Ещё одного великого живописца по имени Микеланджело мир, пожалуй, не принял бы. Вероятно, поэтому Микеланджело Меризи взял себе прозвище «Караваджо» и по своей известности соперничает теперь с великими титанами Возрождения. Жизнь его была исполнена приключений, интриг, риска и опасностей — отсюда узнаваемый характер полотен: рваный ритм, динамика жестов, вечная битва тени и света. При жизни слава опережала его, а после смерти имя Караваджо на долгие столетия было забыто.
Сейчас в это сложно поверить, но этот художник шестнадцатого века навсегда изменил прежний образ художественной мысли и превратил свои полотна в стоп-кадры фильмов века двадцатого. История жизни великого итальянского живописца Микеланджело Меризи из Караваджо полна белых пятен. Год за годом историки и искусствоведы продолжают исследовать архивы в поисках документов, способных пролить свет на таинственную биографию художника, и всё же большая часть сведений о нём — лишь гипотезы и догадки. В то время как самым богатым и достоверным источником фактов о жизни Караваджо остаются... стенограммы его допросов.
Днём рождения Микеланджело Меризи принято считать 29 сентября 1571 года. Он родился в маленьком городке Караваджо неподалёку от Милана в семье обедневшего мастера-каменщика Фермо Меризи. Известно, что отец умер от чумы, лютующей в 1576 году по всей Европе, и мать будущего художника осталась одна с детьми на руках.
По просьбе двенадцатилетнего Микеле она отдала его в ученики к миланскому художнику Симоне Петерциано. О том, как проявился талант юного живописца, достоверных свидетельств нет, зато документы конца XVI века утверждают, что подросток был задержан стражей Милана за нарушение общественного порядка.
Микеланджело Меризи отличался вспыльчивым и задиристым характером, дух бунтаря был дан ему от рождения. Куда направился юный художник, спешно покинув Милан, не установлено — возможно, путешествовал по городам Ломбардии и Венето, где и мог познакомиться с полотнами великих мастеров. Амбиции и вера в собственную исключительность требовали просторов. Желая всё таки раскрыть талант живописца, двадцатилетний юноша отправляется в Рим.
***
Однако город, где некогда творили великий Рафаэль и Микеланджело Буонарроти, принял молодого человека не слишком радушно. Сюда стекались в поисках заказов живописцы со всей Италии, ведь именно здесь можно было наблюдать за художественными тенденциями и возможностями мастеров. Молодой художник и не хотел понравиться, не собирался угождать вкусам заказчиков и имитировать чужой стиль, не стремился изображать парадные портреты или писать умиротворённые лики святых согласно канонам. Склонного к авантюрам юношу увлекал дух свободы.
Поработав в мастерской Джузеппе Чезаре д’Арпино, где в его задачи входило изображение гирлянд цветов и фруктов на фресках мэтра, молодой художник отправляется в самостоятельное плавание. Его вдохновляли сцены из жизни бедных кварталов, а героями картин становились те, кто никогда не попадал на полотна живописцев: уличные шулеры, гадалки и римские куртизанки.
Первым автопортретом Караваджо принято считать картину «Больной Вакх». Версия о том, что художник запечатлел себя после долгой изнурительной болезни, через несколько веков нашла опровержение: он получил травму под копытами лошади в результате несчастного случая. Лицо Вакха, бога виноделия, искажено болезненной гримасой, виноградные гроздья с матовым налётом покрыты гнилостными пятнами — натуралистичная правда жизни, невероятная передача фактуры.
Работы Караваджо были изумительны по мастерству и поражали истинных ценителей искусства своей правдой. Богатые покровители, кардиналы и герцоги, охотно предоставляли молодому художнику опеку и кров над головой. Они не только находили своему подопечному заказы, но и предоставляли полную свободу в выборе сюжетов, а его взрывной темперамент, стихийность чувств и смелость устремлений — даже нравились.
Караваджо вдохнул новую жизнь и в жанр натюрморта. До него никто из художников не писал натюрморты как отдельный сюжет. На его полотнах впервые зритель увидел не эстетично нарядные свежие фрукты, а картины, соответствующие правде жизни. «Мёртвая природа» продолжала жить, его натура была живая и, как всё живое, обречена на умирание. Художник передаёт течение времени, здесь присутствует одновременно рождение, расцвет и увядание. Такой же натюрморт, напоминающий о мимолётности красоты жизни, художник расположил перед прекрасным юношей Вакхом.
Караваджо усердно исполнял заказы кардинала Мария Франческа дель Монте: главные герои первого периода творчества художника — утончённые юноши с музыкальными инструментами, цветами и фруктами. Они красивы, как античные герои, музицирование для них — глубокое чувственное наслаждение, а не пища для ума. В одном из участников портрета можно узнать самого Караваджо.
Романтичного лютниста художник изображал не раз — со скрипкой, миниатюрным клавишным инструментом и флейтой, лежащей на столе. Он повторил этот сюжет, добавив роскошный натюрморт из цветов и фруктов. На одном из вариантов можно прочесть слова мадригала: «Вы знаете, что я люблю Вас», и кто был загадочным адресатом, навсегда останется тайной.
