Сколько забавных детских записок «О здравии» приходилось видеть... Но одна запомнилась особенно. Корявым почерком старательно были выведены имена, очевидно, самых близких ребёнку: «О здравии мамы, папы, бабушки Оли, котика Барсика, дедушки, брата, который меня обижал». Малышу, не знакомому с тонкостями богословия, с идеями христианского персонализма, сотериологии и прочими взрослыми вещами, совершенно невозможно было представить Царствие Небесное без своего усатого-полосатого друга.
Достоевский в «Братьях Карамазовых» отмечает, что животные «с Христом прежде нашего были». Действительно, звери были сотворены раньше человека: в пятый день творения были созданы водные (пресмыкающиеся) и небесные (птицы) обитатели, в шестой — земные, и лишь потом — человек. И жили животные в мире с человеком и друг другом, не зная никаких форм хищничества. И был человек, как венец творения, господином над всякой душой живой, которой по ответственному дарованному от Творца праву должен был наречь имена (см. Быт. 2, 19). Это был мир, мир в том числе и животный, не знавший тления, «творение, наполненное радостью», по слову святого Максима Исповедника.
Но всё изменилось после грехопадения. Сказал Адаму, нарушившему завет, Бог: Проклята земля за тебя (Быт. 3, 17). Есть прекрасный старинный лубок XVIII века. На нём изображено изгнание из сада Эдемского Адама и Евы, вместе с которыми сад вынужденно покидают и животные с грустно опущенными мордами. Так, человек оказался ответственен за болезнь всего космоса, всей твари, за осквернение бытия как общения с Богом. Вся тварь совокупно стенает и мучится доныне (Рим. 8, 22). Начался обратный путь домой человека в истории, путь блудного сына к Небесному Отцу. Человеку искупительной жертвой Христа была открыта возможность вхождения в Царство Небесное, но наследуют ли его животные?
Этот вопрос остался мало разработанным в православном богословии. И хотя пророк Исайя предрекал будущее блаженство животного мира: Тогда волк будет жить вместе с ягнёнком, и барс будет лежать вместе с козлёнком; и телёнок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детёныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норой аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи (Ис. 11, 6–8), — чаще всего в дискуссии о наследовании Царствия Небесного животными звучат голоса противников такой возможности. В древней Церкви не был достигнут consensus patrum по этому вопросу (как, впрочем, и сейчас). Нет систематизированного, последовательного учения Церкви о животных: Вселенские Соборы не выработали догмата о животных — есть лишь несколько постановлений Шестого Собора, касающихся канонического права (запрет есть вместе с животными за одним столом и из одной посуды, запрет приносить животных в храм). Относительно же понимания животного и его судьбы есть лишь сумма частных мнений Отцов Церкви. Например, преподобный Симеон Новый Богослов считал, что после грядущего обновления и преображения человека «вся тварь» обновится вместе с ним и станет «нетленною и духовною». Такой же позиции грядущей нетленности всей твари придерживались и святитель Иоанн Златоуст, и преподобный Иустин Сербский, и святитель Лука Войно-Ясенецкий. Одним из главных аргументов сторонников этой идеи были слова Писания: Тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего её, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению (Рим. 8, 19–21). Известно старинное сказание о блаженном Андрее, восхищенном до третьего неба, где он увидел преображённых блаженствующих животных и удивился, на что ему сверху был Голос: «Что ты удивляешься, Андрей? Неужели ты думаешь, что Бог даст хоть одной Своей твари тление?» Но была и противоположная позиция. Так, святитель Игнатий Брянчанинов считал, что если животное не имеет образа и подобия Божия, то Царствия Небесного не наследует, так как в момент физической смерти, смерти тела распадается и душа животного. Здесь сказывается, возможно, античное влияние, например, влияние учения Аристотеля о разных типах души (растительной, животной и разумной).
