Всё, что произошло со мной, — это бесценный опыт, дарованный мне Богом. Я хочу рассказать о том, как в юности я предала свою веру и попала в секту свидетелей Иеговы. И как долог и труден был мой путь возвращения в Отчий дом.
Мне было 6 лет, когда бабушка решила меня крестить; из церкви меня привезли с крестиком на верёвочке и Казанской иконой Божией Матери — бумажным образом, приклеенным на кусок фанеры. Меня переполняла гордость от того, что теперь у меня есть своя собственная икона, которую я повесила у изголовья кровати. Я не умела молиться и не знала молитв, не ходила в храм и не читала Библии. Кто-то научил меня креститься. Больше я не умела ничего. Только утром и перед сном я целовала любимую икону, веря, что Она защитит.
Помню, когда ещё маленькой девочкой я сознательно впервые обратилась к Той, Чей образ висел над моей головой. Моя мама, разведясь с папой, пыталась устроить свою личную жизнь и однажды не пришла домой ночевать. В ту ночь я не могла уснуть, казалось, что я больше не увижу свою маму, что с ней приключилась беда. Я стала на колени у своей кровати и начала молиться — плакать и просить. Успокоилась тогда, когда услышала звук поворачивающегося в замке ключа. Я быстро прыгнула в кровать и притворилась спящей. Я по-детски верила в то, что помогла в ту ночь мне Она — Женщина с Младенцем на руках.
С того момента прошло несколько лет, моя мама всё так же тщетно пыталась устроить свою личную жизнь, а я по привычке молилась, как могла, если мама не приходила домой ночевать. Но однажды всё переменилось. Мама стала вовремя возвращаться с работы, больше времени уделять мне, к нам стали приходить новые, не знакомые мне люди, которые, к слову сказать, были милыми и улыбчивыми. Затем мы впервые пошли на собрание... Там нам сказали, что нужно начинать «изучать Библию», потому что конец близок. Так мы стали членами тоталитарной секты «Свидетели Иеговы».
На собраниях секты мне сказали, что крестик нужно снять, и не просто снять, а желательно выбросить на помойку. Я без особых раздумий выполнила требование. А потом пришёл черёд и Казанскому образу Божией Матери. Как настоящий вандал, я выбросила икону. Икону Той, Которой ещё не так давно молилась. Так и произошёл первый в моей жизни сознательный, взрослый выбор, первое настоящее предательство.
Потом была вереница других предательств, уже таких привычных для меня — клевета на священнослужителей, насмешки среди своих над православными «бабками», обзывание их язычниками и идолопоклонниками. Я была подростком, в этом возрасте все идеалы слишком высоки, и жизнь кажется длинной и простой. Я была убеждена в истинности нашей «протестантской христианской организации». Бурлящая во мне энергия быстро вела меня к «крещению», я была в центре внимания, меня любили и хвалили.
Первое замешательство, связанное с верой, произошло тогда, когда мне сказали, что я стала «некрещёным возвещателем» — то есть имею право (и обязана) ходить по квартирам в сопровождении крещёного брата или сестры. Я была в ужасе от этой новости. Ходить по улицам и квартирам с проповедями? Только не это! Причём с явной и очевидной целью свидетели Иеговы выбирают для этого те «участки», где ты живёшь. И тебе волей-неволей приходится заявлять соседям, вчерашним друзьям, одноклассникам о том, что ты теперь «свидетель» и не имеешь ничего общего с «миром». Сейчас-то я понимаю, что делается это не случайно, как преподносилось нам. Всё продумано до мелочей. И эти бесконечные отчёты — бумажки, на которых мы должны были писать, сколько обошли квартир, какие журналы оставили, как себя вели люди и что дословно они говорили. Знаете ли вы, что все у них состоите на учёте? Они всё о вас знают. И информация эта идёт недолгим путём к их начальству, в «Общество сторожевой башни» в Вефиль, которое находится в Соединённых Штатах Америки. Вот на кого мы все работали, вот он — тот «высокий идеал», «истина».
Признаюсь честно, эти проповеди были для меня настоящим испытанием, и я всегда молила Бога, чтобы у меня нашлась какая-нибудь очень уважительная причина (без таковых можно получить выговор и отстранение от собрания) не идти. Если уж приходилось идти на проповедь, я старалась вжаться в косяк двери, чтобы хозяин квартиры не видел меня. И ни разу я не сказала ни единого слова. Это я пишу не в оправдание себя, а к тому, чтобы, открывая дверь или встречая в парке «свидетелей», вы обратили на них внимание: а вдруг кто-то тоже стоит, опустив глаза и стараясь стать невидимкой, сгорает от стыда и унижения. Я до сих пор не могу побороть себя и заговорить с идущим навстречу мне «свидетелем», хотя знаю всю их кухню изнутри. Как бы я ни знала хорошо догматы Православия, я знаю точно, как проходят подготовку и боевое крещение «свидетели». Ими досконально вызубрена психология влияния и манипуляции человеческим сознанием, которая для рядовых «братьев-сестёр» выдаётся за умение общаться, знание Библии и владение «истиной».
