Как хорошо, когда заканчивается рабочий день на нелюбимой работе! Ощущение надвигающегося праздника свербит внутри, начиная с четырех часов. И хотя я знаю: карнавала не будет, будет всего лишь короткий вечер, но все равно, конец рабочего дня — это маленький Новый год (кстати, до большого осталась неделя!).
На дворе оттепель. Снег отсырел, размок и обмяк, словно кусок размороженной говядины. Я вышел на улицу. Тающие сугробы жались по краям дороги, как хлопья пены на речных волнах. Физической усталости не было, потому что я весь день просидел на одном месте. Но мысли ворочались медленно и неуклюже, как язык у пьяного. Я подошел к остановке и сел в маршрутку.
В этот час машина была почти пустой. Прямо передо мной сидела какая-то бабушка с сумками. В конце салона примостились две женщины и оживленно болтали. Я сидел, приходя в себя и глядя в окно. По окну стекали капли предновогоднего дождя. Я засунул руки в карманы и замер на сидении, двигаться не хотелось. Бессмысленно шаря глазами по сторонам, я взглянул на старушку.
Она была одета в зеленое пальто, очень старое и очень аккуратное, с воротником на очень старом, но тоже удивительно аккуратном меху. Маленькие проплешины по краям были почти незаметны. Пальто было лет тридцати от роду, почти динозавр. За подкладкой наверняка еще можно было бы найти полинявший ярлычок со знаком качества. Теперь уже никто такие не носит, и в ближайшие двадцать лет носить не будет. Аккуратность при носке и отчаянное тщание в уходе: такими одежными мумиями становятся лишь очень любимые вещи. Или вещи, которым нет замены. Они всегда вызывают у меня какой-то прилив жалости оттого, что абсолютно бесценны в глазах современников: никто не заплатит за них и копейку.
На коленях у старушки стояли две сумки. В руках она держала какое-то несуразное елочное украшение из позолоченной проволоки, отдаленно напоминающее звезду. Это фантастическое аляповатое изделие было небрежно упаковано в прозрачную пластиковую коробку. Наверное чтобы придать упаковке нарядность, ее перевязали крест-на-крест тонкой блестящей ленточкой. При взгляде на это изделие бросалась и била в глаза кричащая дешевизна. Такие нелепые и убогие вещицы, грубо раскрашенные, лежат на базарных лотках, ожидая того, у кого не хватает денег на приличную покупку.
Для чего эта звезда могла понадобиться? Первое, что мне пришло в голову — подарок. Может, бабушка хочет подарить ее своему двенадцатилетнему внуку, чтобы он украсил елку? Она видит его редко, потому что живет на Теремках, а он на Троещине. Ей в гости ездить далеко, а ему и в голову не приходит. Но под Новый год так приятно дарить подарки!
И вот она приезжает к дочери без предупреждения. Все улыбаются и немного растеряны. Внук смущенно берет звезду, не зная, что сказать или сделать. Родители старательно восхищаются и несколько раз повторяют ему: «Посмотри, какая красивая, обязательно повесишь на елку!» Все проходят в комнату и начинают заинтересованно говорить о неинтересных вещах: о погоде, о чужом здоровье, о том, «ну как ты вообще».
Потом зять незаметно толкает жену локтем, и та, улыбаясь, говорит, как бы невзначай: «Мам, а ты надолго приехала? А то мы еще в магазин хотели успеть… Скоро везде будет народу полно. Да и елку купить надо, и пропылесосить… Ну, сама понимаешь, праздник…» Конечно, мать все понимает сама. Она поспешно кивает и спохватывается, что у нее самой-то дел невпроворот, и начинает собираться.
Прощание выходит еще трогательней встречи. Зовут внука, чтобы он поцеловал бабушку. Мальчик с трудом отрывается от компьютера. Ему на Новый год подарили два новых диска с играми, мобильный телефон со встроенным плеером и большой глянцевый атлас о диковинных странах. На английском, чтоб учил, разглядывая картинки. Подарки разбросаны по комнате там, где их оставила рука счастливого обладателя. Да, и еще: где-то на кухне, на подоконнике, лежит, перевязанная ленточкой, звезда из позолоченной проволоки. Прощаются весело, оптимистично, «обязательно увидимся», «мам, ты же мне позвони»… В некоторых случаях прощание легче встречи.
А если мое предположение неверно? Если просто едет к себе домой престарелая женщина с признаками одиночества в одежде? Из одной сумки выглядывают две пустые пластиковые бутылки, из другой — зонтик. Елки сейчас дорогие, и она смогла купить только несколько веток. Из елочных игрушек у нее пара шаров, и теперь вот — золоченая звезда. Еще есть картонные фигурки животных на веревочных петельках — собака, снегирь, пингвин и рыба. Хлеб дома есть, на праздники хватит. Корвалол тоже. Телевизор работает. Надо еще отправить открытку дочери и внуку. Отдать очки, чтобы починили дужку. Кажется все… И никаких трагедий.
Когда мне будет под семьдесят пять, в каком времени я буду жить? В тогдашнем настоящем или в теперешнем, которое тогда будет прошлым? Эта женщина наглядно приоткрыла для меня завесу будущего, словно кто-то прислал мне новогоднюю видеооткрытку из 2080 года (ведь тогда это будет, наверное, обычным делом!). Каким я буду тогда? Наверное, таким же неприметным стариком. Надеюсь, что вместе со зрением, слухом и эластичностью кожи во мне наконец ослабеет изнурительная жажда самовыражения или самореализации. Надеюсь, что к старости я потеряю, наконец, свое кровососущее эго и найду себя.
Пройдет семьдесят лет, и я тоже буду как зеницу ока беречь свою старую зимнюю куртку, буду упрямо вешать на елку картонных зверей (собаку, снегиря, пингвина и рыбу) вместо каких-нибудь современных голографических шаров на дистанционном управлении, тоже буду рассылать коротенькие SMS-ки вместо того, чтобы воспользоваться карманным видеотелефоном. Тоже буду дарить детям нелепые подарки, которые они не смогут оценить, потому что дети практичны и еще не понимают, что значит «главное не подарок, а внимание».
Машина остановилась, распахнув двери. Сходя по ступенькам, женщина потянулась, чтобы опереться о поручни, и обнажилось ее запястье. Из-под рукава выглянул золотистый кругляшок на коричневом ремешке. Стрелки, перечеркивая надпись «Чайка», показывали без двадцати восемь. Но какого века?
