Фрагменты биографии
Современники ещё при жизни прозвали Тициана королём живописцев. Его необъяснимый и неповторимый дар особого видения мира создал целую эпоху в живописи и заставил последующие поколения преклоняться и подражать.
О Тициане невозможно поведать коротко, — столько событий, интересных личностей и «периодов творчества» вмещает почти столетняя жизнь знаменитого венецианца. «Отрок» расскажет лишь о последних годах жизни мэтра, о последних полотнах, чаяниях и надеждах.
Летом 1575 года в Венеции началась эпидемия чумы. За год почти треть населения погибла. В переполненном умирающими людьми городе дни и ночи горели костры, уничтожавшие одежду погибших, и погребальный звон не умолкал. В одном из богатых домов Венеции, стараясь не поддаваться общей панике, спешил окончить работу прославленный и любимый всей Италией Тициан Веччелио.
Несколько лет назад художник, возраст которого к тому времени приближался к сотне лет, попросил настоятеля храма Санта-Мария Глориоза деи Фрари рассмотреть его просьбу: быть похороненным в соборе, в капелле Распятия. И сейчас, чувствуя приближение смерти, он из последних сил заканчивал работу над «Оплакиванием Христа», предназначенным для собственного надгробия.
Мастерству художника Тициан учился у венецианского мастера Беллини, бесконечно восхищался работами Антонелло да Мессина, Пьеро делла Франческа и Джорджоне, с которым ему посчастливилось много работать. Внимательно изучая работы старых мастеров, он вобрал в себя всё лучшее, что создали художники Ренессанса. И в конце концов превзошёл своих учителей, постигнув тайны масляной живописи.
Тициан известен, прежде всего, как потрясающий портретист, каждая его картина обладает невероятной притягательностью. Неблагодарное занятие — пытаться передать словами те чувства, которые охватывают зрителя при встрече с тициановскими полотнами, если ты не поэт, конечно… Ему удавалось запечатлеть главное — внутреннее, сокровенное состояние души. Цвет и свет у Тициана не просто настроение, а мировоззрение. Тициан стал создателем целой галереи портретов современников. Среди них были папы римские, кардиналы, прекрасные дамы, аристократы всех сословий и венценосные особы. И с одним из них — императором священной Римской империи Карлом V — Тициана связала многолетняя дружба.
Когда Тициана представили молодому монарху, тот сразу поднял художника с колен и совершенно искренне воскликнул: «Просто не верится: я — и рядом с Вами!» Карл был человеком верующим и просил написать его портрет как можно проще, чтобы не впасть в грех тщеславия. Однажды, во время очередного сеанса позирования, маэстро случайно рассыпал кисти, и самодержец тотчас бросился их собирать, а в ответ на возмущённые возгласы придворных сказал: вас, герцогов и графов, я могу произвести сколько угодно, а Тициана сделать не может никто. Тициан видел перед собою задумчивого, благоговейного человека, на которого пало невыносимо тяжкое бремя власти.
Когда Тициан наконец представил законченный портрет, император пришёл в восторг. Благодарностью за эту работу было награждение художника рыцарским званием, а его детям присваивалось право наследного дворянства.
Между монархом и художником навсегда укрепились искренняя дружба, Тициан ещё не раз писал его портреты, а когда император почувствовал приближение смерти, он попросил художника написать для него образ Пресвятой Троицы. Всю жизнь император желал монашеской, уединённой жизни, последние годы он много читал духовной литературы. Кровавые войны, тысячи погибших подданных — всё это преследовало монарха в сонных видениях и лежало тяжким камнем на его душе, и в конце концов он добровольно отрёкся от престола и удалился в монастырь.
Ровно через десять лет Тициану доложили о том, что в монастыре святого Иеронима скончался император Карл V; единственным, что осталось монаху в наследство от прежней императорской жизни, была картина Тициана — Троица, перед которой, молясь, он и отошёл ко Господу. В память о своём венценосном друге художник написал картину «Положение во гроб».
Ещё много работ предстояло выполнить Тициану, но самые прекрасные полотна, написанные его рукой, были сделаны уже в зрелом возрасте. Последующие поколения почитателей художника дали этому условное наименование «поздний Тициан».
Сын художника Орацио записал в своём дневнике в 1566 году: «Отец сказал мне, что одетый по-тоскански синьор, который приходил вчера, — знаменитый Джорджо Вазари. Несколько дней назад он приехал в Венецию с целью увидеть своими глазами всё новое в живописи, о чём говорят знатоки… Наш знаменитый отец стоял первым в списке его визитов. Вазари пришёл в восторг, увидев “Мученичество святого Лаврентия” и наброски “поэзии” для Филиппа II, в особенности “Похищение Европы”, “Актеона, преследуемого собаками”, “Святого Иеронима” и “Положение во гроб”. Он сказал, что новая манера отца кажется ему колдовской».
