На многих железнодорожных вокзалах есть традиция встречать и провожать песней отъезжающие и прибывающие поезда. На одесских перронах из динамиков вокзального громкоговорителя звучит Леонид Утёсов с легендарными строками:

«Есть город, который я вижу во сне.

О, если б вы знали, как дорог

У Чёрного моря открывшийся мне

В цветущих акациях город».

Кажется, отделить Одессу реальную от мифической, фантасмагорической из причудливого пёстрого сна сегодня действительно невозможно...

Одесса — город очень амбивалентный. Кого-то она влюбляет своей захватывающей дух свободой и фонтанирующей энергией (символично, что один из наиболее престижных приморских районов так и называется «Фонтан»), а кого-то разочаровывает и даже вызывает отторжение.

Помню ироничные семейные рассказы о том, как была шокирована моя бабушка при первом посещении города во время вступительных экзаменов её сына (моего отца) в высшую мореходку: экспрессивные, пёстро разодетые, как истинные южанки, одесситки; полчища, как казалось бабушке, наглых котов и тараканов; пыльные, обветшалые улочки — вот те скудные впечатления, с которыми уезжала она в родной Минск. Но затем были и другие встречи с нашим приморским городом, и история настоящей влюблённости в Одессу...

Кстати, именно обветшалость одесских трущоб — точнее, коммуналки на улице Канатной, куда Андрей Тарковский наведался с приятелем в гости, — вдохновила режиссёра на создание стилистики его «Сталкера». Так что даже одесские старенькие улочки и квартиры вызывают, как видим, разные эмоции.

Очевидно одно: реальная Южная Пальмира вряд ли совпадает со своим созданным и растиражированным, коммерциализированным для туристов образом-мифом, так как гораздо разнообразнее по краскам. Как украинская культура, редуцированная до исключительно Кобзаря, вышиванки и вареников, гораздо богаче своего лубочного образа, так и Одесса отличается от представленного в многочисленных сериалах (а-ля «Однажды в Одессе», «Сувенир из Одессы» и прочих) вульгарного и приторного привкуса города, где каждый словно рождается в тельняшке, «шокает», лопает форшмак и норовит провернуть какую-то афёру или сомнительную сделку.

Мы продолжаем жить в эпоху различных деконструкций. И как один из признаков этой эпохи — популярность развенчания «мифа Одессы»: литературного, криминального, кулинарного, кинематографического. Причём отделить быль от небыли пытаются не только сами одесситы, но и иностранцы, очарованные многочисленными легендами об этом мультинациональном космополитичном городке.

Например, голландец Ян Гинрихс пишет исследование о литературной Одессе «Миф Одессы». Изучением «одесскости на вкус и цвет» занимается Оксана Андреевна Довгополова. Предметом её анализа стали многочисленные «одесские» ресторанчики и кафе, разбросанные по миру (в Стамбуле, Москве, Саратове, Красноярске, Омске, Екатеринбурге, Нью-Йорке, Риге, Париже, Берлине, Дрездене, Кёльне и других), меню которых поражает фантастическим напластованием несочетаемых эпох и традиций. «Во всём этом многообразии можно прочитать некое общее послание, которое на разных уровнях люди в разных уголках земли понимают под словом „Одесса“. Оно ассоциируется с ностальгией. В „Одессе“ ищут утраченный рай, нечто прекрасное и исчезнувшее навсегда. Поэтому и возникают такие удивительные хронологические пары (Дерибас-НЭП, Ланжерон-коммуналка-дача). Это послание — возможность иного способа жизни, сосуществования людей разных национальностей в одном пространстве и собирающихся за одним столом <...> Месседж вообще-то грустный. Ностальгия отсылает нас только к тому, чего уже нет, или (хуже того) не существовало никогда...»

А что же существовало на самом деле в многоликой Одессе?

***

Наверное, самый популярный миф об Одессе — литературный. Однако литературная жизнь всегда была здесь насыщенной. Сегодня в городе проводится ежегодная книжная ярмарка «Зелёная волна», различные фестивали и презентации. Но интересна она была и сто, и двести лет назад.

Неповторимый колорит города создали произведения Бабеля, Ильфа и Петрова, Катаева, Багрицкого, Жванецкого. В разное время здесь побывали многие классики отечественной и мировой литературы (кажется, проще перечислить тех писателей, кто не наведывался в Одессу).

У литературной братии Одесса также вызывала разные эмоции. Кто-то чувствовал здесь себя как дома. Например, Марк Твен, тогда ещё мало кому известный 30-летний корреспондент Сэмюэл Ленгхорн Клеменс, побывавший в 1867 году в этом городе в качестве туриста: «Сойдя на берег, я ступил на брусчатку Одессы и впервые после долгого-предолгого перерыва наконец ощутил себя совсем как дома. По виду Одесса точь-в-точь американский город: красивые широкие улицы, да к тому же прямые; невысокие дома, вдоль тротуаров наша белая акация, деловая суета на улицах и в лавках», — писал он. (Кстати, именно по возвращении из этого путешествия Марк Твен взялся за книгу путевых заметок «Простаки за границей», положившую начало его литературному успеху.)

