Страбон, Цицерон, Плутарх описывали постоянные пожары, случавшиеся в подобных постройках и ставшие настоящим «бичом» Древнего Рима.

В Средние века дом осмыслялся как временная ценность. Вспомним знаменитое противопоставление «Града Божиего» и «града земного» у Блаженного Августина. Однако у Фомы Аквинского можно найти восприятие обустройства собственного дома как части процесса Домостроительства Божиего. И лишь в эпоху Нового времени дом стал наделяться столь привычными сегодня характеристиками предела личного пространства: до этого жизнь человека в доме протекала на глазах у большой семьи, публично.

***

Может показаться, что христианство предлагает отречься от дома со всеми выше перечисленными его атрибутами. Так, Иисус сказал юноше: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19, 21). Сам Спаситель говорил о Себе: лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову (Лк. 9, 58). Приходят на ум и знаменитые слова из «Послания к Диогнету», сказанные о христианах: «Живут они в своём отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всём, как граждане, и всё терпят как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество — чужая страна». И как странно на этом фоне выглядят воспоминания иеромонаха Серафима (Роуза) о его обращении в христианство: «...В Православную Церковь я загля­­­­нул только для того, чтобы познакомиться ещё с од­­­­ним учением... Однако стоило мне перешагнуть порог русской церкви в Сан-Франциско, как со мной про­­­­изошло что-то неизведанное доселе ни в буддистских, ни в иных восточных храмах. Сердце подсказало: вот твой дом. Я наконец обрёл, что искал».

На самом деле здесь нет никакого диссонанса. Сказано в Писании: Премудрость построила себе дом (Притчи 9, 1). Но как часто мы пытаемся ошибочно наделить этот Божественный «Дом» временными, человеческими характеристиками, построить Царство Божие на земле прямо здесь и сейчас...

Всякие проекты человека достичь полноты в земном существовании обречены на провал. Насыщение, удовлетворение, просто покой — иллюзорны, как пустотóй оказываются буддистская нирвана, стоическая апатия и им подобные. Даже реализация полноты в любви — химерна. Прекрасно сказал об этом богослов Христос Яннарас: от Другого, Любимого, мы требуем удовлетворить наш голод так, как это смог бы сделать, на самом деле, лишь Господь Бог. Потому земной «дом» — семья, дружеский круг, отечество, своё дело — всегда в какой-то степени «замок на песке» на фоне Града Небесного.

Это не означает, что надо отказаться от всего. Напротив, необходимо реализовывать свою подлинную любовь, превосходя даже собственные возможности. Но не питать ложных надежд, не требовать невозможного взамен; помнить, где истинно можно почувствовать себя «дома».

«Бездомность» христианина предполагает не только отказ от полного удовлетворения своей экзистенциальной «жажды» в земной жизни. «Дом» — это всегда и точка прибытия, покоя. Как по-христиански звучат слова немецкого философа Карла Ясперса: «Наша сущность — бытие-в-пути». «Дом» же зачастую противопоставляется «дороге». Неслучайно, например, материально это выражалось у славян запретом строить дома в местах, где пролегали дороги. Так и для христианина немыслима «остановка»: христианство требует ежедневного восхождения в духовном опыте, даже если порой это кажется сизифовым трудом. Я есмь путь и истина и жизнь (Ин. 14, 6), — говорит о себе Спаситель.

Метафорический призыв к «бездомности» предполагает и выход за рамки собственной самости. Как часто я превращаю «дом» своего «Я» в нечто, напоминающее кафкианскую «нору», в которую забиваюсь, с ужасом ожидая возможности появления «морды» Другого (в душном мирке самозамыкания всякий Другой мне видится исключительно с чудовищной гримасой, звериным оскалом, он пугает меня). Господь же призывает к риску обнажиться перед Другим, оказаться предельно уязвимым, как Христос на голгофском Кресте. В циничном ницшеанском утверждении «чем шире мои объятия, тем легче меня распять» слишком много правды, но только с такими объятиями возможна любовь, рискующая быть попранной и поруганной.

***

Протоиерей Михаил Меерсон сравнивает Христа с эмигрантом. Понимая, что за этим сопоставлением стоит нечто бóльшее, чем просто желание идеализировать собственный эмигрантский опыт, я долго над его словами размышляла.

Христианская «бездомность» непохожа на то, что встречаем мы ежедневно в лице наших несчастных сограждан, оказавшихся на «социальном дне». Она как раз напоминает бездомность эмигранта. «Обыкновенный» бездомный всё равно «свой»: у нас с ним может быть общая родина, похожие воспоминания детства и юности, связанные с проживанием в одном пространстве, общая картина мира. Но эмигрант — всегда Чужак, абсолютный Другой, непонятный. Он требует от меня мужества и милости разделить с ним моё пространство, покинуть мою зону комфорта. Его вторжение в мою жизнь неожиданно и является для меня вызовом.

