У многих есть в жизни такая вот Зиночка. И если кажется, что пропасть велика и даже дна не видно, дочитайте до конца эту историю. Возможно, и нас отделяет от абсолютной радости лишь один шаг.
В конце прошлого года я познакомилась с девушкой. Совершенно случайно, прямо на улице. Непонятно, откуда она шла и куда. Мы разговорились, и я узнала, что ей девятнадцать. Мамы нет. Жизни тоже особо нет, одно сплошное выживание...
Охваченная порывом, я пригласила её в наш дом. И ровно за день до наступления нового года Зина поселилась в нашей квартире.
О том, чтобы взять из приюта ребёнка, я думала всё последнее время. Поэтому то, что случилось, стало для меня хоть и чем-то совершенно немыслимым, но одновременно и самой настоящей реальностью. Моя потребность в этом человеке была не меньше, чем её — во мне. А если быть честной, то думаю, что и больше. Но, несмотря на это, Зина прожила у нас лишь два месяца. И выглядело это примерно так.
Весь порыв у меня иссяк ровно на третий день. Когда, приехав домой, я обнаружила на кухне гору посуды, забившуюся раковину и грязную комнату нашей гостьи. Затем он иссяк ещё раз, когда я поняла, что девушка эта не чувствует благодарности, не собирается ко мне прислушиваться и абсолютно не умеет следить за чистотой. Ну а затем он иссякал ещё раз, и ещё, и ещё...
Жизнь с Зиной представляла из себя ежедневную борьбу, в которой я постоянно натыкалась на Зинино упрямство, собственное бессилие и океан раздражения. Мне страшно хотелось помочь ей, но ничего не работало — ни один мой способ. По-моему, слова вообще не долетали до её ума и сердца. Как ни старалась, я не становилась для неё авторитетом. Например, мне казалось очевидным, что, очутившись там, где можно перевести дух, стоит наконец подумать о будущем и хоть как-то наметить перспективу. Но очевидным это было только для меня.
Мы разговаривали с ней вечера напролёт. О деньгах, заработке, ответственности. О семье и детях. Да много о чём. И, пожалуй, это было лучшее, что у меня получалось делать для неё в те два месяца.
Я пребывала в полной растерянности. Мои попытки помочь ей были движением вслепую. О любви говорить и вовсе не приходилось: её попросту не было. Один только мрачный эксперимент и корявая репетиция того, чтобы стать кому-то мамой...
Говорить о Зине людям вокруг я боялась. А когда заговаривала, как правило, натыкалась именно на то, чего опасалась: бурную реакцию удивления, осуждения или недоверия. Я благодарна каждому, кто поддержал меня тогда. Как и тем, кто не поддержал.
Каждый новый человек задавал вопросы, которые я и сама себе задавала. Благодаря этому моя голова всё больше включалась, и я спускалась с небес на землю. Так, мы сдали некоторые анализы, я вышла на людей, знающих Зину дольше меня, а также провела с ней не одну долгую беседу, в ходе чего много всего о ней выяснила.
Её пребывание у нас казалось всё более тупиковым путём. Тупиковость эта сводилась к нескольким вещам: всенарастающему беспорядку в квартире, пассивности Зины, а главное — полной невозможности душевно соприкоснуться. Наша разность была такой ощутимой, что любая надежда прийти к взаимопониманию таяла просто на глазах.
Я стала всё больше осознавать, насколько возможности каждого из нас ограничены. Она не способна взять то, что я могу ей дать. Я же не способна дать ей то, что ей нужно. Более того, я не знала, что ей нужно. Как не знаю этого до сих пор.
Смысл происходящего рассеивался, по мере чего у меня опускались руки. Всё закончилось в один вечер, когда муж заявил, что со всем этим «пора завязывать». Сопротивляться было бессмысленно: я видела ситуацию не менее безнадёжной. Поэтому на следующий день попросила Зину искать себе новое жильё, а ещё через 10 дней помогла ей погрузить вещи в машину.
Так история жизни Зины у нас закончилась.
***
Я долго «переваривала» случившееся: всё это очень явно расставило внутри меня многие точки. Опыт оказался ценнее любых мыслей, фантазий и представлений о том, как это — впустить в свой мир иного, нового для тебя человека. Я увидела, где проходит граница моей любви к человечеству. Оказалось, что очень близко.
Первое время Зина приходила к нам каждый день. Затем раз в неделю. А потом пропала. У меня по этому поводу не было никаких чувств — полное безразличие. Я оглядывалась и сама себе удивлялась. А ведь кто-то думал, что мой поступок велик! Хуже того: я и сама порой так думала...