Покровительство могущественного кардинала Мария Франческа дель Монте очень много значило для художника-новатора. Кардинал пригласил его в свой палаццо, где Караваджо имел возможность не только разместить свою мастерскую, но и общаться с гостившими в доме лучшими умами Европы — Джордано Бруно, Галилео Галилеем, художниками и мыслителями.
Из молодого живописца он сделался знаменитым мэтром, его работами восхищались коллекционеры, послы, купцы и меценаты. Полотна кисти Караваджо поднялись в цене, купить его картину стало вопросом престижа. Но стабильным источником заработка для мастеров всегда были церковные заказы. В своём творчестве Караваджо соединил возвышенное и земное, он словно возвращает современникам давно ушедшие события Священного Писания, слово Евангелия для него — живое.
Кардинал дель Монте помог получить заказ на роспись капеллы в базилике Сан-Луиджи-деи-Франчези. Предстояло исполнить три полотна на тему жития апостола Матфея. Тут, как пишет один из первых биографов художника Биллори, случилось нечто, повергшее Караваджо в замешательство и отчаяние. Речь шла о его репутации живописца.
Как раз в это время он заканчивал две большие картины, посвящённые апостолу Матфею. На одной из них был запечатлён момент написания апостолом Евангелия, и полотно подверглось жёсткой критике. «В этой фигуре нет ни святости, ни приличия! Сидит апостол, заложив ногу на ногу, выставив свои ноги всем напоказ». На самом деле так, «на коленке», и мог писать настоящий миссионер, но заказчиков не устраивало, что апостол пишет по еврейски, что, кстати, соответствовало истине, поскольку Евангелие от Матфея написано для тех, кто хорошо знает Ветхий Завет. Также вызвало возмущение, что Матфей лишь механически участвует в рождении Евангелия: ангел пишет его рукой. Словом, первый вариант раскритиковали, что заставило художника усомниться в истинности своих интерпретаций. Его ещё не раз будут упрекать в том, что святые на полотнах — уж больно живые люди. И Караваджо взялся за второй вариант.
В сентябре 1602 года картина «Апостол Матфей с ангелом» заняла своё почётное место над алтарём капеллы, заказчики остались довольны, коллеги тоже, но такой сенсации, которую вызвало недавно представленное «Призвание апостола Матфея», уже не было. Тогда посмотреть творение Караваджо сбежался весь город, все находившиеся в Риме художники без исключения. «Писал ли кто либо и когда либо с таким успехом, как это гениальное чудовище?» — восклицал один из современников, Винченцо Кардуччо. «Без правил, без теории, без обучения, без обдумывания, исключительно властью своего гения, имея только перед собою натуру, которую превосходно копировал».
По окончании работ в Сан-Луиджи Караваджо почти не вылезал из тюрьмы. Складывается ощущение, будто он сознательно решил стать официальным нарушителем закона. В тех же архивах, где хранятся протоколы допросов и свидетельства о драках и прочих бесчинствах, в которых регулярно участвовал Караваджо, сохранились и его покаянные грамоты, где он признает свою вину и просит о прощении и мире.
***
Искусство — это возможность творца воссоздать реальность. Религиозные сюжеты Караваджо наполнены новым смыслом. Он пишет «Кающуюся Магдалину». По одной из версий, в образе Марии Караваджо изобразил свою возлюбленную, римскую куртизанку Магдалену Антоньетти. Что не могло не возмутить тех, кто, взглянув на полотно, мгновенно узнавал прототип. Она же предстала перед публикой и в образе Мадонны с пилигримами. Картина возмутила многих: изобразить женщину-простолюдинку вместо Богоматери было дерзостью. К тому же художник позволил себе отодвинуть образ Богоматери на второй план, на первом же красовались грязные обнажённые ступни паломников. Но автора смелых картин не слишком ранили мнения критиков, Караваджо отличался постоянством своих убеждений, и ещё не для одного образа позировала его любимая модель.
Нарушитель общественного порядка, задира и грубиян, но только не предатель своих творческих принципов, он так же строптив, как и его великий тёзка Микеланджело Буонарроти. Работы гения Возрождения вдохновляют Караваджо. Не раз он цитировал Микеланджело. Достаточно вспомнить жест Христа на картине «Призвание апостола Матфея», скопированный с плафона Сикстинской капеллы. И если Микеланджело изобразил себя в сцене Страшного Суда в виде кожи, снятой с грешника, где угадываются черты мастера, Караваджо не раз изображал собственное лицо в виде отрубленной мёртвой головы. Мифологические и библейские герои у Караваджо перестают быть идеальными бесплотными символами божества, это реальные живые и чувственные люди.
