С чего начать эту историю? Её можно только начать, потому что она ещё не закончилась.
Бога в моей жизни не было совсем. Его место целиком занимали мои лучшие друзья: мама, папа и бабушка — и раз они ничего не рассказывали мне о Боге, значит, без Него можно было жить. Наверное, Он всё-таки был, но я о Нём не думала. Вернее, встречи с Ним (очень редкие) доставляли мне одни неприятности. Меня крестили в четыре года, причём как-то неожиданно. Мы приехали к бабушке на море, и я ни о каких планах не подозревала, а наслаждалась летом, новыми игрушками, пляжем — в общем, развлекалась вовсю. Но тут прошёл слух, что у меня будет кто-то, кого называют крёстным, мы куда-то пойдём и там со мной вроде бы что-то будут делать. Это звучало тревожно.
В соборе святителя Николая мне совсем не понравилось: там была незнакомая обстановка, странный запах и ещё более странные люди. А главное, возникало чувство неловкости. Было ясно, что и священника, и всех остальных я очень боюсь, но бояться их стыдно, а значит, надо поскорее отсюда выбраться, пока никто не заметил, что мне страшно. Так как уйти мне не дали, я подняла такой крик, что неудобно стало не только мне, но и всем, кто там был. Я ревела изо всех сил, чтобы меня наконец оттуда вынесли и чтобы жизнь пошла как раньше. Дома я легла на диван лицом к стене и обиделась на родителей до вечера.
Несколько лет никто мне о Боге не напоминал, и это было здорово, потому что никаких разговоров «на эту тему» я не могла выносить. Такой у меня стоял внутренний «предохранитель». Однажды наша соседка принесла бабушке ярко-голубую книжку и сказала: «Вот, пусть Юлечка почитает». Это была роскошная, замечательная книга — но на переплёте было написано: «Библия для детей». О, нет! Книжка «об этом»! Сначала я убежала и спрятала её куда-то, потом начала читать, втайне от всех, но картинки были какие-то слишком яркие: люди в полосатых хитонах, если у них были бороды — то тёмно-коричневые, если это были дети — то они улыбались как-то ненатурально. Они носили на руках каких-то подозрительно белоснежных ягнят или держали корзинки с фруктами. Я всё-таки боялась, что скоро меня спросят: «Что ты знаешь о Боге?» Этого допустить было нельзя. К счастью, никто ни о чём спрашивать не стал, мы вернули книгу соседке, и всё пошло своим чередом.
Закончились весёлые, беззаботные школьные годы, а потом жизнь стала не такая весёлая и гораздо более ответственная: я приехала учиться в Москву. В этом огромном городе можно было идти куда угодно, идти, смотреть и думать. Или читать.
Бог постепенно становился для меня вопросом, то есть не Сам Он, а моё к Нему отношение. В институте начались занятия по эстетике, и каждую неделю мы слушали лекции в Пушкинском музее. А как раз напротив шумела Кропоткинская — сплошная строительная площадка в самом сердце Москвы. Там, на месте бывшего бассейна, рос храм Христа Спасителя. И, сидя на крыльце Пушкинского, я смотрела, как работают сварщики, и думала: «Вот сюда, когда они его построят, ты и будешь приходить».
И они его действительно построили, и я действительно пришла. Я не признавалась себе, что на самом деле мне интересны не росписи, не иконы как одно из направлений изобразительного искусства, и храм — это не просто «памятник архитектуры», а что-то ещё, очень, очень важное. Но что?
Вообще, если у тебя всё в порядке в жизни, хватает денег на развлечения, вечера заняты интересными встречами, а утром лекции, то к Богу приходить некогда. У меня было как раз наоборот. В Москве мне было довольно одиноко, я никак не могла привыкнуть к этим огромным расстояниям и спальным районам. Хотелось как-то от этого отдохнуть, снять напряжение, и тогда храм Христа Спасителя приходил на помощь. Там я была одна — и в то же время нет. Там не было тоски, которая охватывала меня на проспектах и в переходах метро.
