Ему суждено было прожить всего 37 лет. Но за эти годы он создал невероятное количество работ. Мастер религиозной живописи, портретист, архитектор, поэт, исследователь, и всё это — Рафаэль Санти.
Рассказать что-то новое о нём едва ли возможно. Много веков подряд личность и творчество художника были под пристальным вниманием исследователей. Факт, что Рафаэль — гений, не нуждается в подтверждении. Полотна его кисти знакомы даже тем, кто не интересуется наследием великого итальянца. Вспомнить хотя бы парочку ангелочков у ног Сикстинской Мадонны: этим двоим досталось больше всего.
Восхищение Рафаэлем длится уже более пяти веков, начиная от его современников и до сегодняшних интернациональных толп туристов, замирающих на мгновение перед Сикстинской Мадонной. Правда, если в XVI веке Рафаэлю посвящали стихи и бросали к его ногам всевозможные земные почести, нынче поклонники отдают дань гению, фотографируясь на фоне «Афинской школы»: я и Рафаэль. И в этом вроде бы забавном и бессмысленном действии сокрыто что-то глубинное, в чём нуждается каждый человек, — поиск красоты, чего-то неуловимого... Возможно, гармонии, которой так не хватает каждому из нас.
***
Рафаэль точно родился под счастливой звездой. Он появился на свет весной 1483 года в семье урбинского художника Джованни Санти, и отец начал учить его рисунку с раннего детства. Увидев, что мальчик невероятно способен и очень активно развивается, он определил его на дальнейшую учёбу к Тимотео Вити. Позже юноша учился в мастерской Пьетро Перуджино, жадно впитывая все профессиональные тонкости. Под руководством мастера ученик Рафаэль начинает работать над заказами — росписями монастырских базилик. Свою первую самостоятельную работу Рафаэль написал в возрасте 17 лет: это был образ Мадонны с Младенцем. В этом возрасте он — уже признанный живописец.
Всё, чему можно было обучиться у Перуджино, Рафаэль воспринял с благодарностью, однако желание развиваться далее, овладеть специфическими знаниями по анатомии и перспективе заставило молодого человека в 1504 году отправиться во Флоренцию. Именно во Флоренции, благодаря покровительству семьи Медичи, и возникло искусство Возрождения, здесь оно развивалось и достигло кульминации — Высокого Возрождения. Мастерские художников, скульпторов, архитекторов и ювелиров с учениками занимали целые кварталы, здесь цитировали творения гуманистов, комментировали трактаты Альтберти и Марселя Фичино, копировали рисунки Леонардо и античные скульптуры. Универсализм творцов Ренессанса — привычное явление. Талантливые люди были одновременно и скульпторами, и художниками, и архитекторами, и даже инженерами-изобретателями.
Рафаэль по природе своего характера обладал невероятной жаждой к учёбе и поиску смысла, здесь он окунулся в художественную жизнь. Сама питательная среда Флоренции вдохновляла. Известен автопортрет Рафаэля, где он запечатлел себя в возрасте около 20 лет. Утончённый, красивый юноша; спокойный, задумчивый взгляд. Сохранился и словесный портрет художника, составленный его современниками. Говорят, он был невероятно учтив, обладал хорошими манерами, умел красиво говорить, знал толк в изысканной одежде, был прекрасным собеседником, никогда не вступал в жаркие споры и оставил по себе воспоминания как о добром и отзывчивом человеке. Позже, уже в Риме, когда Рафаэль стал знаменит, его дружбы добивались многие знатные особы, с ним желали породниться, предлагая благородных невест, посвящали стихи. Художники из других стран приезжали, чтобы увидеть, как работает мастер. Ему даже настойчиво предлагали должность кардинала. И пусть этот портрет идеализирован, пусть за скобками оставлены слабости, присущие всякому человеку, но, вероятно, Рафаэль умел очаровать собой. Иначе как объяснить тот факт, что во Флоренции он за несколько месяцев вошёл в сообщество художников, которые обычно с настороженностью, а то и с враждебностью, встречают коллег по цеху, ведь в этой компании все друг другу конкуренты.
Именно здесь, во Флоренции, он встречается вживую с работами Леонардо, о котором давно слышал, и подражает ему в достижении «сфумато», пишет портреты местной знати и купцов. К слову сказать, если проследить за всем творчеством Рафаэля, не раз встречаешь либо прямые цитаты, либо подражание старшим мастерам: Браманте, Перуджино, Микеланджело, Леонардо, но ни в коем случае нет в этом слепого эпигонства (тогда бы Рафаэль не был гением), а есть преклонение и признание достижений старших коллег.
