Оптина пустынь — одна из древнейших обителей Руси, имя её приобрело известность благодаря ожившей в XIX веке традиции старчества. Духовный расцвет Оптиной связан с именами её великих старцев — Амвросия, Макария, Льва, Моисея, Антония, Варсонофия и их последователей. Особый дух, царивший в Оптиной, ощущался всеми посетителями обители. Оптинские старцы обладали большим авторитетом у православного народа, и нескончаемые вереницы паломников шли в обитель за советом. Имея особый дар сострадательной, жертвенной любви, старцы воспринимали чужие горести и падения как свои собственные. Для народа они были утешителями и пророками.
Имя отца Варсонофия (Плиханкова) занимает особое место в ряду имён великих Оптинских старцев. Он был одним из духовных светочей России в наиболее тяжёлый, предреволюционный период 1903–1913 годов.
Родился будущий старец — в миру Павел Иванович Плиханков — в Самаре в благочестивой казацкой семье. Мать его скончалась вскоре после рождения сына, и отец вынужден был жениться второй раз. Старец Варсонофий вспоминал: «Моя мачеха была глубоко верующей и необычайно доброй женщиной, так что вполне заменила мне мать. Вставала она очень рано и каждый день бывала со мной у утрени».
Молодой Павел выбрал для себя карьеру военного. Учился он в Оренбургском военном училище и на офицерских курсах в Петербурге. Служил полковником при штабе Казанского военного округа, участвовал в пограничных боях в Туркестане. «Господь неисповедимыми путями вёл меня к монашеству. По милости Божией я узнал Оптину и батюшку Амвросия, благословившего меня поступить в монастырь», — вспоминал позже старец.
Однажды молодой полковник заболел внезапно воспалением лёгких. Доктора считали его положение безнадёжным. Почувствовав приближение смерти, больной велел денщику читать Евангелие. И в этот момент ему было видение, которое поразило его до глубины души. Старец Нектарий говорил: «Из блестящего военного в одну ночь, по соизволению Божию, отец Варсонофий стал великим старцем». Современники старца вспоминают, что отец Иоанн Кронштадтский, провидев в лице отца Варсонофия истинного подвижника, поцеловал в алтаре Андреевского собора в Кронштадте руку молодому офицеру, будущему старцу и схимнику.
В декабре 1891 года Павла Ивановича произвели в генералы. В этот же день он решил оставить мир и уйти в монастырь. Под своё окормление его взял старец Анатолий. Десять лет отец Варсонофий провёл в затворе, живя под руководством старцев Анатолия и Нектария, занимался изучением аскетической литературы. В 1903 году иеромонах Варсонофий был назначен духовником Шамординской женской пустыни.
За всё время пребывания в Оптиной старец отлучался из обители только по послушанию. Последний выезд его был в 1910 году на станцию Астапово для обращения и напутствия умирающего графа Льва Толстого. Но его, как известно, не допустили окружающие графа, к общему сожалению всех православных и самого преподобного Варсонофия, который с грустью говорил: «Не допустили к Толстому. Молил врачей, родных, ничего не помогло. Железным кольцом сковало покойного Толстого; хотя и Лев был, но ни разорвать, ни выйти из него не мог…»
Продолжая традиции оптинского старчества, он врачевал души людей; ему открывалась жизнь приходящих к нему на исповедь или за советом. Помогая верующим вспомнить забытые грехи, осторожно обличая, он учил покаянию, по его молитве люди исцелялись и исправляли свою жизнь.
11 июля 1910 года отец Варсонофий был келейно пострижен в схиму. А в 1912 году старца Варсонофия назначают настоятелем Старо-Голутвина Богоявленского монастыря. Несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью: путём жалоб и доносов он был удалён из Оптиной.
Мужественно перенося скорбь от разлуки с любимой Оптиной, старец принимается за благоустройство вверенной ему обители, крайне расстроенной и запущенной. И, как и прежде, он, сам уже изнемогающий от многочисленных мучительных недугов, принимает всех без отказа, наставляет, направляет на тесный и скорбный, но единственно спасительный путь. 14 апреля 1913 года старец отошёл ко Господу.
