Коллекции бывают разные: кто-то десятки лет бережно собирает марки, с гордостью демонстрируя знатокам «негашёную, в энном году выпущенную к юбилею тиражом всего лишь в несколько сотен», кто-то собирает посуду и мебель эпохи Людовика XIV. Но наша история не про страстного коллекционера, скорее, про спасателя уникальных вещей, которые дороги сердцу лишь посвящённого.
Так уже сложилось, что владыка Иона — знаток церковного искусства и любитель старины, он никогда не охотился за ценным антиквариатом, но не мог пройти мимо старинных потиров и лампад, которые использовались в самом лучшем случае как украшение. Владык а умеет находить старинные вещи, лечить, вдыхать в них вторуюжизнь и возвращать в храм. А иногда вещи сами находят его, видать, чувствуют, что попадут в спасительный ковчег, где сохранятся для потомков. Сегодня для всех читателей «Отрока» владыка рассказывает о некоторых вещах, осевших в его коллекции, ценных своей уникальной историей.
№ 1 Посох священномученика Владимира (Богоявленского)
На мою архиерейскую хиротонию несколько друзей нашего монастыря сделали очень трогательные подарки. Одним из них была вещь, которая мне очень дорога, — это посох священномученика Владимира (Богоявленского). Его подарил мне прихожанин, известный киевский антиквар Фёдор Зернецкий. Фёдор в своё время воцерковился после того, как получил благодатную помощь от нашего преподобного Ионы.
После хиротонии он вручил мне подарок — это был старинный посох. На этом посохе, во-первых, на набалдашнике выгравированы Всевидящее Око и буква «В» и, во-вторых, на самом древке монограмма — три буквы «МВБ». Людей «пользовавшихся такой монограммой» было не так и много. До революции в Русской Церкви было всего три митрополита — Санкт-Петербургский, Московский и Киевский. Но с инициалами «МВБ» был только один человек — митрополит Владимир (Богоявленский), которого называли всероссийским митрополитом, потому что он последовательно занимал три митрополичьи кафедры: вначале Московскую, затем Санкт-Петербургскую, а потом и Киевскую. Именно на Киевской кафедре он стал первым из епископов, которые пострадали в годы гонений за веру Христову. Вот этот посох передавался из рук в руки в духовной среде, и последним местом пребывания была священническая семья. После смерти главы семьи какие-то вещи были родственниками проданы. Фёдор, узнав об этом, сумел выкупить святыню и подарить мне её в день, столь памятный для меня.
№ 2 Икона святителя Амвросия Медиоланского
Икона попала в мои руки при достаточно интересных обстоятельствах. Это случилось много лет назад, в Киеве умер один пожилой священник, и к настоятелю нашего монастыря отцу Агапиту (ныне митрополит Могилёв-Подольский и Шаргородский — прим. ред.) обратился сын умершего с предложением купить для монастыря оставшуюся от батюшки церковную утварь. И мы с отцом Агапитом поехали смотреть. Утвари действительно было очень много, видимо, священник был любителем и собирателем святынь. У него были в идеальном состоянии Четьи Минеи лаврской печати, полный комплект богослужебных книг в хорошей сохранности, много икон, церковной утвари. Практически вся комната была заставлена коробками с тем, что выставлялось на продажу, но сын священника предлагал купить все вещи сразу и назвал цену, огромную для середины 90-х годов сумму, — тысяч пять долларов. По сравнению с нынешними ценами это, наверное, тысяч пятьдесят или шестьдесят, а то и больше. Деньги для монастыря, который только возрождался, были совершенно заоблачные. Но мы всё равно с любопытством рассматривали всё, что было.
