Пожалуй, ни одна тема так не интересна и не волнительна в юности, как любовь. Да и не только в юности — годы идут, а вопросов не становится меньше. Разве что всё больше убеждаешься в истинности слов Фёдора Кузьмича Сологуба: «Все мы любим так же, как понимаем мир. История любви каждого человека — точный слепок с истории его отношений к миру вообще».
С замечательным священнослужителем протоиереем Андреем Кордочкиным, который вот уже 12 лет живёт в солнечной Испании, беседует Анна Голубицкая. Весьма символичным является то, что отец Андрей служит в первом постоянном мадридском православном храме в честь равноапостольной Марии Магдалины, святой, о которой Господь сказал: Прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много (Лк. 7, 47).
— Владыка Антоний Сурожский на вопрос, какой должна быть христианская семья, отвечал: «Счастливой». Что значит «счастливая семья» в Вашем понимании?
— Я думаю, что, когда человек счастлив, он не ищет определений и смыслов. «И увидел Бог, что это хорошо». Пока человек пребывает в этом «хорошо», он не задаёт лишних вопросов. Авва Дорофей отмечает, что первое, что происходит с Адамом и Евой после грехопадения, — потеря чувства ответственности; они начинают винить друг друга. И конечно, прячутся от Бога по кустам. Пока каждый отвечает за свои слова и поступки, пока не прячется от Бога и от своего мужа, своей жены — люди счастливы.
— Украинский философ и православный богослов Александр Семёнович Филоненко в одном из интервью как-то сказал, что после самых главных христианских слов «я тебя люблю» следует не менее значимый вопрос: «Что дальше?». А «что дальше»?
— Никто не знает, что дальше. Любовь — это зона риска. В эту зону вступает Бог, когда, по любви к нам, становится одним из нас, чтобы от нас пострадать. В неё же вступаем и мы, когда выходим из своего одиночества, и произносим эти слова.
— С одной стороны, часто слышишь, что любовь заканчивается тогда, когда возникает желание присвоить объект любви, хищническое чувство. С другой стороны, здоровое собственничество, возможно, в природе мужчины. Как удержать супругу такой баланс между двумя этими полюсами в семейной жизни?
— Я думаю, что не бывает никакого здорового собственничества. Любовь — дар Божий, но она может иметь и болезненные проявления и отклонения. По любви можно и зарезать. Отелло тоже любил, в известном смысле. У отца Алексия Уминского есть замечательная беседа о посте, где он говорит о его глубинном значении — перестать видеть мир и всё, что есть вокруг, в том числе и других людей, как объект своего пожирания. Если человек пожирает другого — отношения вырождаются в блуд, даже если люди состоят в браке. В этом смысле не может быть никакого баланса между полюсами.
Когда человека ревнуют, пытаются ограничить, контролировать — результат обычно бывает противоположным. И если теряется доверие, если один у другого читает почту и SMS, смотрит звонки — обычно это начало конца.
— Есть белорусская песня «Про´стыя сло´вы, про´стыя рэчы» популярнейшей в Беларуси рок-группы «N. R. M.» о счастье посреди обыденности. Ведь и внутри опыта повседневности можно пребывать в непошлой любви, во встрече с Богом. Супругов же, особенно молодожёнов, часто пугают бытом, который может заесть, и пр. Есть рецепт избежания сей напасти?
— Я думаю, быт может быть красивым, даже если денег мало. Мы с женой жили полтора года на одну стипендию, снимая полдома в английской деревне. Так что я знаю, о чём речь. Да, случается то, о чём писал Маяковский:
Мне незачем тебя будить и беспокоить...
Как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчёте и не к чему перечень
взаимных болей бед и обид.
Что же сделать, чтобы этого не случилось? Однажды я задумался об этом, глядя на икону Рождества Богородицы. Ведь икона — это явление невидимого Бога в видимом, материальном мире. Что же мы видим на иконе? Женщину, отдыхающую после родов. Иногда изображается стол с угощением — потому что праздник, и гости. На некоторых иконах изображается служанка, умывающая младенца, которая пробует рукой воду — не холодно ли? не горячо? Иногда изображаются Иоаким и Анна, сидящие вместе и держащие на коленях ребёнка. Это образ того, как Бог является в самых простых вещах. У Арсения Тарковского есть замечательное стихотворение, которое можно считать, по-своему, ответом Маяковскому:
Свиданий наших каждое мгновенье,
Мы праздновали, как богоявленье, —
и затем пишет:
На свете всё преобразилось, даже
Простые вещи — таз, кувшин, — когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твёрдая вода.
Человек, который любит, видит любовь во всём, что вокруг. Когда Спаситель обращает внимание учеников на птиц, на цветы, Он говорит о том же. В дневниках отца Александра Шмемана — это одна из главных тем. «Только отъехал — и вдруг видишь: мокрые, голые ветки, туман, в котором исчезают поля, деревья, дома. Небо. Наступающие сумерки. И всё это говорит какую-то невероятно простую правду... Думаю, смотря на золотые, пронизанные послеобеденным солнцем деревья за окном, на кошку, на идущих из школы детей. Это меня в сто раз больше обращает к Богу, чем все богословские и религиозные разговоры вместе взятые».
— Меня как-то очень по-доброму удивил тост на свадьбе моих друзей: «Чтобы вы сохранили ощущение тайны друг друга на всю жизнь». Это, действительно, предотвратило бы в семейной жизни соблазн привешивать на супруга «ярлыки», «лепить» что-то друг из друга, взаимно пресыщаться. Но возможно ли такое в браке? Или это утопия?
— Я думаю, что один человек всегда остаётся тайной для другого, даже если люди живут вместе много десятилетий. Мы не в состоянии познать до конца ни другого, ни сами себя. Нужно сознавать свою ограниченность в этом отношении и в то же время помнить, что тот, кто рядом с тобой, — образ и подобие Божие, а потому непостижим и непознаваем до конца. Лепить кого-то из мужа, жены или детей — в конечном итоге лишь убедиться в собственном скудоумии.
Я однажды задумался, почему бывает так, что люди друг друга любят — и любить перестают? И разгадку я нашёл в словах Спасителя: По причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф. 24, 12). То есть любовь охладевает, когда умножается беззаконие. И беззаконие это совершается не обязательно под одеялом, и не обязательно это ментальный блуд; просто когда человек живёт в противофазе Божественному закону, он теряет способность любить.
— Брак — это ещё и взаимное оберегание ран друг друга. Как научиться этой трепетности и деликатности по отношению друг к другу, к «странностям» и «уязвимостям» друг друга?
— Многое зависит от воспитания. Чувство такта, уважения прививается в детстве. Вообще, отношение человека к другому зависит о того, что он познал о себе самом. Если человек низок в собственных глазах, то и к другому он едва ли будет уважителен.
— Нужно ли супругам рассказывать о своём прошлом, выкладывать весь свой предыдущий опыт как на ладони, друг перед другом, чтобы быть максимально открытыми друг другу, или это излишнее и не гарантирует открытости?
— Ни в коем случае. Общее правило заключается в том, что тайна исповеди сохраняется не только священником, но и самим человеком. Действовать по анекдотическому принципу «пусть теперь у него голова болит» — неумно и жестоко. Если мы просим не быть введёнными в искушение, зачем в него вводить других? Не нужно никого проверять на крепость, тем более любимого человека.
— Всё чаще говорят о том, что в православии среди пастырства ещё сохраняется тенденция «стыдливого умолчания» тем супружеской близости — есть, возможно, в этом традиционно живучие пережитки неоплатонизма, гностицизма, где всякая телесность считалась сферой постыдного, нечистого, низменного. Но в Писании нет негативного отношения собственно к телу (Ибо не хотим совлечься, но облечься (2 Кор. 5, 4) и пр.). Эту боязнь актуальных тем семейной жизни часто ставят в укор православным как инославные, так и атеисты. В XX веке эта тема разрабатывалась православными мыслителями — Хри`стосом Яннара`сом, митрополитом Антонием Сурожским и пр., но этого действительно недостаточно или проблема надуманная?