Для кого-то Одесса была просто южным курортом, где получалось скоротать лето (например, у маленького Б. Л. Пастернака на даче у родственников) или поправить здоровье (как для больной туберкулёзом костей Леси Украинки, которая лечилась на одесских лиманах).

Для некоторых Одесса могла быть и местом ссылки — для Пушкина, к примеру. Александр Сергеевич ужасно скучал все 13 месяцев пребывания в тогда пыльном городе (Одессу только начинали мостить брусчаткой), безуспешно пытался овладеть ремеслом госслужащего и в итоге подал в отставку. «Солнце русской поэзии» из-за небольшого жалования жил здесь в долг: лакомился устрицами в долг в ресторане щедрого Отона, в долг нанимал извозчиков, выпрашивал в письме у «папеньки» денег хотя бы на туфли для вальсирования с дамами и так далее.

Многие считают, что именно с «одесского периода» жизни Пушкина началась в Российской империи профессиональная литература: здесь поэт впервые получил за литературное произведение немыслимый на то время гонорар — 3000 рублей (до этого средний гонорар русского писателя составлял около 500 рублей). Правда, пришлось тут же две трети денег раздать в качестве долга извозчикам...

***

Одесса была не только местом ссылки, но и пристанищем литераторов-беглецов. Так, в годы Гражданской войны здесь спасались от большевиков многие выдающиеся писатели и поэты, позже отразив эти «окаянные дни» в своих воспоминаниях (И. А. Бунин, А. Н. Толстой, Тэффи, А. Н. Вертинский и другие). И хотя тогда «в Одессе было сравнительно спокойно. Работали театры, синема, клубы. Музыка играла в городских садах. Бои шли где-то далеко», это напоминало скорее пир во время чумы. Да и продолжалось недолго.

Общую атмосферу подавленности как нельзя лучше передаёт эпизод из воспоминаний А. Н. Вертинского: его пригласили выступить в странной компании мрачных белых офицеров. К Вертинскому подошёл генерал, пытающийся заглушить кокаином боль от загубленных жизней его подопечных мальчиков-офицеров, и спросил: «Вам не страшно?». Страшно было всем: ведь впереди — неизвестность...

В 1920 году, когда вошла Красная армия, в Одессе не оставалось практически ничего. Продукты с трудом можно было обменять на Толчке, вместо одежды часто приходилось довольствоваться сшитыми из брошенных в порту пустых мешков лохмотьями и привязанными шнурками к ноге деревянными подошвами. Но самое страшное для пишущей братии — дефицит бумаги. Даже официальные газеты печатались на обёртках от чая и табака, а объявления о литературных вечерах — на обороте использованной бумаги.

Спустя десятилетия Одесса вновь стала пристанищем для впавшей в немилость творческой интеллигенции. Так, Иосиф Бродский, в начале 1970-х лишённый даже переводческого заработка и живущий впроголодь, через друзей пытался устроиться на съёмки военной киноленты «Поезд в далёкий август» на роль секретаря Одесского горкома партии Гуревича, на которого был поразительно похож. Безуспешно. Несмотря на все ухищрения друзей, кто-то донёс на Бродского, и ему было велено покинуть город, как когда-то Пушкину.

И всё-таки не только печальными литературными историями известна Одесса. С «Жемчужиной у моря» связаны детские воспоминания и первые произведения Анны Ахматовой. Родившаяся на Фонтане, именно здесь в 15 лет она пишет свои первые, как у всякой девочки её возраста, любовные стихи.

В нашем городе вообще родились многие знаковые произведения. Например, в основу знаменитой пьесы «Вишнёвый сад» легла реальная история продажи одесской усадьбы Ольги Васильевой, в юности влюблённой в А. П. Чехова, посещавшего Одессу несколько раз. Или «Облако в штанах»: работу над ним Маяковский начал прямо в отъезжающем из Одессы в Кишинёв поезде под впечатлением от неразделённой влюблённости в 17-летнюю студентку Марию Денисову. У молодого портового грузчика Алексея Пешкова (известного нам теперь как Максим Горький), тягавшего шестипудовые мешки с зерном, после общения с одесскими маргиналами возникли идеи будущих «Старухи Изергиль», «Челкаша» и многих других рассказов. В Одессе кипела работа над «Евгением Онегиным» Пушкина, «Мёртвыми душами» Гоголя, и этот список можно продолжать.

Но самое главное — сама приветливая игривая атмосфера солнечного морского города располагала к рождению большой дружбы в писательской среде. Именно тут на летней даче общего приятеля подружились Бунин и Куприн. После знакомства они много гуляли «над бледным летаргическим морем», кутили в ресторане «Аркадия», а затем Бунин помог другу начать публиковать рассказы в местной прессе.