Но эта поздняя манера письма была понятна далеко не всем прежним почитателям Тициана, его упрекали в пренебрежении рисунком, открыто говорили об упадке его дарования, утверждали, что старик уже не видит, что делает, и что рука его настолько дрожит, что он ничего не заканчивает, оставляя всё помощникам. Даже ученики мэтра посмеивались над ним. Зная привычку мастера доделывать и исправлять свои произведения, которые десятки лет стояли нетронутыми в мастерской, они подмешивали древесное масло в его краски, чтобы легче удалить дополнения, пока Тициан не видит. Вероятно, они искренне считали, что спасают хорошую живопись, не понимая, что любое прикосновение зрелого мастера способно преобразить полотно.
Кисть уже неспособна была выразить всю глубину его замысла. Только непосредственное прикосновение пальцев к холсту могло придать полотну ту жизненную энергию и трепет, к воплощению которых стремился Тициан. Можно ли эту технику как-то охарактеризовать? Неразрешимая и необъяснимая тайна — именно такой вывод сделали современники — знатоки живописи.
Только двоим из своих многочисленных учеников он мог бы доверить завершение полотна «Оплакивание Христа» — Якобо Тинторетто и Доменико Теотокопулесу, но первого он прогнал от себя, чтобы не подавить его самобытность, а второй, получив от итальянцев прозвище Эль Греко, сам уехал в Испанию, где и расцвёл его талант. Поэтому художник и торопился…
С холста, сквозь пелену мутно-серой мглы, проступает каменная ниша, обрамлённая двумя фигурами статуй — пророка Моисея со скрижалями Завета и прорицательницы Сивиллы, олицетворяющей пророчество о распятии и Воскресении Спасителя. В полукруглой апсиде изображение пеликана, символизирующее жертву. Тогда, когда эпидемия в Венеции уже свирепствовала вовсю, Тициан изобразил под фигурой Сивиллы небольшую иконку, на которой он и сын Орацио молят о милости и заступничестве Божию Матерь. Лишённое дыхания жизни тело Христа покоится на руках Богородицы, излучая свет. В отчаянном порыве изображена Мария Магдалина — как символ покаяния, преданности и любви. Бережно прикасается к Его руке Иосиф Аримафейский, в образе которого художник изобразил себя.
Вероятно, догадываясь о причине своего недомогания, Тициан пригласил священника из церкви Санта-Мария деи Фрари. После исповеди и причастия он через силу добрался до мастерской, лёг на скамью перед картиной и, опустив палец в жёлтую краску, в последний раз прикоснулся ко Христу. В августе 1576 года Тициана нашли мёртвым на полу с зажатой кистью в руке. Несмотря на очевидную причину смерти художника от чумы, венецианское правительство приняло твёрдое решение похоронить великого художника и гражданина как подобает, с почестями, в храме Санта-Мария Глориоза деи Фрари, в капелле Распятия. В архивных документах храма была найдена запись, что художник Тициан умер в возрасте ста трёх лет и что в эти же дни отошёл к Господу и его сын, Орацио.
Из воспоминаний ученика Тициана:
«Тициан покрывал свои холсты красочной массой, как бы служившей ложем или фундаментом для того, что он хотел в дальнейшем выразить. Я сам видел такие энергично сделанные подмалёвки, исполненные густо насыщенной кистью в чистом красном тоне, который призван был наметить полутон, либо белилами. Той же кистью, окуная её то в красную, то в чёрную, то в жёлтую краску, он вырабатывал рельеф освещённых частей. С этим же великим умением, при помощи всего лишь четырёх мазков, вызывал он из небытия обещание прекрасной фигуры. Подобного рода наброски настолько пленяли наиболее строгих ценителей, что многие стремились их приобрести, желая проникнуть в тайны живописи. Заложив эти драгоценные основы, он поворачивал свои картины лицом к стене и порой оставлял их в таком положении месяцами, не удостоив даже взглядом: когда он брал их снова в работу, то разглядывал их с суровым вниманием, точно это были его злейшие враги, дабы увидеть в них какие-либо недостатки. И по мере того, как он открывал черты, не соответствовавшие его тонкому замыслу, он принимался действовать, подобно доброму хирургу… Работая таким образом, он корректировал фигуры, доводя их до той высшей гармонии, которая способна была выразить красоту природы и искусства. Чтобы дать картине высохнуть, он быстро переходил к следующей, производя над ней аналогичную операцию. Выбрав надлежащий момент, он покрывал затем эти остовы, представлявшие собой своеобразный экстракт из всего наиболее существенного. Живое тело он дорабатывал посредством ряда повторных мазков до такого состояния, что ему, казалось, недоставало только дыхания. Никогда не писал он фигуру alla prima, имея обыкновение утверждать, что импровизатор не может сочинить ни умного, ни правильно сложенного стиха. Последние ретуши он наводил ударчиками пальцев, сглаживая переходы от ярчайших бликов к полутонам и втирая один тон в другой. Иногда тем же пальцем он наносил густую тень в какой-нибудь угол, чтобы усилить это место, либо же лессировал красным тоном, точно каплями крови, в целях оживления живописной поверхности. Именно так он доводил до полного совершенства свои фигуры».