Это большая западня. Отчасти потому я и пишу всё это, чтобы не попасть в неё сейчас или ещё когда-нибудь. От истинной добродетели, которая могла бы стоять за всем, до того, что действительно за всем стояло, — такая глубокая пропасть, что не видно дна...
***
Пару дней назад раздался звонок. Зина спросила, может ли она прийти, чтобы постирать вещи. И вскоре появилась на пороге с огромным баулом за спиной. Грязная одежда со специфическим неприятным запахом оказалась в нашей ванной. От этого внутри всё просто сжималось, хотелось отвернуться. Соответствующим образом была одета и сама Зина. Волосы, закрученные в небольшой хвост, были давно не мыты, посечены и неопрятны. Они всегда предательски выдавали её реальное положение дел...
Уставшая и бледная, она сидела на кухне и «рисовала» невообразимые картинки будущего, полные мечтаний, которым, скорее всего, никогда не сбыться. Я слушала, недоумевала и молчала. Это был почти занавес.
И вдруг мне пришла в голову мысль. Простая, случайная, ничего не обещающая. «Зина, я иду выгуливать собаку. Пойдём вместе!»
На улице она болтала, а я слушала. «Что я делаю с этим человеком, если всё равно ничего не могу ей дать?» — думалось мне, пока она говорила. А потом мой внутренний голос притих, а ответ вдруг пришёл сам собой: «Я просто нахожусь с ней рядом, и этого достаточно».
Это было так просто и совсем необъяснимо. Наверное, весь секрет в том, чтобы сделать шаг навстречу. Не ради чего-то, а просто так. Без попытки искать логику, потому что её всё равно нет. Без потребности доказывать свою правоту или оголять чью-то нелепость. Всего лишь быть рядом с человеком, ничего не предлагая, не навязывая себя. Просто быть с ним.
Сейчас я знаю, что это один из лепестков цветка, который мы называем открытым сердцем. Невозможно открыть сердце, долго раздумывая. Как и невозможно сделать это натужно, отчаянно стараясь. Этот момент так неуловим, что узнать о нём можно лишь по особой энергии, которая озаряет тебя, когда искренне хочешь сделать что-то для другого. По-настоящему для другого, не для себя.
...Мы шли по зелёной траве, как вдруг я сказала: «Зиночка, тебе нужно помыть голову». Эта мысль была такой живой, что я почувствовала её всем своим существом. У нас в доме не было горячей воды, и я уже тогда знала, что буду помогать ей. Так же, как знала, что она согласится, хотя упряма и редко со мной соглашается.
Спустя время я лила тёплую воду на её голову, а она, склонившись над ванной, мыла свои волосы. Впервые за долгое время между нами было что-то о любви. По мере того, как с её волос стекала тёмная, а потом белая пена, моя душа всё глубже ощущала счастье. Чистая радость так же смывала с моей души мусор, как вода уносила грязь с Зининых волос...
Через несколько минут я достала из шкафа новое платье. Я знала, что достану его, ещё в тот момент, на траве, когда счастье постучало ко мне в сердце. Мне очень хотелось, чтобы Зина это платье надела. И когда она в нём вышла из комнаты, мы обе остановились у огромного зеркала, потеряв дар речи. Она долго смотрела на своё отражение, а я глядела на неё и по-настоящему волновалась.
«Не могу поверить, я ли это...» — сказала Зина едва слышно. И впервые за то время, что её знаю, я почувствовала, что по-настоящему дала ей что-то, а она смогла это принять.
Безусловное, чистое счастье, как мне кажется, всегда рядом с моментом, когда мы в любви отдаём. Когда в миллиметре нашей длинной-длинной нити жизни вдруг случается эта вспышка, и всё меняется. Почти по волшебству очень простые вещи становятся глубоко важными, способными впечатываться в чью-то линию жизни, трансформировать её и изменять.
«Люди не меняются, — говорили мне многие из тех, кто узнавал о Зине. — Ты ничего не сможешь сделать». Я соглашалась с ними. Без лукавства. Каждый день. Соглашалась в опыте своей жизни, когда мои руки бессильно опускались.
А сегодня вечером перед тем, как уйти, Зина обняла меня... Искренне. В порыве. В те несколько секунд, что мы стояли, обнявшись, у входной двери, я с удивлением осознала, что словила за хвост единственный рецепт, по которому что-то, по всем законам невозможное, становится возможным.
И в ту же секунду я ощутила, что абсолютно счастлива...