Всегда поражалась феномену Церкви в эмиграции первой половины XX века. Казалось бы, условия существования — максимально неблагоприятные: потеря почвы-Родины, политические и церковные разногласия относительно той или иной юрисдикции. Даже самые праведные и сдержанные поддавались соблазну броситься с головой в эти страстные противостояния. Положение эмигрантов отягощала и вопиющая бытовая неустроенность. Два миллиона хлынувших после революции в России эмигрантов оставались в Европе апатридами — негражданами, несмотря на «нансеновский паспорт» (международный документ, удостоверяющий личность держателя; выдавался Лигой Наций для беженцев без гражданства. — Прим. ред.). Даже дворянам приходилось довольствоваться любой работой. Для мужчин наиболее реальными вакансиями были бухгалтер и конструктор, для женщин — няня.

Благо дело, Европа откликнулась на беду эмигрантов, и множество волонтёрских организаций оказывало им помощь (в одном Берлине таких насчитывалось 60!). Переполнены были ночлежки Армии спасения, действовавшие по талонам и открывавшиеся с 19:00. Особенно суровым бытом отличались бесплатные ночлежки: «Огромный зал с длинными рядами скамеек, вдоль которых, на уровне груди сидящих, был натянут толстый канат. На этот канат безработный опирался своими скрещенными руками, склонял на руки голову и так засыпал. Рано утром, после звонка на подъём, канат отвязывали. Спящие просыпались: для них начинался новый тяжёлый день с бесконечными хождениями по улицам огромного, безжалостного города», — вспоминала Т. П. Милютина.

Несмотря на все трудности, эмигрантское православие, особенно парижское, в этот период переживало настоящий расцвет. Возникла мощнейшая так называемая «парижская» школа богословия, в которой появились и развивались самые разные богословские направления — неопатристический синтез, евхаристическая экклезиология, богословие иконы и прочие. Открылся сначала уникальный Свято-Сергиевский институт, собравший богословский «цвет» эпохи, затем Свято-Дионисиевский институт. Издавались мощнейшие журналы: «Путь», «Вестник РСХД» (существующий и поныне). Появилось издательство «YMCA-Press», где публиковались важные богословские, христианско-философские труды эпохи. Именно там впервые увидел свет «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, печатались Цветаева, Бунин и прочие авторы, бывшие в немилости у советской власти. Существовало множество организаций, объединений, занимающихся миссионерской, образовательной, социальной работой: уже упомянутое РСХД, «Православное дело», «Братство св. Фотия» и другие. Как это всё было возможно для Церкви, внешне оторванной от своей почвы, «бездомной»?!

***

Есть знаменитое высказывание святителя Иоанна Златоуста о том, что самыми опасными для церковной жизни являются не времена гонений, а, наоборот, периоды внешнего благополучия и процветания. Очевидно, святитель подразумевал риск для Церкви стать «респектабельной», «пресытившейся», пытающейся ориентировать «Дом Отчий» на ценности «града земного». Ведь, как точно заметил в своё время протоиерей Александр Мень, «христианство — это не прижаться к тёплой печке, но опасная и трудная экспедиция», готовность в любой момент, когда призовёт Господь, оставить свой уютный и обжитый «дом».

Наше время многие называют эпохой бездомности. Путь же христианской «бездомности» — радостный. Это путь возвращения сына в подлинный дом, к Отцу, как бы ни было тяжело идти. Потому, наверное, христианство ещё можно назвать словами из стихотворения Юрия Левитанского — «светлым праздником бездомности».

Ранее опубликовано: № 4 (85) Дата публикации на сайте: 19 Декабрь 2017

Дорогие читатели Отрока! Сайт журнала крайне нуждается в вашей поддержке.
Желающим оказать помощь просьба перечислять средства на  карточку Приватбанка 5457082237090555.

Код для блогов / сайтов
Светлый праздник бездомности

Светлый праздник бездомности

Анна Голубицкая
Журнал «Отрок.ua»
«Дом» можно рассматривать с разных сторон — не просто как жилище (хотя этимология слова, его происхождение от латинского «domus» предполагает именно такое прочтение). Это также хранилище традиции, воплощение творческой активности, обжитый, осознанный мир, упорядоченный космос, точка безопасности и максимального комфорта, укоренённость, Родина, основание идентичности, моя позиция и «самость».
Разместить анонс

Добавить Ваш комментарий:

Ваш комментарий будет удален, если он содержит:

  1. Неуважительное отношение к авторам статей и комментариев.
  2. Высказывания не по теме, затронутой в статье. Суждения о личности автора публикации, выяснения отношений между комментаторами, а также любые иные формы перехода на личности.
  3. Выяснения отношений с модератором.
  4. Собственные или чьи-либо еще стихотворные или прозаические произведения, спам, флуд, рекламу и т.п.
*
*
*
Введите символы, изображенные на картинке * Загрузить другую картинку CAPTCHA image for SPAM prevention
 
Дорогие читатели Отрока! Сайт журнала крайне нуждается в вашей поддержке.
Желающим оказать помощь просьба перечислять средства на карточку Приватбанка 5457082237090555.
Отрок.ua в: