В нашем городе — тридцать лет назад — было несколько магазинов игрушек. Отделы игрушек, конечно, были почти во всех магазинах культтоваров и промтоваров, в универмагах, но таких чудесных мест, где, кроме игрушек, не было ничего другого, даже конфет, было совсем мало. Наверное, по одному в каждом районе. А «Детский мир» — огромный магазин, в котором всё было только для детей: игрушки, обувь, одежда, книги — был только один. Эта лавка чудес стояла в самом центре города, в двух шагах от «белого дома»; архитектор и строители, наверное, хорошо понимали значение такого магазина.
Выбор игрушек в ту пору был невелик, самые желанные игрушки надо было долго искать или ждать, но это только дополняло тот ореол таинственности и волшебства, который окружал игрушки. Их надо было добывать, преодолевая препятствия и прилагая усилия, подобно тому, как сказочные герои добывали разнообразные элементы своего сказочного счастья — алые цветки, свет-зеркальца, молодильные яблоки и жар-птиц. Нынешняя доступность игрушек, их доступность и повсеместность — как доступность и повсеместность всего: хорошего и плохого, дозволенного и запрещённого, полезного и вредного, чего угодно и не угодно, — лишает игрушки любых ореолов, всех оттенков праздничности и отблесков волшебства. Всё смешалось, все категории спутались, всё слилось в одну огромную, растущую, ползущую во все стороны кучу мусора. Теперь уже не заподозришь вмешательство чуда в происхождение игрушек — вне всяких сомнений, они привезены из Китая...
В «Детском мире» был отдел, в котором продавались различные материалы, детали и инструменты для конструирования и моделирования. До сих пор помню бензиновый авиадвигатель — размером с детский кулак, однако настоящий, способный поднять в воздух небольшой самолёт.
Ещё в этом отделе хранился целый штабель длинных узких деревянных коробок. Это были наборы деталей для сборки планеров. На фанерных крышках красовались легкокрылые самолётики, парящие в голубом небе. Внутри лежали рейки, планки, пергамент, клей, — всё, что нужно, чтобы собрать и запустить свой собственный летательный аппарат. Стоили эти наборы довольно дорого, купить самому такую вещь мне было не по силам. Но даже долгое созерцание светлых продолговатых коробок, пахнущих сосной, было радостным, обещающим, обнадёживающим.
И вот однажды дедушка подарил мне такой набор. Коробка оказалась неожиданно тяжёлой, а деталей внутри было непредсказуемо много. Инструкция выглядела головоломкой. Но это только подхлёстывало острое, непреодолимое желание собрать — сейчас, немедленно — мой планер.
Работа оказалась кропотливой. Даже слишком кропотливой. Все деревянные детали необходимо было отшлифовать, а фанерные и картонные сначала нарисовать, а потом аккуратно вырезать. Множество деталей были абсолютно одинаковой формы, отличались только размерами — чуть-чуть, ровно настолько, чтобы их было легко перепутать. После долгих попыток я наконец собрал нечто, напоминающее скелет птицы с двухметровым размахом крыльев. Похоже, птица эта разбилась, упав с большой высоты. Между моим планером и таинственной инструкцией было мало общего, а на рисунок на крышке коробки — легкокрылый самолёт в голубом эмалевом небе — моё изделие и вовсе не было похоже.
Стиснув зубы, я начал разбирать планер. Эта работа оказалась ещё кропотливее, ещё сложнее, требовала ещё больших усилий. Местами клей засох намертво, и разделить неправильно соединённые части было уже невозможно. Мой планер разбился, так и не поднявшись в небо. Я чувствовал, как по лицу текут злые горячие слёзы. Я ненавидел неподатливую древесину, непрочную бумагу, непонятную инструкцию, подлый клей, коварного конструктора, щедрого дедушку, «Детский мир», авиацию и небо. Это была ловушка. Меня поманили мечтой, мне её практически удалось поймать, схватить за хвост, но в последний момент, когда радость и счастье уже начали вливаться в мою душу широким потоком, всё вдруг рассыпалось, превратилось в хлам, обломки, мусор. Меня обманули, обвели вокруг пальца — жестоко, безжалостно, без всякого снисхождения к моему детству, без скидки на мою беззащитность и мечтательность...
Жаркая, красного цвета волна нахлынула на меня — и в следующий миг я уже топтал недостроенный планер ногами, изливая в судорожных движениях свою обиду, своё разочарование. На шум сбежались взрослые. Дедушка смотрел на меня так, словно увидел впервые.
Он заблуждался на мой счёт. И я заблуждался на свой счёт. А Тот, Кто знал правду, молчал до поры до времени.
А позже говорить что-то уже не было никакой необходимости. Таких планеров было ещё много — все они, недостроенные, изломанные и растоптанные, были брошены мной где-то позади, оплаканы, забыты, променяны на какие-то другие мечты, которые — это уже было ясно — ждала такая же участь.
...А там, в небе, подёрнутом перистыми облачками, так похожем на рентгеновский снимок чистых, здоровых лёгких, уже парят чьи-то планеры.