Философы всё чаще говорят об атрофии у современного человека способности надеяться. Со своей чередой гуманитарных и техногенных катастроф XX век прошёл под знаком разочарований и деконструкций. Философ Петер Слотердайк пишет: «Конец XX века возносит на гребень волны негативный футуризм. Возможность самого скверного уже учтена, ему осталось „всего лишь“ случиться». Можно ли назвать ожидание худшего «негативной надеждой», не оксюморон ли это? И что есть надежда вообще в современном мире?
Над входом в Дантов ад значилось: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Эти же слова издевательски написали нацисты на воротах концлагеря Маутхаузен. Маховик концентрационных лагерей удалось остановить, но надежда, кажется, исчезла из системы ценностей современного человека.
«Оставь надежду и живи». Почему? Потому что она теперь воспринимается как проявление малодушия, слабой позиции утописта-идеалиста, его инфантильности, нетрезвости. «Надежда всегда мешает увидеть то, что на самом деле», — говорил Мераб Мамардашвили. Вспомним «слепой» оптимизм и энтузиазм революционеров, и к каким последствиям он привёл после 1917 года...
Но христианство, перефразируя митрополита Антония Сурожского, «реалистично до конца», «зрячее». Как же возможна надежда при условии сохранения трезвости рассудка и сердца? На мой взгляд, разговор о надежде можно попытаться вести, отвечая на два вопроса: как найти основание своей надежде, и возможно ли дарить надежду другому?
***
Прежде чем начать искать ответы на эти вопросы, хочется вспомнить одну историю.
В 1757 году потерпело кораблекрушение маленькое шотландское китобойное судно «Анна Фобс», которое оказалось буквально зажато арктическими льдами. Погибли все члены команды, кроме боцмана Брюса Гордона. Мужчина не растерялся и сумел выжить в, казалось бы, нечеловеческих условиях. Для этого ему пришлось забаррикадироваться в уцелевших обломках корабля, чтобы защитить себя от белых медведей. Рискуя провалиться под лёд, он отыскал корабельные запасы галет для пропитания, одежду, инструменты, бочонок рома. Для освещения использовал оставшиеся запасы китового жира. Но запах китовых туш привлекал белых медведей, поэтому приходилось постоянно придумывать, как их отгонять.
Однажды Брюс пережил нападение медведицы. Зверь в результате был убит, но остался сиротой маленький медвежонок. Мужчине стало жаль малыша, жалобно скулившего в поисках матери и еды. Дрессировка медвежонка, который стал совсем ручным, перечитывание единственной сохранившейся книги, разговоры вслух с самим собой, сон на протяжении суток — вот что помогало человеку сохранять здравый рассудок в течение двух лет такой «робинзониады».
Брюс подозревал, что со временем его льдина с убежищем может отколоться, поэтому сделал запасной вариант жилья: прорубил рядом во льду пещеру, куда перетащил часть пожитков. Однажды льдина действительно откололась, но неожиданно для себя наш герой рискнул и догнал уносящуюся льдину. Так на плоту из льда началось его новое путешествие в неизвестность.
Через время он оказался у берегов Гренландии, где его подобрали охотники из маленькой деревушки-общины. Там он прожил ещё четыре года, так как не было ни одного подходящего судна, чтобы доставить его домой, на Большую землю. И тогда Брюс вновь проявил отчаянную волю, рискнув добраться на маленькой лодке к китобойным судам, которые, вероятнее всего, промышляли на расстоянии 150 миль южнее. И вновь мужчине повезло, и после долгого, утомительного путешествия с периодическими остановками на безлюдном побережье его подобрали моряки-норвежцы. Так спустя шесть лет Брюс Гордон вновь попал в родную Шотландию.
Что поддерживало его все эти годы? По его собственным воспоминаниям, вера в Бога и надежда на встречу с семьёй.
***
История эта очень показательна. Надежда не имеет ничего общего ни с оптимизмом, ни с пессимизмом, так как всегда связана с риском. Один из настоящих апологетов надежды в XX веке, предложивший «теологию надежды», западнохристианский мыслитель Юрген Мольтман писал: «Часто надежда представляет собой оптимизм или смелость в форме приказа: „надеяться и не отчаиваться“. В действительности же надежда — редкий дар. В реальной надежде человек не бежит от невыносимых тягот настоящего в утешительное лучшее будущее, а привносит иное, человечное будущее в своё настоящее и уже живёт им <...> Надежда делает его готовым выйти из себя и в любви стать рядом с другим человеком».
Оптимизм всегда устремляется в светлое земное будущее, он не допускает возможности случайного, нового. Таким образом, парадоксально, но оптимизм и пессимизм являются, по сути, формой одного мировосприятия — детерминированного. Показательно, что одни из первых в истории мыслителей, которые высказали идеи, обесценивающие надежду, были стоики. «Желающего судьба ведёт, нежелающего — тащит», — находим у фаталиста Сенеки. В таком «запрограммированном» мире нет места надежде, личной ответственности человека за мироздание, которая, тем не менее, известна православию. Надежда требует внутренней свободы и мужества, так как никогда нет уверенности ни в плохом, ни в хорошем финале.