Меня уже готовили к «крещению», и я уже сдала первую часть «экзаменов» — обязательный минимум на знание ссылок из Библии и ответов на все вопросы, которые затрагиваются во время проповедей. В секте к этому относятся очень серьёзно, и для лучшего вдалбливания в мозги на собраниях дают домашние задания отдельным «сёстрам» — составить сценку. В этих импровизациях цель — показать, как можно быстро и эффективно расположить оппонента, как привлечь его в секту.
Так бы и шло оно дальше, если бы не бурлящая во мне жизнь, которая бывает у всех подростков. Я влюбилась в мальчика из старшего класса. Готовая жизнь свою отдать, я просто переключилась на нового идола. Я стала прогуливать уроки, но этот факт моих «братьев-сестёр» как раз не волновал — главное, чтобы собрания посещала исправно да отчёты о проповеди сдавала. Но дальше — хуже. Меня стали тяготить присутствия на собраниях, книгоизучения, чаепития и прочее. Что касается проповедей, они стали для меня просто недопустимыми — ведь меня могли послать в его дом! У меня появилось презрение к этим людям, с их верой в какой-то мещанско-животный рай... Я стала удаляться всё больше и больше. И как когда-то выбросила свой крестильный крест на помойку, так нынче выбросила из головы все цитаты и «знания». Как когда-то надругалась над образом Той, Которая помогала и берегла, так теперь надругалась над собранием, «братьями-сёстрами», да и над «истиной» вообще. Свершилось ещё одно предательство. Впрочем, моральная сторона моих поступков мало кого заботила и волновала, и меня в том числе. Позже от плачущей мамы (которая всё-таки приняла «крещение»), я узнала, что меня исключили из собрания. Я им стала не нужна и не интересна, ведь никаких отчётов более не приносила, а материально ответственной ещё не была по возрасту.
Так в моей жизни произошла ещё одна революция и наступил период полного безбожия. Я не верила ни во что и ни в кого. Верила себе, своим силам, своей молодости. У меня появился мой новый бог — я. Во мне не осталось никакой веры, ни в ад, ни в рай, вымело начисто зародыши Православия, удалились с корнем еретические знания. Я стала белым листом. Так и началось скитание от одной «истины» к другой.
Обожествление себя или кого-либо другого длиться долго не может по логике вещей, ведь это чувство совершенно деструктивное. Поэтому есть лишь два пути: умереть — или...
Со мной произошло второе.
Первой ласточкой новой жизни прилетела ко мне случайная знакомая, которая была и остаётся верной прихожанкой обители преподобного Ионы. Это был первый человек, который говорил со мной о Боге и жизни по заповедям, о Божией Матери и святых отцах. Я слушала её с усмешкой. Краснею, когда вспоминаю о том, как я пыталась ей доказать, что Иисус Христос не Бог, а просто хороший человек, великий посвящённый... И сейчас Он сидит в Тибете, в Шамбале, и пополняет человеческий генофонд. Недели две она возилась с моими Блаватскими, Рерихами, Толстыми, Вольтерами, реинкарнациями, остатками «Свидетелей Иеговы», зачатками магии и колдовства. И всё-таки она настроила меня на трёхдневный пост и помогла подготовиться к исповеди. Я смутно представляла, для чего мне Исповедь и Причастие, но интуитивно чувствовала, что должна. Поэтому первое, что я испытала, было чувство облегчения — закончилось то, что было необходимо.
Потихоньку, милостью Божией, я неровно поднималась по ступенькам церковной жизни. Трудно давалось чтение творений святых отцов, но вот Кураев шёл легко и понятно. Самой мне частенько было лень готовиться к Причастию, и как знать, возможно, я снова предала бы себя и свою веру, если бы не моя дочь. Я с удовольствием носила к Причастию её. Потом появились новые знакомые, ещё позже новые друзья... Оборвалась роковая цепь моих предательств. Мне стало нетрудно просить прощения и признаваться самой себе в том, что я живу не на Олимпе и верю в милосердие Бога. Чудным образом мы перебрались жить в Киев, и Ионинский монастырь, без преувеличения, стал вторым домом. Могла ли я подумать, что теперь буду ходить сюда на службы, водить детей к Причастию, ходить на «молодёжки» и активно участвовать в социальной жизни монастыря? Там — уютно и тепло, там мой духовник, родные и друзья, переживания и радости, там настоящая жизнь.
Я бы с радостью, наверное, забыла всё то, что со мной произошло, но моя мама не даст мне этого сделать. Всё так же активно участвуя в проповедях и прочих мероприятиях, она давит меня цитатами, пытаясь «вразумить». Хотя я не расстраиваюсь относительно мамы и всё так же верю в Чудо, верю Богу, верю, что Он поможет и не оставит. От пребывания в секте свидетелей Иеговы во мне осталось лишь отвращение ко всему американскому. Знаю твёрдо одно: логики всех сект и религий бьются, как мелкие судёнышки, о скалу Православия. И только в Православии царит не разум, но Дух.