Вопрос о наследовании животными Царствия Небесного — вопрос об отличии животного от человека. Здесь звучит различная аргументация: животное не сотворено «по образу и подобию», его функция исключительно инструментальная по отношению к человеку — служить ему, а в Царствии Небесном такая необходимость отпадёт. Или так: животный мир — самозамкнутый мир, а человек — единственное творение Божие, которому для реализации полноты своих возможностей нужен Другой, то есть Бог. «Животное просто живёт, а человеку нужен повод к жизни» (отец Андрей Кураев). Животное не способно воспринять Откровение, так как оно предусматривает определённую «активность, предполагающую соответствующие способности разума и воли» (Семён Франк). «Животное не знает этой духовной жажды. Когда оно спокойно, сыто и удовлетворено, оно счастливо. Не то — человек» (отец Александр Мень). «Животное не способно свидетельствовать и вопрошать» (Декарт), «лишено достоинства морального самоопределения» (Кант). Животное всегда ограничено видовыми признаками, а человек способен «превосходить меру естества», как говорят философы, способен к трансцендированию, выходить за свои пределы. Этот ряд аргументов, с которыми, казалось бы, не поспоришь, продолжать можно бесконечно. Однако животное не всегда действует согласно заданной природной «программе» и может также вести себя нетипично, проявлять уникальные качества, так напоминающие человеческую добродетель: оно способно на верность до смерти, способно ощущать жалость и сострадание, вину и стыд...
В православной агиографии, в сохранившихся преданиях или в фольклорных сказаниях есть немало свидетельств неожиданного благоволения и помощи даже самых свирепых, казалось бы, животных святым. Вороны приносили хлеб и мясо пророку Илие. Есть интересное предание, пересказанное монахом V века Кассианом, об апостоле Иоанне Богослове, который приручил куропатку и свободное время часто проводил за игрой с этой птицей. Из древних патериков известно, что на аренах цирков животные нередко отказывались нападать на христиан, которых, по замыслу римлян-язычников, должны были бы растерзать. Например, на одной из римских арен ластился и лизал ноги диаконисе Татиане (III в.) атласский лев. Охранники-гонители подумали, что это какой-то особый «ручной» лев и, разъярённые, бросились к хищнику — животное мгновенно растерзало одного из них. У ног великомученика Пантелеймона (III в.), брошенного на арену цирка к хищникам, кротко ложились животные. Веком позже произошёл сходный случай: лев отказался терзать святого Неофита.
В III веке на горе близ Кессарии Каппадокийской жил святой Мамант, в хижине которого собирались его, как говорил сам святой, друзья: лани, козы, гиены, львы (причём одновременно). Преподобному Антонию Великому (III–IV вв.) в Египетской пустыне дорогу указывала гиена, в пути его кормил хлебом ворон, ему прислуживали львы. В это же время в этой же пустыне обитал преподобный Еллий, которому удалось приручить крокодила, наводившего страх на всю округу своей кровожадностью: например, животное могло кротко подставить спину, чтобы переправить подвижника через реку. В IV–V веках жил святитель Акакий, епископ Мелитинский, который во время чтения проповеди просил ласточек не шуметь, и птички на время послушно вылетали из своих гнёзд, чтобы не мешать святому проповедовать Слово Божие.
Уже ближе к нашему времени, в XIV веке, преподобному Сергию Радонежскому, подвизавшемуся в лесу в маленькой келье, удалось подружиться с волком, семейством кабанов, он даже подкармливал хлебом медведя, нередко отдавая последний ломоть косолапому. Любопытно, что мишка терпеливо ждал рядом, пока святой не окончит молитву. Из жития, составленного монахом Никоном Рождественским, известен и удивительный эпизод из жизни ученика преподобного Сергия — Павла Обнорского. Жил он отшельником в лесу в дупле от липы, а затем перешёл на реку Нурму, где стал себе строить более просторную келью. Как-то его навестил другой ученик преподобного, Сергий Нуромский, и поразился такой картине: «Стаи птиц вились около Павла, иные из них сидели на голове и на плечах его, и он кормил их из рук; тут же стоял медведь, ожидая себе пищи от пустынника; лисицы и зайцы бегали кругом, ожидая того же...»