Отец Варсонофий оставил богатое литературное наследие: проповеди, толкования на Библию, записи бесед с духовными чадами, скитские летописи, историческое описание монастыря и многое другое. Вниманию читателей мы предлагаем фрагмент беседы старца с духовными чадами в святой день Пасхи.
«Житие наше на Небесах есть» — это всегдашняя тема моих бесед, этой мыслью отрываю я себя и своих слушателей от привязанности к земному, тварному. «Житие наше на Небесах есть».
Неудовлетворённость земным чувствуется и у наших великих писателей, например, у Тургенева, Пушкина, и у иностранных — Шиллера, Шекспира, Гейне.
Лет пятьдесят тому назад, когда я ещё ходил по стогнам мира сего, я читал Гейне, но он всегда производил на меня тяжёлое впечатление. Это был великий талант, но не просвещённый духом Христовой веры. Родом еврей, он хотя и принял христианство, но только для получения привилегий. В душе же он был атеист, не верующий ни в христианство, ни в иудейство. И древние языческие философы, например, Аристотель, Платон, Сократ — не удовлетворялись земным. Но вот печальное явление: чем выше старались они взлететь, тем глубже падали.
С христианином этого не бывает. Напротив, возносясь от земли, отрывая своё сердце от житейских привязанностей, возносясь горе́ — Богу, он изменяется, перерождается и бывает способен ощущать великие радости. Тоска о потерянном блаженстве сквозит в произведениях великих писателей и художников, но нигде эта скорбь, растворённая, впрочем, утешением, не выражается так сильно, как в наших церковных песнопениях и молитвах. В них слышится то рыдание о потерянном рае, то глубокое сокрушение о грехах, то радостная и победоносная песнь о нашем Искупителе. Взять хотя бы Пасхальный канон. Как он величествен и сладостен, как умиляет и утешает душу, ещё не утратившую вкус к духовному! «Ныне вся исполнишася света, небо, и земля, и преисподняя, да празднует убо мир, видимый же весь и невидимый».
Да, великие ныне дни. В эти дни радуются и в миру, но не по-духовному. Один радуется, что получил деньги, другой — чины и ордена, третий — по другим причинам. Некоторые радуются, что пост прошёл и наступило разрешение на всё. Это, пожалуй, законная радость, если только в пище не полагать главного счастья. Но во святых обителях радость бывает о Воскресшем Иисусе. Не оставляйте посещать святые обители, особенно в праздники. Здесь теплится духовная жизнь, согревающая душу человека.
Правда, есть и земные радости, облагораживающие душу. Нет греха, например, наслаждаться красотами мира сего. Есть на земле необыкновенно красивые местности. Прекрасны Альпы, освещённые солнцем, великолепны многие места в Италии. Хороша и наша северная природа. Но нынешний мир есть только слабое подобие мира, бывшего некогда до грехопадения. Есть мир Горний, о красотах которого мы не имеем понятия, а понимают его и наслаждаются им только святые люди. Этот мир остался неповреждённым, но земной мир после грехопадения резко изменился. Всё равно как если бы кто‑нибудь лучшее музыкальное произведение, например, Бетховена, разделил на отдельные тона — тогда впечатления целого не получилось бы. Или картину, например, Рафаэля, разорвал бы на клочки и рассматривал бы отдельные кусочки. Что увидели бы мы? Какой-нибудь пальчик, на другом лоскутке часть одежды и так далее, но величественного впечатления, которое даёт произведение Рафаэля, мы, конечно, не получили бы. Разбейте великолепную статую на части — впечатления от прекрасного не получится. Так и нынешний мир. Некоторые подвижники даже отвращали от него свои взоры. Известен один подвижник, который загородил иконой единственное окно своей келии, а из него открывался восхитительный вид.
