В сказке К. С. Льюиса «Покоритель зари» мальчик Юстас был некоторое время драконом, и волшебный лев Аслан вернул ему человеческий облик. Вот как Юстас рассказывает о встрече с Асланом:
«Ко мне приближался огромный лев. Он подходил всё ближе и ближе, и я ужасно испугался. Ты думаешь, наверное, что дракону нетрудно одолеть льва. Но я не того боялся… Я не боялся, что лев меня съест, понимаешь, — я боялся его. Лев велел встать и идти за ним. Он молчал, и всё же я понял, что его надо слушаться».
Мне кажется, что этот отрывок поможет нам отделить истинное преклонение перед тем, что выше, лучше тебя самого, — от покорности, основанной на страхе. Начиная наш разговор, мы сразу отметём «авторитетов», «паханов», отметём кровавых диктаторов и будем говорить о тех случаях, когда человек готов слушать и подчиняться по другим мотивам, ибо именно в таких случаях слову «авторитет» возвращается его истинный смысл. Подлинный авторитет учителя, родителей соседствует с «чувством священного». Надо ли говорить об очевидности утраты авторитетов?
Современный мир сознательно разрушает иерархию. Выдающийся певец демократии поэт Уолт Уитмен выразил это как никто другой: «Нет ни лучших, ни худших — никакой иерархии! Оттого, что ты прыщеват и грязен, или оттого, что ты вор, или оттого, что у тебя ревматизм, или что ты проститутка, ты менее бессмертен, чем другие?» Восторженная уравниловка пантеиста Уитмена не знает границ: «Клопу и навозу ещё не молились, как должно: они так же достойны молитв, как самая высокая святыня».
И демократия, понимаемая как уравниловка, и мода на восточные религии создают, можно сказать, идеологическое обоснование для того, чтобы каждый считал мерилом всего самого себя.
Для того чтобы спорить, нужен авторитет абсолютной истины. В многочисленных ток-шоу практически не спорят, а высказывают мнение. Старушка, юнец, актёр, скандальный политик высказали своё мнение. И что? И ничего. Высказали.
Современный мир культивирует тот вид гордыни, который Честертон назвал «холодной наглостью души», когда человек «примеряет всё на свете к себе, а не к истине. <...> Однако „я сам“ — очень мелкая мера и в высшей степени случайная. Так возникает типичная для нашего времени мелочность, особенно свойственная тем, кто кичится широтой взглядов».
Теперь я уже пообвыкла и не удивляюсь, а было время, удивилась, слушая в маршрутке по радио щебет юной барышни. Капризным голоском, предполагающим умиление слушателей, она жаловалась, что не может понять юмор «Алисы в Стране Чудес». Она не только не стеснялась того, что, мало читая, не может понять игры текстами и фразеологизмами — она приглашала всех счесть негодной книгу Кэрролла, поскольку ей она не понравилась.
Состояние души, о котором ещё несколько десятилетий назад как о страшной болезни говорили «ничего святого», теперь культивируется как истинная свобода. Это делается сознательно и последовательно, как льстивое приглашение в круг «избранных», которым ничего не свято. Издевательское отношение ко всему на свете становится образом жизни и претендует на остроумие. Человеку предлагают даже не фильм один испоганить, а всю жизнь прожить «в гоблинском переводе». Тотальная ирония — непременный атрибут мажоров и снобов всех мастей, как ухмылка «трудных» или «неблагополучных» подростков в подворотне. Старая история про дурака, который, чтобы скрыть свою глупость, стал ругать всех и вся и прослыл умником, принята как руководство к действию огромным количеством людей.
Но даже при том, что покорность, основанную на силе и страхе, мы заведомо отмели, можем ли мы утверждать, что всякое наличие авторитета в жизни благотворно?
Слово «авторитет» мы встречаем в страшном контексте главы «Великий инквизитор», которую Ф. М. Достоевский включил в свой роман «Братья Карамазовы» как историю, сочинённую одним из братьев — Иваном.