***
В 1508 году папа Юлий II пригласил Рафаэля в Ватикан расписывать личные апартаменты, так называемые станцы. Кстати, стены комнат уже были украшены фресками, но понтифик приказал их нещадно удалить. Проект росписи, представленный Рафаэлем, настолько понравился заказчику, что папа римский не внёс ни единой поправки и только с нетерпением ожидал завершения работ.
В это время Рафаэлю посчастливилось работать параллельно с Микеланджело. Представьте, в соседнем, так сказать, помещении уже не первый месяц трудился художник над росписью потолка Сикстинской капеллы. Вход в капеллу был закрыт даже для самого папы Юлия II! Конечно же, Рафаэль не мог остаться равнодушен. Вероятно, ему всё-таки удалось тайком раздобыть ключ от капеллы и подняться на леса... Потому как в росписях станц возникают фигуры, наполненные драматическими жестами, динамикой и монументальностью, присущими исключительно одному художнику — Микеланджело Буанарроти.
Ко времени росписи папских станц у Рафаэля уже была целая команда учеников — около полусотни. Так что мэтр передвигался по Ватиканским залам, окружённый молодыми художниками. Сотни квадратных метров фресок в Ватикане выполнены с их помощью. Иногда (например, в станце Константина, где трудились одни ученики) качество росписи изрядно страдало, но представьте, ведь все сюжеты, композиции, всю сценографию изображённого, колористические решения Рафаэль придумывал сам. Как вписать ту или иную композицию в геометрию ватиканских зал, все подготовительные рисунки, все эскизы, а их были сотни (!) в реальном масштабе мастер рисовал самостоятельно. Все воспоминания, оставленные о нём учениками, полны только самых добрых слов и признательности мастеру, никто из них не был обижен невниманием или недоплатой.
Самая знаменитая фреска расположена в станца делла Сеньятура — «Афинская школа», где художник запечатлел в образах греческих философов и учёных портреты современников, а фоном послужил незаконченный проект базилики Сан Пьетро архитектора Браманте. Эту фреску можно рассматривать бесконечно, сверяя изображённых персонажей с прототипами, но главное, что охватывает зрителя, это эффект вовлечённости, присутствия. Ты становишься одновременно современником Платона и Леонардо, Сократа и Перуджино, Савонаролы и Гераклита, а вот слева из-за колонны выглядывает и сам мастер. Он узнаваем, как и на флорентийском портрете: те же тёмные волосы до плеч, бархатный берет и взгляд, обращённый прямо к зрителю. И чем заняты все эти учёные мужи? Кажется, они пытаются разгадать секрет мироздания, постичь замысел Творца и понять, для чего же послан человек в этот полный загадок мир. Да-да, художник эпохи Ренессанса — это не только виртуозный рисовальщик, а, в первую очередь, философ.
***
И всё-таки имя Рафаэля прежде всего связано с многочисленными образами Богородицы. Гармония композиций и лики рафаэлевских Мадонн завораживают. Рафаэль первым в европейской живописи создал столь тёплый, человечный и трогательный образ Богоматери, открытый миру. Василию Андреевичу Жуковскому принадлежат слова о знаменитой Сикстинской Мадонне: «Это не картина, а видение». Кто только не был заворожен этим образом! Державин писал о нём, Пушкин, Гоголь, Белинский, Достоевский, Фет.
Из эссе Жуковского: «И такова сила той души, которая дышит и вечно будет дышать в этом божественном создании, что всё окружающее пропадает, как скоро посмотришь на неё со вниманием. Сказывают, что Рафаэль, натянув полотно своё для этой картины, долго не знал, что на нём будет: вдохновение не приходило. Однажды он заснул с мыслию о Мадонне, и, верно, какой-нибудь ангел разбудил его. Он вскочил: Она здесь! — закричал он, указав на полотно, и начертил первый рисунок. И в самом деле, это не картина, а видение: чем долее глядишь, тем живее уверяешься, что перед тобою что-то неестественное происходит. И это не обман воображения: оно не обольщено здесь ни живостию красок, ни блеском наружным. Здесь душа живописца, без всяких хитростей искусства, но с удивительною простотою и лёгкостию, передала холстине то чудо, которое во внутренности её совершилось».