Это оттого, что он созерцал красоту Горнего мира и не хотел отвлечь от него своего внимания. Действительно, кто познал высшее блаженство, тот не чувствителен к земным утешениям. Но для сего познания надо иметь высокую душу.
Мне вспоминается такой случай. В одном богатом семействе был вечер. На нём одна талантливая девушка удивительно хорошо исполнила лучшее произведение Моцарта. Все были в восхищении, а у притолоки стоял лакей, подававший папиросы и вообще прислуживавший гостям, и позёвывал: «И что это господа слушают такую скучную музыку? Вот бы поиграли на балалайке…» Он был прав в своём суждении, так как серьёзная музыка была ему не понятна. Чтобы понимать произведения земного искусства — и то надо иметь художественный вкус. Возьмём, например, пение. Теперь даже в церковь проникают театральные напевы и мелодии, вытесняя старинное пение, а между тем оно часто бывает высокохудожественным, но его не понимают.
Как-то я был у обедни в одном монастыре и в первый раз слушал там так называемое столповое пение. «Херувимская», «Милость мира» и другие песнопения произвели на меня сильное впечатление. Народу было мало, я стоял в уголке и плакал, как ребёнок.
Напев Пасхального канона составлен Иоанном Дамаскином, и так дивно, величественно составлен. Он возвышает душу и исполняет духовной радости по мере воспринимаемости каждого. Но появляется вопрос: где ключ для открытия духовных радостей? На это ответ один — в молитве Иисусовой. Великую силу имеет эта молитва. И степени она имеет разные. Самая первая — это произнесение слов «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго». На высших ступенях она достигает такой силы, что может и горы переставлять. Этого, конечно, не всякий может достигнуть, но произносить слова «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» каждому нетрудно, а польза громадная, это сильнейшее оружие для борьбы со страстями. Одна, например, горда; другую обуревают блудные помыслы, кажется, и мужчин не видит, а всё в мыслях блудит; третья завистлива, а бороться с грехами нет сил — где взять их? Единственно — в Иисусовой молитве. Враг всячески отвлекает от неё. Ну что за бессмыслица повторять одно и то же, когда ни ум, ни сердце не участвуют в молитве, лучше заменить её чем-нибудь другим. Не слушайте его — лжёт. Продолжайте упражняться в молитве, и она не останется бесплодной. Все держались этой молитвы, и она становилась им так дорога, что они её ни на что не променяли бы. Когда их ум был отвлекаем чем-нибудь другим, они томились и стремились опять начать молитву. Их стремление похоже было на желание человека, жаждущего, например, после солёной пищи утолить жажду. Иногда за неимением воды это не сразу удаётся, но желание ещё больше усиливается от этого, и, найдя источник, он пьёт ненасытно. Так и святые жаждали начать молитву и начинали её с пламенной любовью.
На днях приходит ко мне один скитянин-схимник.
— В уныние прихожу я, авва, так как не вижу в себе перемены к лучшему, а между тем ношу высокий ангельский образ. Ведь Господь строго взыщет с того, кто инок или схимник только по одежде. Но как измениться? Как умереть для греха? Чувствую своё полное бессилие…
— Произносите всегда Иисусову молитву и всё предоставьте воле Божией.
— Но какая же польза от этой молитвы, если в ней не участвуют ни ум, ни сердце?
— Громадная польза. Разумеется, эта молитва имеет множество подразделений: от простого произношения этой молитвы до молитвы творческой, но нам хотя бы на последней-то ступеньке быть — и то спасительно. От произносящего эту молитву бегут все вражеские силы, и такой рано или поздно всё‑таки спасётся.
— Воскрешён! — воскликнул схимник. — Больше не буду унывать.
И вот повторяю: произносите молитву хотя бы только устами, и Господь никогда не оставит нас. Для произнесения этой молитвы не требуется изучения каких-либо наук.
Нынче радостное время — Пасха. «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Кто это «сущие во гробех»? Это все люди, грешники, прежде мёртвые для Бога, но воскрешённые к новой жизни смертью Христа Спасителя.