— Я думаю, что «стыдливое молчание» — гораздо лучше, чем если священник предлагает себя в роли сексопатолога. Когда человек раскрывает эту сферу жизни перед кем-либо, в том числе перед священником, или же сам священник в неё вторгается, — это очень нездоровый признак. Если действительно есть проблема, и она не надумана — значит, нужно обращаться к специалисту.
— Один из распространённых христианских аргументов против гомосексуализма — невозможность чадородия, что является смыслом брака, согласно позиции сторонников именно такой аргументации. Но тогда возникает вопрос о бездетных парах. Как выйти из этой дилеммы?
— Что касается рождения детей в браке — следует сказать, что в католической церкви смысл брака видится именно в чадородии. Катехизис католической церкви говорит: «Брачный союз, посредством которого мужчина и женщина устанавливают между собой общность всей жизни, по самой природе своей направлен ко благу супругов и к порождению и воспитанию потомства». В католической традиции если между супругами нет брачного общения, то нет и брака. То есть, с точки зрения католика, святой Иоанн Кронштадтский, к примеру, не был женат вовсе. Православное понимание является иным. Отец Владимир Воробьёв писал: «Учение о браке в Новом Завете отличается от ветхозаветного именно тем, что основной смысл брака видится в любви и вечном единстве супругов. Нигде в новозаветных текстах не говорится о деторождении как о цели или как об оправдании брака... Вопрос о том, чьей женой в Царствии Божием будет женщина, имевшая семь мужей на земле, лишён смысла. Сама постановка вопроса, которая исходила из понимания брака как состояния, предназначенного лишь для деторождения, Христом отвергается». Смысл брака — прежде всего в совместном опыте Богопознания и в том, чтобы привести к этому опыту детей, если Бог их даёт.
Что касается слов апостола Павла о том, что жена спасётся через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием (1 Тим. 2, 15), их не следует понимать так, что женщина спасается через биологическое размножение, и чем больше она размножится, тем больше у неё шансов на спасение. И мужчина, и женщина спасаются Христом — верой и любовью, как говорит апостол. Если же женщина — христианка, то для неё рождение и воспитание детей — часть духовного труда, ведущего ко спасению.
Я думаю, что в современном городском контексте правильно относиться к многодетности как к подвигу. Это ключевое слово. За подвиг нельзя агитировать, как нельзя агитировать за монашество или пустынножительство. Характерно, что агитируют за многодетность зачастую или монахи, или те, кто сам многодетным родителем не является. Любой священник знает, что когда человек принимает подвиг выше сил, он надламывается, начинает унывать. Отцу легче, он работает, а мать почти всё время дома. Если хочется спрятаться или убежать, если жизнь становится не в радость — не признак ли это того, что подвиг принят на себя безответственно, без оценки своих физических и духовных сил? Ведь дом нужно строить так, чтобы в него хотелось вернуться, а не так, чтобы из него хотелось сбежать.
Кто дерзнёт сказать, что семьи Иоакима и Анны или Захарии и Елисаветы были неполноценными? Ведь в них был всего один ребёнок. Следует помнить, что качество и количество — не одно и то же. Дух олимпийского соревнования здесь неуместен. Тем не менее, бывают семьи, где много детей, и в каждого вложено много любви и внимания, а бывает — один ребёнок, и растёт, как цветок при дороге, перед гаджетом или компьютером.
Что касается бездетных пар — тут нет универсального ответа. Кто-то принимает бездетность, кто-то усыновляет детей. К нам приводят испанцы детей, усыновлённых в России, чтобы мы занимались с ними русским языком, музыкой, ремёслами. Мы видим, какой это труд — воспитывать чужих детей, многие из которых ещё во чреве искалечены алкоголем или наркотиками. Это тяжёлый труд, и он не для каждого.