Пока молодой и ещё никому не известный поляк Кшиштоф Занусси штудировал физику и философию, его успешные итальянские родственники прославляли фамилию, штампуя бытовую технику. Когда же он оставил физику ради кино, клан Занусси предложил пану Кшиштофу одуматься и заняться чем-нибудь более серьёзным... «Встал выбор: быть в бедной стране артистом или в богатой — директором концерна, производящего холодильники. Я понял: то, что могу делать в искусстве, холодильники мне не дадут».
Уже на третьем курсе Кшиштоф Занусси был исключён из вуза за своё странное кино. Насмотревшись во Франции фильмов с эффектом движущейся, «живой» камеры, он снял картину по такому принципу. Профессура сочла бездарной манеру молодого режиссёра. Потом студента всё же зачислили обратно, но в его работах менялась только форма передачи смысла. А режиссёр Занусси так и остался «странноватым философом», задающим зрителю неудобные вопросы о смысле жизни и смерти, о любви, о вере.
«Структура кристалла», «Год спокойного солнца», «Защитные цвета», «Иллюминация», «Константа», «Прикосновение руки», «Состояние обладания», «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путём», «Персона нон грата», «Сердце на ладони» — это далеко не полный перечень фильмов Кшиштофа Занусси. Перечислять его награды и заслуги и вовсе не имеет смысла — слишком их много. И сегодня в свои 75 пан Занусси активно работает в кино и в театре, консультирует Ватикан в вопросах культуры, учит мастерству молодых коллег в лучших киношколах мира и с удовольствием встречается со зрителями и журналистами. Европейская премьера его новой картины «Инородное тело» состоялась на кинофестивале «Покров» в Киеве. Здесь фильм получил наивысшую оценку зрителей и жюри — первую премию в номинации «Игровое кино».
Недавно на фестивале в Торонто состоялась мировая премьера «Инородного тела». Как приняли картину зрители и критики?
Картина неожиданно для меня вызвала даже протесты. Она связана с жизнью больших корпораций. Я попробовал рассказать о том, как мораль этих корпораций не совпадает с моралью, в которой мы выросли. Я оказался под прицелом феминисток, потому что моя главная героиня — бизнес-леди, и она отвратительная личность. А мне говорят: такие люди должны быть показаны как положительные герои: она раскована, свободна от всяческих нравственных ограничений. И говорят обо мне, что я политически некорректен. Но я даже немного горжусь этим, потому что политкорректность — это тоже болезнь, которая меня раздражает. Некий антипод главной героини — девушка, которая, оставляя своего возлюбленного, уходит в монастырь. Так что тема этой картины — нравственный выбор, тяжёлый и болезненный прорыв к духовности в мире менеджеров и бизнесвумен. Это такой новый сорт феминисток: женщин без женственности, без семьи, без морали. Мне этот сорт женщин категорически не симпатичен, за что и получаю множественные упрёки в нетолерантности.
Значит, и Вам приходится порой чувствовать себя инородным телом в современном культурном пространстве?
Пожалуй. Современное общество, исповедуя пресловутую толерантность к пороку, зашло уже слишком далеко: до признания однополых браков, узаконивания абортов и так далее. Есть вещи, к которым я равнодушен. Например, мне нет дела до сексуальных меньшинств. Я знаю, что они существуют и это не сегодняшнее явление. Но вот объявлять однополые браки законными — это уже другой вопрос. Надо понимать и чувствовать ту границу, где заканчивается толерантность и начинается вседозволенность.
Ваш сегодняшний положительный герой, каков он?
Мой герой — это всегда человек, пребывающий в поиске глубокого смысла жизни. Он пытается почувствовать разницу между добром и злом. Я очень не согласен с постмодернизмом, по этому поводу я шутил в фильме «Сердце на ладони» — это была философская притча, где с помощью языка постмодернизма я хотел скомпрометировать этот бред. Потому что релятивизм, который возникает с постмодернизмом, убивает все ценности. А без ценностей мы не можем жить. Мои герои всегда ищут что-то, за что можно зацепиться: за добро, за бескорыстность, великодушие. Найти таких героев трудно...