***

Но если литературная, криминальная, этнографическая, кулинарная, кинематографическая, музыкальная составляющие образа Одессы исследованы хорошо, то религиозная — лакуна, всё ещё мало заполненная. Только о православной Одессе сколько интересного можно было бы написать и сколько ещё предстоит изучить!

Само основание города в 1794 году было ознаменовано освящением на Соборной площади территории для строительства православного храма во имя святителя Николая.

В XIX веке Одесса — не только один из важнейших мировых портов зерна («Одесса кормит всю Европу», — писал французский путешественник Шарль де Сен-Жюльен в 1853 году), но и паломнические ворота Российской империи на Святую Землю и Афон. По данным Л. Н. Блиновой, 98,5 % всех русских паломников, путешествующих по морю, отправлялись именно из Одессы (остальное небольшое число ехали из азовского Таганрога, черноморских Новороссийска и Батуми).

В помощь прибывающим на поездах паломникам были обустроены Пантелеимоновское, Андреевское и Ильинское афонские подворья, где предоставлялись еда и ночлег. Иноки встречали паломников на перронах, помогали оформить дорожную документацию, снабжали съестным в путь, служили напутственные молебны и помогали добраться до порта. Иногда из-за городских карантинов, редкого транспорта (на Афон пароход отправлялся лишь дважды в месяц) или трудностей с оформлением документации ожидание затягивалось на месяцы. И скрасить его можно было именно на афонских подворьях.

Особая страница в истории православной Одессы — богословие и византинистика в Новороссийском императорском университете (ныне Одесский национальный университет им. И. И. Мечникова). Для всех факультетов этого классического высшего учебного заведения богословие (догматическое и нравственное) было обязательным предметом, поэтому до 1918 года существовала специальная кафедра.

Университет также был одним из мировых центров византинистики: в его стенах работали такие выдающиеся учёные, как историк Фёдор Успенский, историк сакрального искусства Никодим Кондаков, историк Церкви Александр Доброклонский и другие.

С Одессой связаны имена двух знаковых православных богословов XX века — протоиерея Георгия Флоровского (по слову Николая Лосского, «самого православного из всех православных богословов») и протоиерея Николая Афанасьева, основоположника современного евхаристического богословия, оказавшего огромное влияние не только на православных мыслителей, но и на католическое богословие Второго Ватиканского собора. Оба богослова были одесситами, учились в Новороссийском университете: Флоровский на историко-философском, Афанасьев — на медицинском и физико-математическом факультетах. Неизвестно, встречались ли они в Одессе в период студенчества, но в Гражданскую войну оба эмигрировали в Европу, где встретились в Свято-Сергиевском богословском институте (Париж) уже в качестве преподавателей.

***

Одесса — это даже не пышное барочное великолепие Одесского национального академического театра оперы и балета, входящего в пятёрку самых красивых театров мира (наряду с Ла Скала, Венской оперой, Сиднейским оперным театром, парижской Гранд-Опера). И не Потёмкинская лестница, навсегда запечатлённая в грустных кадрах c падающей коляской в «Броненосце „Потёмкин“» С. Эйзенштейна, признанном во многих рейтингах самой выдающейся лентой за всю историю кинематографа. И не самые длинные (2500 км!) катакомбы в мире. И не многочисленные байки про одесский язык с его монструозными «тудой-сюдой» или одесскую кухню с её форшмаком, икрой из «синеньких», жареными камбалой и бычками, цимесом, биточками из тюльки и прочим.

Атмосферу любого города создают его жители. Одесситы уже и сами во многом превратились в причудливый миф, однако реальной и невыдуманной остаётся их любовь — очень верная и несколько хвастливая — к родному городу.

Часто она вызывает снисходительную улыбку. В воспоминаниях Эндрю Блейна, ученика о. Георгия Флоровского, есть тёплые ироничные заметки о том, как учитель любил «почти интимно», при каждой удобной возможности, вспоминать Одессу: «Аромат цветущей акации весной, пыльные улицы летом, пирожки бабы Марины...». «Однажды вечером, едва он заговорил о родном городе, Ксения Ивановна (супруга. — А. Н.), прервав его, заметила: «Ну, начались воспоминания об Одессе. Теперь надолго». «Не столько об Одессе, сколько о моей юности!» «Если же я начинаю рассказывать о Выборге, — продолжала она, — он всегда вмешивается и говорит: „Это всё ерунда, а вот у нас в Одессе...“»

На другом конце земли досаждал близким бесконечными воспоминаниями о любимом городе современник о. Георгия, но герой уже совсем другого мира — музыкального — Леонид Утёсов. Наслушавшись его рассказов, Лиля Брик, никогда не бывавшая в Одессе, воскликнула: «Как же страстно вы, одесситы, любите свой город!».

Что ж, действительно страстно.