К преподобному Серафиму Саровскому (1754–1833) в его «пустыньку» приходил медведь, который, получив порцию лакомства от святого, подставлял загривок для поглаживания и умащивался у ног святого, как преданная дворняга. Ученик преподобного иеромонах Иоасаф вспоминал, что праведник ходил из своей «пустыньки» в храм на воскресные и праздничные службы: «...потом возвращался в свою пустыньку, взяв скудной пищи на неделю. Этой пищей пользовался не только сам, но делился со всякой тварью. В полунощное время к келье его собирались медведи, волки, зайцы и лисицы, и вообще разные звери, какие были в Саровском лесу; подползали даже змеи, ящерицы и другие гады.
Исполнив правило Пахомия Великого, подвижник по окончании молитвы выходил из кельи и начинал их кормить. Саровский иеродиакон Александр Курский был самовидцем этого зрелища. Удивлённый сим, он спросил старца, как достаёт у него хлеба для такого множества животных. На это отец Серафим ответил ему, что в лукошке у него всегда столько хлеба, сколько нужно для их насыщения».
Из биографии преподобного Германа Аляскинского (1756–1836) узнаём: «Около его келий жили горностаи. Эти зверьки отличаются своей пугливостью. Но они прибегали к преподобному Герману и ели из его рук. Видели, как преподобный Герман кормил медведя».
А вот пример из жития нашего современника. Преподобный Кукша Одесский в годы сталинских репрессий и гонений на Церковь в возрасте 63 лет был послан на тяжелейшие лесоповальные работы, где вынужден был работать по 14 часов в сутки. Несчастных осуждённых почти не кормили. И тут с преподобным случилось чудо: ворон стал кормить его, ослабленного каждодневным каторжным трудом.
Почему так происходит? Преподобный Исаак Сирин говорил: «Животные обоняют запах рая и идут к святым». Или к благочестивым людям...
В конце 2000-х Интернет буквально «взорвал» видеоролик об одном сербском монахе. Молодой игумен Амвросий (Алимпиевич) отшельником подвизался в старинном сербском монастыре Ковилье под горой Явор. Впрочем, не совсем отшельником: в компании лисицы, которую удалось выпросить у охотников, и волчицы Альфы. «Ей было всего 15 дней, когда её принесли ко мне, только что глаза открылись... я кормил её каждые четыре часа, сначала молоком, потом молотым мясом... Назвал её Альфа, так как мне рассказали, что она была самой крупной в выводке и, вероятно, была предназначена к тому, чтобы стать альфа-самкой», — рассказывает монах. Животное никого, кроме отца Амвросия, к себе близко не подпускает: подозрительно щетинясь, держится от всех на расстоянии нескольких метров, нервно бегая кругами. Зато со своим кормильцем играет, ластится к нему мордочкой, покорно следуя за ним по территории монастыря. Пока отец Амвросий проводит богослужение, 10-месячная Альфа ждёт своего хозяина у входа в полупещерный храм. На территории монастыря у волчицы есть своя лавка и будка, хотя монах предоставляет животному полную свободу, даёт возможность гулять в горах: «Это главное свойство любви — свобода. Тому, кого ты любишь, даёшь свободу, и если он к тебе вернётся — значит, он тебя действительно любит. Как говорит китайская пословица — открой двери клетки, чтобы птица к тебе вернулась. Поэтому единственное условие любви — свобода. А мы, как правило, имеем какое-то болезненное собственническое отношение, чтобы это было только наше, ничьё больше. Отпускаешь того, кого любишь, даёшь свободу — и он, если в самом деле тебя любит, будет здесь, с тобой, а если уйдёт — то уйдёт. Ты всё равно его любишь». Лисица же вообще постоянно гуляет сама по себе: будучи животным более опасливым, нежели волчица, навещает монаха только с приходом сумерек.
Альфа — не первая волчица, которую удалось приручить отцу Амвросию, до неё была другая. Также в разное время, по свидетельству восхищённых своим батюшкой местных жителей, игумену чудесным образом удалось подружиться со змеёй, вороном, попугаем ара, зайцем, ёжиком и другими животными. На вопрос, в чём секрет нахождения общего языка с животными, смущённый монах отвечает, что для него самого многие вещи остаются пока сокрытыми и непонятными. Тем паче до пострига он никогда не имел даже кота или собаку — только здесь, в монастыре под горой Явор, пришло «особое ощущение природы».