«Занятия живописью не уняли бурного нрава и, поработав кистью несколько часов в день, он появлялся со шпагой на боку, не раз пуская её в ход, доказывая, что способен не только рисовать», — вспоминал современник Джованни Беллори. Караваджо обласкан святым престолом, но у него период духовных испытаний. В один год с «Давидом и Голиафом» он пишет «Жертвоприношение Авраама», «Поцелуй Иуды», «Ужин в Еммаусе», на котором внезапно открываются глаза у двух апостолов Луки и Клеопы, долго не узнававших Христа, а также «Уверение Фомы».
Судьбы полотен Караваджо складывались непросто. Не раз бывало, что заказчики не принимали работу, и художнику приходилось переделывать или создавать новые версии. В 1605 году конгрегация церкви Санта Мария де Ла Скала не приняла его картину «Успение Марии», заявив, что непристойно так изображать этот сюжет. Полотно «Успение Марии» едва не стоило художнику жизни. Ходили слухи, что для создания образа ему послужила натурой молодая женщина, утонувшая в Тибре. Но он хотел передать горе семьи, оплакивающей свою мать.
Караваджо не раз помещает свой автопортрет на полотна, словно сам становится свидетелем событий. Так, он присутствует на картине «Мученичество апостола Матфея», его же можно узнать среди очевидцев «Взятия под стражу Христа» — именно он, живописец, способен пролить свет на предательский поцелуй Иуды. Словно великий драматург, Караваджо разворачивает действие перед зрителями. Словно режиссёр и сценограф, он выстраивает конфликт на сцене, конфликт между добром и злом, между светом и тьмой.
***
Контрастом света и тени была вся его жизнь. Ему многое сходило с рук, высокие покровители неизменно спасали своего подопечного из самых сложных ситуаций. Он знал, что индульгенцией ему служила его гениальность. Но протоколы римской полиции всё чаще пестрят свидетельствами: художник Караваджо задержан за ношение холодного оружия; Караваджо взят под стражу за то, что ранил нотариуса; Караваджо швырнул тарелку с артишоками в официанта; Караваджо бросал камни в стражников...
По подозрению в убийстве стражника папского двора Караваджо попадает в темницу. И вновь могущественные друзья помогли ему, организовав побег из заключения. А вскоре произошло непоправимое. Очередной конфликт привёл к новому преступлению, свидетели подтвердили: убийцей был Караваджо. Несмотря на то, что он и сам получил серьёзные ранения, приговор был жесток — смертная казнь через отсечение головы.
Ему удалось бежать из Рима. Неаполь, Мальта, Мессина и Палермо, а в Риме тем временем разносятся слухи о его гибели. Теперь он и сам становится жертвой покушения, на него объявлена охота. Он вновь попадает в тюрьму: всему виной его страстный, неукротимый характер. И тем не менее всё это время он мечтает о помиловании и возвращении в Вечный город.
Единственным спасением становится творчество, но теперь его работы трагичны. Это крик истерзанной души, оставленной в страданиях, раскаяние в содеянном грехе и мрачные мысли о приближающейся смерти. Но нет, не чудо освобождения сулит она творцу! В исступлении он приносит свою последнюю покаянную исповедь. Исповедь длится четыре года, и единственной работой, подписанной Караваджо в то время, стало гигантское полотно «Усекновение главы Иоанна Предтечи». Его имя едва различимо: оно растворяется в потоке крови, льющейся из раны Крестителя. В своём последнем автопортрете Караваджо приводит приговор в исполнение.
Израненное тело художника нашли на берегу в Порто Эрколе неподалёку от Рима в июле 1610 года. Впрочем, это лишь легенда. Смерть Караваджо тоже окутана тайной. За несколько дней до смерти папа римский издал указ о его помиловании, но живописец умер, так и не узнав, что прощён. Что не помешало одному из биографов отметить: его смерть была недостойной, такой же, как и вся его жизнь.
Караваджо мало интересовали общепринятые нормы морали, своим искусством гений вновь и вновь напоминал о словах Спасителя: Я пришёл призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9, 13).
***
На библейские темы написано бесчисленное количество полотен, но многие ли из них заставят зрителя поверить в реальность происходящего? Евангельские события в исполнении Караваджо стали современными, реалистичными. Эта невероятная интенсивность видения и переживания художника пронзает сердце зрителей и по сегодняшний день.
После смерти художника исчезло и его величие. За несколько веков имя Караваджо было почти забыто. Монументальные полотна, перед которыми замирали в восхищении тысячи людей, незаметно выносили из храмов, прятали на чердаках. Коллекционеры продавали картины, за обладание которыми некогда шла ожесточённая борьба. Мир попытался жить без Караваджо. А между тем именно ему были обязаны своим творчеством Рубенс и Рембрандт, Пуссен и Веласкес и многие, многие другие. Осознавал ли сам художник свою миссию во всей её полноте?
И только ХХ век, словно луч света в камере-обскуре, с помощью которой по заветам Леонардо да Винчи создавал свои шедевры Микеланджело Меризи из Караваджо, озарил творчество гения. Лишь в начале двадцатого века полотна Караваджо были открыты вновь, чтобы мы наконец узрели в драматургии света вечный вопрос о том, зачем же каждый из нас призван из небытия в этот мир.