Вдруг я заметил интересную вещь — деревянный дубовый футляр со створками, раскрыл и увидел икону очень хорошего, почти нестеровского, письма. Было видно, что она написана смело, корпусными мазками, явно не производства какой-то артели, а, скорее всего, хорошего мастера. Я заинтересовался и захотел вынуть её из складня, потому что такие иконы часто бывают подписными. Скорее всего, это индивидуальный заказ, и вполне может быть, что была подпись художника или какая-то дарственная надпись, я искал историческую зацепку. Когда я достал эту икону из футляра, надписи на ней никакой не оказалось, но я обнаружил сложенную шёлковую ткань бордового цвета. Стал разворачивать, и оказалось, что здесь находится антиминс. Причём антиминс, освящённый для так называемого «катакомбного служения», не напечатанный в типографии, как в благополучные времена, а нарисованный тушью и освящённый по благословению Экзарха Украины митрополита Михаила (Ермакова) священномучеником Макарием (Кармазиным) (он тогда был управляющим Киевской епархии, когда митрополит Михаил был в заключении). Догадываюсь, что священномученик Михаил освящал антиминсы для тех священников, которые уже лишились храмов и служили где-то в домах. Я думаю, что такие антиминсы делались массово; у меня есть два подобных антиминса. Очевидно, была большая потребность в антиминсе для служения на всяком удобном месте. Антиминс — это как паспорт храма, свидетельство о том, что архиерей благословляет совершать Божественную литургию в каком-то конкретном храме. Здесь же, на этом плате, не указано, в каком храме разрешено священнодействовать, написано: «Для священнодействования», всё, точка. Таким образом, я понял, что у меня в руках свидетельство истории, напоминание о мужестве новомучеников, которые, скрываясь от властей, совершали своё нелёгкое и героическое пастырское служение.
И вот, увидев эту святыню, я сразу же сказал продавцу, что это антиминс и что он должен быть только в храме. Сын священника был не особо воцерковлённый, как это, к сожалению, случается, но остатки благоговения у него всё же сохранились: «Да-да, забирайте, забирайте!» — и стал доставать плат из киота с иконой. Подумал пару секунд: «Нет, вы и икону забирайте, пускай всё будет вместе». Вот такая история спасения антиминса. Этот же человек передал и часть иконы из Успенского собора Киево-Печерской лавры, которая находится у нас в храме. Эта икона была найдена в 1941 году на развалинах Успенского собора после взрыва братом почившего священника, лаврским иеромонахом Нестором. Когда он умер, она досталась его брату, а после попала к нам в обитель.
№ 3 Антиминс, освящённый святителем Иоасафом Белгородским
Антиминс, как я уже рассказывал, даётся для священнослужения в конкретном храме и освящается обычно правящим архиереем. На практике антиминсы часто остаются в храме и после того, как сменился архиерей (конечно, в храмах, где священник аккуратный). Плат может испортиться из-за небрежности — каплей воска, например. Приходится их менять из-за того, что по правилам Церкви антиминс чистить нельзя, его можно только сжечь. В настольной книге священнослужителя дореволюционного издания есть вопрос: «Если антиминс запачкался, можно ли его каким-то образом стирать?». В ответе святителя Филарета (Дроздова) сказано, что его стирать нельзя потому, что «этим антиминсу наносится ещё большее оскорбление». Этот экземпляр был подарен мне священником, который когда-то был секретарём одной из украинских епархий. Надо сказать, что в каждом епархиальном управлении хранятся старые антиминсы. Архиерей совершает священнодействия в разных храмах и, если видит, что плат уже достаточно грязный, благословляет сдать старый антиминс в епархиальное управление и взамен выдаёт новый. Литургия Церкви должна совершаться обязательно на мощах мучеников, это первохристианская традиция, когда христианские собрания совершали литургию на гробах мучеников. Понятно, что целых мощей мучеников на все храмы не наберёшь, только в Украине больше двенадцати тысяч храмов. В антиминс обычно вкладывается часть мощей мучеников. Так как богослужение на «списанных платах» уже не совершается, мощи из них извлекают. Старые антиминсы лежат где-то в учинённом благопристойном месте. Зная мою любовь к истории, друг-священник отдал мне несколько старых антиминсов, один из них освящён святителем Иоасафом Белгородским. Сохранилась подпись самого святителя Иоасафа. Редкий случай, когда мы можем видеть сохранившийся автограф святого.