***
Отчаяние всегда связано с обессмысливанием собственного существования, в то время как надежда, напротив, — с обретением смысла. Но как найти смысл существования безнадёжно больному или умирающему от истощения?
Этим вопросом в своё время задался и Виктор Франкл, психолог, переживший годы заключения в нацистских концлагерях. Франкл обратил внимание на парадокс: выживание в лагерных условиях часто вовсе не зависело от физических данных, здоровья, даже способности постоять за себя. Жизнь человеку сохраняло нечто другое — смысл.
«Вся сложность в том, что вопрос о смысле жизни должен быть поставлен иначе. <...> Дело не в том, чего мы ждём от жизни, а в том, чего она ждёт от нас. Говоря философски, тут необходим своего рода коперниканский переворот: мы должны не спрашивать о смысле жизни, а понять, что этот вопрос обращён к нам. Ежедневно и ежечасно жизнь ставит вопросы, и мы должны на них отвечать — не разговорами или размышлениями, а действием, правильным поведением. Ведь жить — в конечном счёте, значит нести ответственность за правильное выполнение тех задач, которые жизнь ставит перед каждым...»
Смыслом существования для обитателей лагеря были самые различные вещи. Например, для одного узника таким смыслом стал его личный с Богом «завет», который он заключил внутренне в самом начале своего ареста: пусть любые его страдания и его смерть станут той ценой, которую он платит за то, чтобы смерть любимого человека стала лёгкой...
Для самого Виктора Франкла смыслом была надежда на встречу с любимой женой и семьёй и психологическая поддержка других узников.
***
Как можно подарить надежду, можно ли ею поделиться? Ответить я попытаюсь через призму двух очень запоминающихся историй.
В своё время меня поразил фильм Агнешки Холланд «В темноте» (2011). В основу киноленты положена реальная история выживания евреев, скрывающихся от гестапо во львовской канализации. В ленте есть свои исторические неточности-детали, но для нашей темы важен главный персонаж — Леопольд Соха.
Первые 15–20 минут фильма вызывают лишь отторжение и требуют больших усилий, чтобы продолжить просмотр. Это чувство отторжения к происходящему с главным героем на экране в начале картины словно и было задачей режиссёра. Зритель видит ушлого львовского смотрителя канализаций Леопольда Соху, который, воспользовавшись хаосом в оккупированном нацистами городе, занимается мародёрством, проникая в опустевшие еврейские дома через канализационные люки.
Во время одной из таких «ходок» оказывается, что в квартире прячутся несколько еврейских семей. Их арест — лишь вопрос времени, так как нацисты осуществляют регулярные рейды-проверки. И вот проворный Леопольд предлагает несчастным семьям сделку: он проведёт их в канализацию, где можно будет скрываться, а они за это ежедневно будут ему платить.
Так начинается история мытарств людей в зловонном подземном тоннеле. На каком-то этапе деньги заканчиваются, платить за доставленную Леопольдом еду и воду больше нечем. Но общение с этими несчастными незаметно меняет Соху: он чувствует себя ответственным за судьбу людей, для которых оказался единственной надеждой. Их доверие словно вернуло Леопольду человечность, и в дальнейшем он с женой, рискуя собственными жизнями, уже бесплатно помогали евреям — вплоть до освобождения Львова.
Но, к сожалению, бывает иначе. Весной 2017 года новостные сводки сообщили о трагическом происшествии в Киеве. Женщина выбросила мужа-инвалида из окна восьмого этажа. Три года она ухаживала за ним, парализованным после инсульта. Каждые два часа его нужно было кормить через зонд, переворачивать, чтобы не было пролежней. При этом женщина работала уборщицей на двух работах. В итоге нервы сдали и случилось непоправимое. Только по стечению обстоятельств проходившие мимо люди заметили несчастную в окне и сумели уберечь её от суицида...
Возможно, измученная женщина не выдержала не столько трудностей, сколько разочарования в себе, встречи с собственной слабостью. Ведь, как писал Виктор Франкл, одним из самых сложных моментов лагерной жизни были даже не лишения, издевательства надзирателей и нападки сокамерников, а встреча с собственной неожиданной агрессивностью и озлобленностью...
***
«Опыт показывает, что мы можем одарить других только тем доверием, которое способны оказать себе, той любовью, которую можем дать себе, и так далее. Мы можем дать только то, что у нас есть», — говорил митрополит Антоний Сурожский.
Есть хорошее выражение: уверенность в себе через уверенность в Боге. Это не та уверенность, что у тебя получится идеально разрешить сложившуюся ситуацию, а вера в то, что по твоей молитве Господь просто дарует тебе силы пройти этот путь и сделать всё от тебя возможное. Только так можно обрести надежду и не испугаться ответственности оправдать надежду другого. А если нет надежды на себя через надежду на Творца, то оказанный тебе кредит доверия может оказаться тяжкой ношей и сломать.
...У первых христиан в катакомбный период одним из любимейших символов, отсылающих к словам апостола Павла, был якорь — символ надежды. В житейской буре, где не «срабатывают» никакие гарантии и прогнозы, лишь надежда позволяет сохранить корабль своего сердца целым и не разбиться о рифы трудностей.