Помню наше огорчение, когда моя бабушка в течение нескольких лет не могла найти священника, который бы согласился освятить квартиру: священнослужителей смущало наличие в доме кошки и собаки, хотя в каноническим праве не зафиксирован запрет находиться животным в одном помещении с иконами или другими святынями. Вероятно, такое предубеждение — отголоски ветхозаветного прошлого с его традицией деления животных на «чистых» и «нечистых». Но как сказано в Писании, что Бог очистил, не почитай нечистым (Деян.10, 15). Архимандрит Феогност Пушков обращает внимание на то, что есть ситуации, когда выдворить животное на улицу — это обречь его на верную гибель (например, выгнать на мороз или затопленный участок): «К примеру, миссионеры просвещают алеутов. Последние живут в своих юртах вместе с собаками. Если алеут выгонит свою собаку на улицу на ночь, то утром он лишится всего, с чем связан его быт: сторожа, саней (в них запрягали собаку), помощника в охоте и рыбной ловле (алеуты только этими двумя промыслами и живут)». И тогда забота о соблюдении «благочестивого быта» (отец Василий Зеньковский) обернётся нарушением заповеди Господней: Праведный печётся и о жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко (Притч. 12, 10).
Что касается нахождения животного на территории храма, то 88-е правило Трулльского Вселенского Собора (691–692) гласит: «Никто внутрь священного храма не вводит никакого животного: разве кто, путешествуя, стесняемый величайшею крайностью, и лишённый жилища и гостиницы, остановится в таковом храме. Потому что животное, не быв введено в ограду, иногда погибло бы; и сам он, потеряв животное, и потому лишённый возможности продолжать путешествие, был бы подвержен опасности жизни. Ибо мы знаем, что суббота человека ради бысть (Мк. 2, 27); и потому всеми средствами пещись должно о спасении и безопасности человека. Если же кто усмотрен будет, по вышеречённому, без нужды вводящий животное в храм: то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучён». Что же касается богослужебного чина в случае «осквернения» храма, то такой малый чин освящения сегодня служится в случае пролития в храме крови животного (то есть его рождения или насильственной смерти).
Интересно, что у инославных встречаются единичные случаи допущения пребывания животных на территории храма, хотя для католиков и протестантов в целом также не характерно участие усатых-полосатых в богослужении. Но известно, что, например, в 2004 году священник одного из храмов немецкого города Кёльн Вольфганг Кестерманн решил совершать для животных мессу: на первой такой службе присутствовало 150 прихожан со своими собаками, кошками, кроликами и ящерицами. В 2014 году в Германии, в городе Дортмунд, уже протестанты привели на службу домашних питомцев (от морских свинок до пони). Следует заметить, что есть местные традиции, например, у католиков, допускающие присутствие животных в храме. Так, 17 января католики-мексиканцы празднуют день памяти святого Антония Эбботта, который когда-то раздал своё имущество беднякам и провёл всю жизнь в пустыне с животными. В этот день верующие жители Мехико приносят в храмы своих домашних питомцев, которых священники благословляют и окропляют святой водой. Согласно некоторым источникам (правда, не слишком авторитетным), подобная традиция существовала и в отечественной Православной Церкви: вплоть до начала XX века в день памяти святого Афиногена, 29 июля, крестьяне также приносили, приводили к богослужению своих животных (домашний скот) для совершения особого молитвенного чина над ними, правда, не на территории храма, а возле него.
«Всякое дыхание да хвалит Господа», — восклицает псалмопевец. Таким образом, всякая тварь оказывается онтологически включённой в общение с Творцом. Это общение иерархично, но Божественная Любовь не отвергает ни одно своё творение. Более того, парадоксально, но не человек, венец творения, первым оказал гостеприимство Богу, а животные, пусть и невольно. Бог родился в хлеву рядом с потеснившимися животными, в то время как люди в Вифлееме отказались открыть двери приходящему в мир Спасителю и приютить Его.
Нам не дано заглянуть в будущее и увидеть судьбу творения, сейчас мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (1 Кор. 13, 12). Потому нам нечем возразить наверняка малышу, любовно возносящему молитву о спасении дорогого сердцу котика Барсика.