У меня вообще природный интерес к людям и вера в то, что среди них есть люди красивые, что у них — красивая душа. Я хочу восхищаться людьми, без иллюзий, такими, какие они есть. Мне бы хотелось, чтоб появлялись люди, умеющие преодолеть себя, в хорошем смысле подняться над собой. И это мне иногда удаётся: увидеть такого человека, его поступок, который бы меня удивил и обрадовал.
Вы читаете лекции студентам по всему миру, и наверняка у Вас есть огромное пространство для такого рода поиска и наблюдений?
Да, я много езжу, преподаю. Мне очень интересна молодёжь. Они другие, и это нормально. В нашем доме часто живут студенты, в том числе из Украины, мы с супругой стараемся показать им то лучшее в мире культуры, чем богата Польша. Мне интересно с ними. Мы учимся друг у друга. Вместе с коллегами я организовал своеобразный фестиваль в Польше, который называется Carouselcultura. Он создан для молодой интеллигенции из провинции. Мы привозим интересных, известных людей и заставляем их вести интеллектуальные разговоры в присутствии публики. На сложные дискуссии приходит более тысячи людей — летом, когда можно пойти на пляж. А они хотят послушать, к моей огромной радости. Это значит, что интеллигенция ещё существует.
А чему Вы учите своих студентов?
Я занимаюсь с будущими сценаристами, продюсерами и режиссёрами. Но главное, кроме профессии, чему я их учу: продавая себя — не продавать душу. Талант надо продавать, но душу нельзя продавать ни за что и никогда!
По-вашему, сегодня тема Фауста всё ещё актуальна?
Тема Фауста сейчас немного потерялась, как будто Мефистофель уже не хочет покупать наши души, потому что решил, что у нас нет душ, нечего покупать. «Товар» обесценился и уже не так интересен «покупателю». Но всё же ещё интересен, и надо быть бдительным. Борьба между добром и злом не прекращается ни на секунду. И это — вечный бой, в котором мы все участники.
А какая роль отведена художнику в этой борьбе: наблюдателя, советчика, судьи?
Кино — это отражение жизни. И художник — не учитель и не инженер человеческих душ, как нас учили. Это, скорее, ваш сосед по дому, который искренне делится с вами своим пережитым опытом, мыслями в надежде на то, что вам это будет полезно.
Немногие поклонники Вашего творчества знают, что несколько лет назад Вы снялись в документальном кино Владимира Хотиненко. Это был интересный опыт?
Это был сериал о Риме, об апостолах Петре и Павле, казнённых здесь, о первых христианах-мучениках и об эпохе Константина Великого. В этом проекте задействованы прекрасные российские актёры: Владимир Машков, Ирина Купченко, Юрий Соломин, Никита Михалков. Хотиненко хотел, чтоб историю об апостоле Петре рассказал иностранец, католик. Когда её предложили мне, я с радостью согласился. Потому что хорошо знаю Рим и всё, что связано в нём с апостолом Петром. Правда, я был собой очень недоволен, так как говорил с ужасным акцентом. Но это был интересный опыт. Я и раньше сам много снимал на христианскую тематику. И уверен: всё, что касается жизни человеческой души, в основе своей — христианское творчество. Кино, христианское по смыслу, не обязательно рассказывает о святых или показывает храмы. Можно через людей грешных, показывая их душевные терзания, искать дорогу к Богу, как это делал, например, Достоевский.
К слову о Достоевском, как Вы относитесь к тому, что Польша в связи с событиями в Украине отменила год польской культуры в России, который должен был проходить в 2015-м году?