Явившегося в Испании во время разгула инквизиции Иисуса Христа узнают люди, узнаёт и старик кардинал великий инквизитор — и велит заточить Христа в темницу, а ночью приходит к Нему и упрекает: «…ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы!.. <...> Ты не захотел лишить человека свободы… ибо какая же свобода, рассудил Ты, если послушание куплено хлебами… <...> Ты возжелал свободной любви человека, чтобы свободно пошёл он за Тобою… <...> …Ты не захотел поработить человека чудом и жаждал свободной веры, а не чудесной. Жаждал свободной любви, а не рабских восторгов невольника пред могуществом, раз навсегда его ужаснувшим… <...> Мы исправили подвиг Твой и основали его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо и что с сердец их снят, наконец, столь страшный дар, принёсший им столько муки. <...> …Завтра же Ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к костру Твоему, на котором сожгу Тебя за то, что пришёл нам мешать».
Страшно поклониться кому-нибудь мимо Христа и больше Христа. В правоте великого Достоевского убеждает нас сегодняшняя жизнь, кишащая сектами и сектантским духом. А. Л. Дворкин, характеризуя общие закономерности существования тоталитарных сект, называет «гуруизм»: в секте всё начинается с лидера и им заканчивается. «Стремление обрести бога близкого и понятного, видимого и ощутимого, который взял бы на себя непосильное бремя свободы и ежеминутного выбора, безусловно, является одним из главных искушений падшего человечества. В этом смысле необходимо подчеркнуть, что сектантские настроения не присущи лишь только членам сектантских организаций: с ними можно столкнуться и в окружении поп-звезды, и в рабочем коллективе…»
Живя в суете повседневных дел, мы редко способны отдать себе отчёт в том, что авторитет, которому мы должны следовать, — Тот, Кто больше мира, Кто создал мир и при этом нас любит. Все самые волшебные сказки и чудеса — не более фантика на океанской волне по сравнению со всемогуществом Божиим. Нам и постичь это невозможно, а дело в том, что признать высшим авторитетом Христа надо не душевным разгорячением, не сентиментальной фамильярностью, а исполнением воли Его. Кто любит Меня, тот соблюдёт слово Моё (Ин. 14, 23). И появляется третья опасность, идущая за холодной наглостью души и сектантским духом, — появляется искушение подгонять Христа под себя, коптить небо и прощать себя от Его имени.
Я начинала со сказки Льюиса, а закончить хочу цитатой из его трактата «Страдание»:
«Мы хотим счастья любой ценой тем, кто нам безразличен; другу, возлюбленной, детям мы пожелаем скорее страдания, чем недостойного счастья. Если Бог — Любовь, Он по самому определению не только доброта. Он всегда наказывал нас, но никогда не презирал. Господь удостоил нас великой и невыносимой чести: Он любит нас в самом глубоком и трагическом смысле этого слова. <...>
Он требует от нас послушания, даже поклонения. Неужели Ему без них хуже? Человек способен умалить славу Божью не больше, чем погасить солнце тот, кто напишет «тьма» на стене своей камеры. Но Бог желает нам добра, а наше добро — любить Его той ответной любовью, которой только и может создание любить Создателя… <...> Но поклониться мало… <...> Нам нужно «облечься во Христа»… Господь пытается дать нам то, что нам нужно, а не то, чего мы сами бы теперь пожелали. И снова поражает нас невыносимая честь — слишком много любви, а не слишком мало.
<...> Бог даёт то, что у Него есть… — счастье, которое есть, а не то, которого и не бывает. Всего на свете три возможности, а для нас две: быть Богом, уподобиться Богу в тварном ответе на Его любовь, быть несчастными. Если мы не научимся есть единственный Хлеб мироздания… нам остаётся вечный голод».
Прочитав пару ваших статей здесь я сразу понял что это Вы.
Спасибо Вам за всё!
Вы моё светлое воспоминание о школе № 50. Вы сыграли огромную роль в формировании меня как личности. Я искренне благодарен Вам.
Я очень успешен в жизни.
Моральные качества которые Вы в меня вложили мне очень помогли в жизни.
Я могу только мечтать что у моих детей будет такой учитель хотя бы один на всю школу каким были Вы для меня.
Женя Мякотных
eugenevmlu@gmail.com