В дневниках Анны Григорьевны Достоевской есть записи о том, как в Дрездене Фёдор Михайлович ходил каждый день глядеть на Сикстинскую Мадонну и стоял перед ней часами, «и ему было всё мало». Однажды писатель упросил супругу постоять на карауле, чтобы его не потревожили служители музея, придвинул к полотну стул, встал на него и рассмотрел вблизи лик Божией Матери и Младенца. В рафаэлевской Мадонне писатель увидел Солнце, надежду и свет. А позже картина появлялась почти во всех романах Достоевского.
Посмотрите на положение рук Девы Марии, как она держит Младенца с недетским взглядом, вся её фигура — движение, парение, как будто Она вот-вот протянет зрителю Его, Спасителя мира, Который и рожден ради нас. Гёте сказал, что достаточно было одной Сикстинской Мадонны для того, чтобы Рафаэль остался в веках.
«Красота — в глазах смотрящего», часто наше восприятие искусства зависит от нас самих. К картинам Рафаэля люди относятся по-разному. Много-много лет назад мне довелось присутствовать при пламенном монологе одного молодого человека. Он рассуждал о бесполезности искусства и сомнительной моде на украшение собственного жилища репродукциями великих художников. «Ну видел я этого... как его... Ренуара и Ван Гога и этого... который всё поцелуи рисовал... И чем там восхищаться?! И почему принято с таким придыханием говорить „О! Рафаэлло!“. Посмотрел я этого вашего Рафаэлло — ничего особенного!»
«Вот это да! — пронеслось у меня в голове. — Он путает имя великого Рафаэля с названием конфеты! Бывает же такое...»
Бывает. Оказывается, великого урбинца критиковали не впервые. Тургеневский нигилист Базаров тоже говорил: «Рафаэль гроша медного не стоит». Даже Илья Репин высказался пренебрежительно о работах Рафаэля. За что, правда, получил жёсткий ответ от Достоевского, который написал: «репины — дураки». Хотим мы того или нет, всё в европейской живописи, что было после Рафаэля, опиралось на его творчество, он стал символом высокой классики и стал классиком на все времена.
***
Творчество Рафаэля Санти шло по возрастающей, как бы по вертикальной спирали: с каждым годом, с каждым оборотом он становился всё искусней, всё глубже, усложнялись замыслы композиций его картин. Кроме станковой живописи, росписей дворцов, алтарных образов, портретов аристократов, римских пап и кардиналов, гобеленов для Ватиканского дворца с изображениями евангельских сцен, Рафаэль стал ещё и главным архитектором Рима. Руководил раскопками античного Рима, делал проекты восстановления дворцов, подражал приёмам античных художников, проектировал палаццо и капеллы.
Именно там, в древних римских катакомбах, он подхватил какой-то загадочный вирус и внезапно заболел. Пока художник лежал в предсмертной горячке, папа римский справлялся о его состоянии по несколько раз на день; наверное, никому не хотелось верить в то, что тридцатисемилетний Рафаэль покидает этот мир. И всё-таки, 6 апреля, в день своего рождения, он отошёл ко Господу. Это была Страстная Пятница, и небольшое землетрясение сотрясло Ватикан, на что опечаленный папа римский сказал, что сама земля содрогается, узнав о смерти Рафаэля.
На отпевании художника, которое возглавил понтифик, собрался весь Рим. В изголовье гроба стояла последняя незаконченная картина мастера «Вознесение Господне». Похоронили Рафаэля в Пантеоне. На мраморном саркофаге написана эпитафия авторства друга художника Пьетро Бембо: «Здесь покоится великий Рафаэль, при жизни которого природа боялась быть побеждённой, а после его смерти она боялась умереть».
***
В 1945 году советские солдаты обнаружили склад шедевров Дрезденской галереи в подземной каменоломне. От сырости и неподобающего хранения многие картины сильно пострадали. Тогда советские реставраторы буквально спасли полотна дрезденской коллекции, среди которых была и Сикстинская Мадонна Рафаэля. Позже на выставку спасённых картин пришли тысячи людей. Это были граждане государства, официально презиравшего религию, но почему-то они сутками стояли в очереди, чтобы хоть на несколько минут замереть под пристальным взглядом Той, что подарила миру надежду и веру.