Если вера у вас не на первом месте, значит, у вас её нет. Эта ясная, как день, и абсолютно справедливая мысль однажды пришла в голову мне при следующих обстоятельствах...

Мы были с женой на отдыхе. Маленький городок в Египте на берегу моря. Несметное количество магазинчиков, хождение по которым составляет особый пункт в списке курортных удовольствий. Необязательно что-то покупать. Можно поболтать с продавцом, оживлённо помогая себе жестикуляцией. Если выучить с десяток арабских слов и выражений, то уважение со стороны местного населения вам будет обеспечено. В вашем присутствии не будут говорить о вас в третьем лице, мол, «покажи этим болванам то, что они хотят». Напротив, вам, как другу, могут предложить крепкий чай в небольшом стакане или шишу. «Минфадляк, садик» («Пожалуйста, друг»).

Так, обогащая словарный запас, перебирая сувениры и прицениваясь ко всякой чепухе, можно приятно провести несколько часов. Нам с женой это нравится больше, чем выезды на далёкие экскурсии ради дюжины фотографий на фоне священных развалин.

Если у отдыхающих рябит в глазах от обилия магазинов и товаров в них, то у продавцов вовсе не так сильно рябит в глазах от обилия покупателей. Поэтому они так оживлённо подбегают к вам, так живо расхваливают товар, так любят торговаться. Но когда покупателей нет, когда на улице обычный солнцепёк, а в магазине — тишина и рождённая кондиционером прохлада, продавцам делать нечего. Они слушают музыку, в которой европейское ухо согласно признать только одну неизменную мелодию. Они курят, сидя на ступеньках своих магазинов. Они читают книги.

Почти на каждом прилавке, возле кассового аппарата, на подоконнике или где-то ещё, но всегда рядом с продавцом — я видел в этих магазинчиках книги. Это был Коран, если продавец был мусульманин, и это было Евангелие, если продавец был христианин. В этих книгах непременно были закладки, и сам их внешний вид говорил о том, что это читаемые книги, а не лежащие для красоты.

Несколько раз я просил их наугад открыть книгу и почитать вслух. Они живо соглашались, читали, объясняли прочитанное, и, кажется, больше, чем я, забывали о своих товарах и торговле.

Христиан в Египте, конечно, меньше, чем мусульман. Но они есть, и их немало. Их нетрудно узнать по небольшому изображению креста, которое они носят в виде наколки на внутренней стороне правого запястья. Больше наколок на теле у них нет, и крестиков на груди нет, только этот, наколотый на руке.

В одном из магазинчиков продавец, видя крестик у меня на груди, стал с удвоенной степенью радушия показывать мне свои товары. Это был молодой человек лет двадцати пяти. Стройный, худощавый, с аккуратно подстриженными и напомаженными волосами. Глаза его имели миндалевидную форму, и в профиль он был похож на ожившего персонажа древней фрески. Увидев книгу на его рабочем столике, я спросил: «Инджиль?» Он утвердительно кивнул головой и взял в руки Евангелие на арабском языке. Я попросил его прочесть пролог из Иоанна, то самое место, что читается в пасхальную ночь. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Он прочёл, и это было красиво. Затем я попросил его показать, как они совершают крестное знамение. Георгий (так его звали) положил на себя знак Креста, поочерёдно прикасаясь большим пальцем правой руки к челу, груди, левому и правому плечу. «Бисмилля Аб, уа Ибн, уа ля Руах Кадис», — сказал он при этом, и без переводчика было понятно, что это «Во имя Отца и Сына и Святого Духа».

Я несколько раз повторил за ним священные слова, пытаясь их запомнить. Георгий одобрительно улыбался, но потом посерьёзнел и стал объяснять. «Ты только не думай. Мы не в трёх богов верим, а в Одного Бога, только в трёх Лицах. Понимаешь?» Он говорил об этом довольно долго, истощая весь английский словарный запас и искренне переживая, пойму ли я его правильно. Я поспешил успокоить его и объяснил, что знаю учение Церкви о Святой Троице. Но он ещё несколько раз с очень серьёзным видом повторил, что они верят «не в трёх богов, и не просто в одного Бога, но в Святую Троицу в едином Существе».

В конце концов он подарил мне то Евангелие на арабском. А когда я хотел в знак благодарности купить что-то в его магазине, замахал руками. «Лучше помолись обо мне. У меня скоро свадьба».

Когда мы уже летели назад, в самолёте я вспомнил Георгия. Мы стали размышлять с супругой на тему того, могла ли эта ситуация повториться с нами на родине. Могло ли быть так, чтобы в одном из бесчисленных магазинов, где мы уже были и ещё побываем, продавец забыл о торговле и читал покупателю Евангелие? К своему стыду, мы согласились, что подобная ситуация совсем не представима у нас на родине. Никто не будет у нас учить тебя креститься, объяснять, что значат произносимые слова, и бояться, правильно ли ты его понял. По крайней мере, в сувенирной лавке никто не будет этим с тобой заниматься.

Чтобы говорить о вере, учить вере, переживать о вере, надо жить верой. Не привычными фразами, в которые не вложено сердце, не показухой, не обрядово-народной мишурой, а верой.

Вопросы веры не являются областью профессионального интереса священников и семинарских преподавателей. И сердце садовника, и глаза пекаря тоже должны загораться радостным огнём при имени «Иисус» или «Святая Троица». В этом отношении люди равны, продавцы и монахи, водители автобусов и священники.

Мы летели с женой над Средиземным морем и беседовали об этом важном и грустном вопросе. Была ночь, и нас клонило в сон. Мы засыпали, но от неудобного сидения затекали колени и болела спина. Тогда мы просыпались и опять немножко беседовали. Минут через десять жена зевала, клала голову мне на плечо и повторяла: «Да, если вера не на первом месте, то её нет».