Здесь вопрос в том, насколько тактично сотрудничать, когда рядом с нами умирают люди. В такой ситуации нет пространства для искусства. Но это временно, не навсегда. Мы все надеемся, что это прекратится. С другой стороны, культура — это область, в которой мы можем в чём-то убедить нашего противника или того, с кем не согласны. Если не будет диалога с помощью культуры, будет тупая вражда. Я бы всегда искал возможность продолжать диалог, не замолкать. Даже врага нужно почувствовать и понять, почему он такой, какой есть. И что у него в голове и в сердце происходит.
Вы много и успешно работаете в театре. В киевском театре имени Ивана Франко с аншлагами шёл Ваш спектакль «Маленькие семейные преступления». Что Вам даёт театр?
Театр я люблю и как зритель, и как режиссёр. Мне просто необходима работа с актёрами, поэтому когда я не снимаю кино, я ставлю спектакль. В театре я сочинил и поставил несколько пьес, но с удовольствием ставлю и чужие. Пример тому — «Маленькие семейные преступления» современного французского драматурга Эрика Эмманюэля Шмитта. Это пьеса для молодого поколения, которое богатеет и обладает какой-то большей свободой, но не понимает, где границы этой свободы. Вы знаете, у огромного количества молодых людей сегодня распадаются связи — и брачные, и любовь — их приносят в жертву карьере. Это, говоря киноязыком, спектакль крупных планов. Благодаря талантливым актёрам — Алексею Богдановичу и Ирине Дорошенко — удаётся держать внимание зрителей на протяжении двух с лишним часов.
А вот в кино мне не хочется работать с чужими текстами, я делаю авторское кино. В кино я, скорее, хозяин происходящего, а в театре — лишь соучастник диалога, который ведёт драматург со зрителем посредством актёрской игры.
Вы последнее время репетируете исключительно у себя дома. Почему?
Я уже немолодой человек, и мне лень куда-то ездить. А если серьёзно, это очень хороший формат для репетиций, такой себе домашний театр времён Мольера. Актёры полностью погружены в атмосферу спектакля, а в свободное от репетиций время мы общаемся, ходим в театр. У меня большой дом с зимним садом. Когда актёры живут со мной, мы можем репетировать по утрам и вечерам. Это большая радость — принимать людей у себя дома. Жена готовит нам еду, мы едим вместе, общаемся, путешествуем и узнаём друг друга. Трёх недель такой работы достаточно, чтобы полностью поставить пьесу.
Недавно была забавная история с группой бурятских актёров. В какой-то из дней они отпросились у меня на прогулку в лес. Я дал им велосипеды, но предупредил, что лес огромный и в нём легко потеряться. Пришёл вечер, но они не вернулись к ужину. Когда же они не вернулись и к завтраку, мы с супругой уже собирались звонить в полицию, как тут наши гости показались на пороге. Оказалось, что они не знали мой адрес и к тому же не имели с собой денег. Когда они поняли, что потерялись, поступили очень умно: чтоб не украли велосипеды, они подвесили их на деревья, а сами пошли искать дорогу. Автостопом добрались до Варшавы и у всех таксистов стали спрашивать, где живёт режиссёр Занусси. Были разные версии: что я живу в Париже, что я уже давно умер. И только один таксист, по счастью, знал мой адрес и согласился их отвезти.
Вы очень много работаете. Что Вы хотите сказать своим зрителям?
Я пытаюсь идти против волны и оставаться оптимистом. Главное, что мы можем сделать, — передать новому поколению хотя бы часть нашего опыта и забыть о наших привычках, которые устарели. Меня учили не пить из бутылки, а только из стакана. Молодёжь этого не понимает. И, может, они правы. Я не буду за это бороться. Культура не в этом. Культура — это высота наших чувств. Способность пожертвовать чем-то во имя идеала. В этом состоит культурный уровень человечества. Если он повышается, значит, человечество развивается.
Беседовала Надежда Стешенко-Григорьева