Поддержка явилась с неожиданной стороны. Начался новый семестр, и читать курс под названием «Культурология» к нам пришёл необычный человек. Звали его Лев Николаевич. Старый партиец (как он сам себя называл) раз в неделю читал нам свой курс. У него всё на свете сводилось к Богу: Пунические войны, Ренессанс, генетика, закон сохранения энергии. Невооружённым глазом было видно, что Евангелие затронуло и поразило его — может быть, даже внезапно. Он был похож на пожилого человека, которому вдруг пришлось полностью изменить свои убеждения, он сам этому удивлялся и в своих лекциях снова и снова развивал эту тему. Неудивительно, что студенты скоро стали считать его чудаковатым, но мне именно такой человек и был нужен! Наконец я решилась: после лекции подошла к нему и, дождавшись, пока последний человек выйдет из аудитории, спросила напрямик: «Лев Николаевич, вы знаете, что значит верить в Бога?» Разговор получился странный, особенно для университета, но я убедилась, что верующие люди — не сумасшедшие, они не живут в резервациях и с ними даже можно говорить! Теперь надо было действовать. Верующий человек жить не может без Церкви. Значит, надо туда пойти.
Лучше не буду рассказывать, как я стеснялась поначалу. Это было ужасно! И смех, и грех, как говорится. В пять часов, после института, нужно было прийти в храм и дождаться начала службы, делая вид, что ты оказался здесь случайно: просто сидишь на скамеечке, любуешься кустами сирени. Потом нужно было пробраться в какой-нибудь тёмный угол и попытаться расслышать и понять, что читают. Сказать, что я чувствовала себя скованно, — значит ничего не сказать. Скованно — в буквальном смысле, до такой степени, что немели руки и ноги. Мне всё время казалось, что я стою не так и не там, занимаю слишком много места, как мешок с песком. Если кто-нибудь проходил рядом, я готова была провалиться сквозь землю. Я не уходила только потому, что чувствовала: то, что здесь происходит, очень интересно и важно. Пение, цвет, движения и слова дополняли друг друга и в то же время были одинаково значимы, ничего не делалось просто так. Нет, уйти было нельзя.
Скоро я обнаружила одну очень неприятную для себя вещь: оказалось, что просто слушать — это хорошо, но этого недостаточно. Нужно было ещё и делать много всего: например, участвовать в Таинствах. Прошло довольно много времени, я уже догадывалась, зачем люди ходят в церковь, но это как-то не придавало мне бодрости. Например, исповедь — как это вообще возможно?! Это значит полностью обнаружить себя — при всём честном народе подойти к священнику и рассказать ему о своих грехах? Лучше прыгнуть с парашютом. Или даже без парашюта. Нет, лучше просто уйти и жить спокойно, учиться, сидеть в кафе с друзьями, кататься на лыжах, играть в теннис или что там ещё делают нормальные люди. Это было совершенно невозможно и просто страшно, и всё-таки я решилась. Утром я волновалась так, что болели рёбра. Очень хотелось упасть в обморок, это избавило бы меня от ответственности, но в обморок по заказу не упадёшь — пришлось стоять и ждать своей очереди. Зато потом, когда служба закончилась, я вышла на улицу, в мягкий солнечный свет; машины неслись куда-то, умытые троллейбусы везли москвичей на работу, даже воробьи были какие-то другие, нарядные, а впереди был целый день — новый, огромный и радостный! Первый день, наполненный Богом!
Мне кажется, к Богу приходят по-разному, это очень сложный и очень личный процесс. Здесь может сыграть роль всё что угодно — мелочи, ситуации, которые рано или поздно заставляют человека размышлять, какое место Бог занимает в нашей жизни, можно ли с Ним говорить и о чём. Но у нас есть большая надежда. Ведь не только мы ищем Бога, но и Он ищет нас. Нужно просто делать шаги Ему навстречу, и помощь придёт.