№ 4 Миниатюра преподобного Ионы Киевского
В очередной День рождения меня порадовал мой друг инок Василий, человек талантливый и способный, он очень хорош как график и иллюстратор, как иконописец и резчик. Отец Василий сделал маленький, но очень трогательный подарок — вырезал из дерева и раскрасил изображение преподобного Ионы. Само по себе изображение очень хорошее, но умиляет, что оно очень миниатюрное, однако это не помешало мастеру передать молитвенную и духовную сосредоточенность преподобного. Такая скульптура сделана по мотивам известных до революции деревянных изваяний преподобного Нила Столобенского, который часто изображался полусидящим, опёршимся на костыли, с потупленным взором и в молитвенном сосредоточении. Это не точная реплика, а творческая переработка образа.
№ 5 Портрет преподобного Ионы
Много лет назад мне случилось попасть в приёмную настоятельницы Вознесенского Флоровского монастыря игуменьи Антонии. Матушка Антония пришла в монастырь ещё совсем молодой, практически выросла во Флоровском монастыре, пережила гонения и уже много лет возглавляет древнейшую киевскую обитель. Попав в приёмную игуменьи, я увидел на стене большой портрет основателя нашего монастыря преподобного Ионы, достаточно узнаваемое изображение, очень близкое к известной прижизненной фотографии святого. Надо сказать, что преподобный Иона практически никогда не фотографировался. Дошло всего несколько его фотографий, и то практически все они сделаны, как сейчас говорят, «папарацци», его сфотографировали не в студии, а прямо на улице, например, есть кадр, где он стоит, опустив глаза, на фоне каких-то строений. На всех фото преподобный запечатлён с опущенными глазами, потому что святой по смирению считал, что смотреть в глаза собеседнику не по-монашески. На одной фотографии он изображён во весь рост, подпоясанным какой-то верёвочкой. Известна история появления этой фотографии, мне рассказал человек, который общался со старыми монахами Ионинского монастыря: преподобный Иона был снят на улице в то время, когда вышел за дровами, а чтобы не нести в руках верёвку, он подпоясался ею и направился к дровяному сараю.
На портрете как раз и воспроизведена эта фотография. Я увидел портрет и замер. Признаюсь честно, мне хотелось сразу попросить его, но я не дерзнул. Со временем я всё же попросил сестёр обители, которые чаще общаются с матушкой игуменьей, чтобы они как-то деликатно узнали, насколько возможно возвращение портрета в родную обитель. Матушка, как настоящая монахиня, сразу ответила: «Это достояние Ионинского монастыря. Портрет должен быть возвращён». Не пришлось ни уговаривать, ни объяснять, ни аргументировать, потому что она, как монах со стажем, понимала, как должно быть правильно.
Когда портрет попал к нам, в процессе реставрации выяснилось, что написан он художником Вигуровым. Известно, что Вигуров был одним из тех мастеров, которые расписывали Троицкий храм нашего монастыря в конце XIX века. Портрет написан по мотивам фотографии, и несложно догадаться: если преподобный не любил фотографироваться, то и не согласился бы никогда позировать для портрета. Но художник знал лично преподобного Иону и привнёс в портрет те черты, которые запомнились после общения с нашим великим старцем. Портрет, слава Богу, сохранился практически идеально, пришлось только чуть-чуть укрепить в нескольких местах осыпи, сохранилась родная рама и внизу портрета надпись: «Настоятель общежительного Свято-Троицкого монастыря архимандрит Иона». Вот такая история портрета нашего великого преподобного Ионы.
