Однажды мне приснился сон.
Я бродил по странному дому, из которого невозможно было выбраться — ни через дверь, ни через окно.
Дом скрипел половицами и дверями, стучал ставнями и водостоками, постанывал стропилами и выл дымоходами, он весь раскачивался на ветру, грозя развалиться, но держался, стоял, не падал.
Мне было страшно и одиноко. Я звал, кричал, стучал кулаками в двери; никто мне не отвечал.
Но дом не был пуст. Его тёмные коридоры и узкие комнаты кишели обитателями.
Обитатели были многочисленны и разнообразны. Они были озабочены и деятельны. Они сновали мимо меня, из комнаты в комнату, из коридора в коридор, с лестницы на лестницу, ни на миг не останавливаясь. Они преследовали друг друга, ловили, хватали, догоняли...
И они не обращали на меня внимания. Они не замечали меня, когда я заговаривал с ними, когда кричал на них, когда угрожающе воздевал руки или пытался их схватить. Они проходили мимо, не оглядываясь, когда я споткнулся, упал и, завывая от боли, скорчился на полу, обнимая ушибленное колено.
Обитатели дома двигались по какому-то плану, повторяя одно и то же действие без конца. Они словно действовали по сценарию пьесы, финал которой открывал её же первый акт.
Похоже, их роли были раз и навсегда распределены. Мне даже показалось, что все они — пленники какого-то закулисного умысла, что движутся они и действуют чужой волей. Когда же я увидел, как мучительно косят их воспалённые глаза, глядящие вовсе не туда, куда несут их ноги и тянутся руки, моё подозрение стало уверенностью.
Мимо меня снова, всё в той же очерёдности, промелькнули эти таинственные обитатели. Синица. Кошка. Собака. Корова. Седовласая леди строгого вида, с каким-то жестяным предметом вроде ведёрка в руках. Толстый, неопрятный, медленно бредущий человек с кнутом. Два петуха...
Дррррррынь! — звонок будильника выхватил меня из цепких объятий загадочного сновидения.
Мне пришлось увидеть этот сон несколько раз, прежде чем я понял, что это за место. Я успел привыкнуть к странному дому и к его особому аромату — насыщенной смеси запахов старого дерева, сена, пыли, птиц и крупных животных. Я изучил загадочных обитателей и запомнил их роли в том спектакле, который они безошибочно разыгрывали передо мной ночь за ночью.
Сначала где-то на окраине памяти возникли, словно облака на далёком горизонте, какие-то смутные воспоминания. Какие-то слова. Зарифмованные окончания строк, полностью припомнить которые мне никак не удавалось. Они проплывали перед моим мысленным взором, всё ещё слишком далёкие, слишком размытые, чтобы я смог их прочесть...
И тут я вспомнил. Я остановился и громко произнёс: «Вот дом, который построил Джек!»
И тут же стены дома начали бледнеть и таять. Синица выпорхнула в исчезающее окно, кот сквозь смутно прозрачную стену устремился в сад, за ним промчался пёс, проковыляла старушка, успев ещё опереться на косяк за миг до того, как тот совершенно исчез. Корова шумно вздохнула и замерла на месте. Пастух лёг на землю и задремал. Петухи огласили пространство торжествующим кличем...
Глупость, сон, нелепость — да, всё так. Но есть и что-то большее в этом видении. Передо мной распахнут многомерный, яркий, удивительный мир. Вокруг — неиссякающий поток явлений, людей и событий. Печали и радости сменяют друг друга в интригующем порядке.
Но неловким усилием слабого ума я сжал всё это до пределов крохотного шаткого сооружения. Я, словно пресловутый Джек, поселил всё и всех в бессмысленном душном мирке, а следом поселился в нём сам.
Я гордо возгласил: «Вот дом, который построил Я!» — и проклял своим колдовством разнообразие и монотонность, красоту и ужас, любовь и одиночество, жизнь и смерть.
Мой замысел о порядке вещей оказался важнее сущего — и я провалился в свой замысел. Его создатель и всесильный повелитель, я стал узником моего нищего воображения и ленивого разума...
Моя синица только ворует пшеницу — не поёт, не вьёт гнёзда, не учит птенцов летать. Мой кот пугает синицу, и только, — он не сворачивается клубком у меня на руках, не мурлычет, не трётся выгнутой спиной о мои ноги...
Вот дом, который построил я.
в мире, который построил Бог.