№ 6 Крестильный ящик
Ещё у меня есть удивительная вещь — это крестильный ящик, который принадлежал святителю Иоанну Шанхайскому. Во время визита в США я познакомился с ключарём собора в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» в Сан-Франциско, с отцом Петром. Отец Пётр с большой любовью относится к поддержанию благолепия храма и увековеченью памяти о святителе Иоанне. Будучи замечательным фотографом, он публикует удивительные фоторепортажи о церковной жизни русской Америки, в частности, у него есть уникальный фоторепортаж о переоблачении мощей святителя Иоанна Шанхайского. У нас установились дружеские отношения, мы близкие родственные души, потому что очень любим церковное благолепие и по мере сил стараемся эту любовь реализовать каждый в своём храме. Зная о моей любви к святителю Иоанну Шанхайскому, этому величайшему чудотворцу, отец Пётр передал в подарок святыню. С виду — невзрачная коробка, обтянутая коленкором, когда я открыл её — остолбенел, внутри коробочки надпись: «Дорогому владыке от воспитанников приюта святителя Тихона Задонского». Святитель был основателем приюта в честь Тихона Задонского, где воспитывались дети русских эмигрантов, дети, которые попали в беду, лишились родителей, но они были окружены отеческой, очень трогательной, любовью святителя Иоанна Шанхайского. И вот передо мной крестильный ящик, который был сделан руками этих детей. А может, заказан где-то в одной из американских мастерских. Такой душевный подарок и проявление любви к своему дорогому архипастырю. До сих пор не могу поверить, что такая святыня находится в моих руках: не серебряный, без каких-либо украшений, а простой деревянный ящик, обтянутый дерматином, но бесконечно дорогой из-за того, что к нему прикасались руки величайшего святителя XX века.
№ 7 Посох геронды Григория
Наш монастырь дружит с монастырём Дохиар на Святой Горе Афон. Эту дружбу можно назвать игрой в одни ворота, потому что в основном мы стремимся воспринять от того духовного сияния, которое имеет настоятель этого монастыря архимандрит Григорий. Геронда — личность совершенно уникальная, о нём можно смело сказать, что он един от древних, это человек, который стремится жить так, как жили первые египетские монахи, и создать условия, чтобы в его монастыре братия жила как подвижники первых веков. Старец Григорий — человек уже в возрасте, давно страдает сахарным диабетом и связанным с ним целым букетом болезней. Но при этом он совершенно мужественно присутствует на каждом богослужении. Когда чувствует себя плохо, геронда вообще физически не может встать. Но до сих пор присутствует на тех работах, которые совершает братия. Буквально ещё лет пять назад он сам таскал камни и делал кладку, работал наравне с молодыми монахами, зачастую даже активнее, чем они. Сейчас геронда уже ветхий и ходит в сопровождении кого-то из монахов, а при ходьбе всегда пользуется палочкой. И вот когда я в очередной раз был в Дохиаре, взял у геронды Григория благословения сходить в близлежащий монастырь. Он доброжелательно ответил: «Бог благословит, счастливой дороги! Обязательно нужно взять с собой палку!» Я удивился: «Зачем нужно палку?» — «Нужно непременно! Старые монахи ходили всегда по горам с палочкой, просто необходимо взять палочку». Я растерянно сказал: «Но у меня нет никакой палки...» Тут геронда обратился к одному монаху: «Пойди ко мне в келью, у меня там, в углу, стоят палки, принеси какую-нибудь из них». Монах принёс какую-то палку, геронда обратился ко мне: «Вот тебе палка, пускай останется на память». Тут я набрался наглости и попросил: «А можно вот эту, с которой вы всё время ходите?» Он совершенно спокойно забирает ту, которую хотел подарить, а мне протягивает свою старую, бывалую палочку, с которой исходил все тропки вокруг монастыря. Совершенно безропотно, с большой радостью и любовью. Как благословение привёз я её в Киев. Дохиарские монахи очень удивлялись, что геронда отдал свою любимую палку, было пару случаев, когда он её где-то забывал и очень переживал: «Где моя палка, я где-то оставил, найдите мне её...» Вот так он показал свою любовь и пример полного нестяжания.