Духовная болезнь

Андрей очень любил слушать лекции по богословию. Даже в тетрадку записывал кое-что. Всегда мог при случае на многие вопросы ответить. Его за это Нина очень уважала и даже немножко хвалилась им перед своими подругами в храме.

...Этого человека они по пути к морю встретили. Обычный мужчина средних лет. Шёл к морю, в руке держал пляжную сумку. В ухе у него торчал наушник от «хэндс-фри», проводок тянулся к карману.

Андрей смотрел, как этот человек удаляется в лучах ослепительного крымского солнца, и рассказывал Нине о том, что бывает такое духовное состояние человека, когда он на природе, вдали от городского шума просто боится остаться наедине с самим собой. И тогда заглушает голос своей души громкой музыкой. Он уже не может слушать пение птиц и шум прибоя. Он духовно болен.

На следующий день Андрей сам встретил этого человека. Он шёл и разговаривал по телефону. В руке у него опять была пляжная сумка, наушник торчал из уха... Удобная всё-таки вещь — «хэндс-фри». Свободные руки, значит.

В эту минуту наушник стал выпадать из уха, и говоривший немного повернулся к Андрею боком, пытаясь плечом придавить наушник. Второй руки у него не было.

Андрей потом долго думал, почему он вдруг вспомнил тогда, в разговоре с Ниной, именно лекцию о духовных состояниях. И решил, что богословие здесь ни при чём.

Гороскоп

Этот храм они случайно заметили. Правильнее сказать, что не заметить его было нельзя. Огромный красавец на берегу у дороги. Храм святителя Николая. С мемориальным комплексом, посвящённым погибшим в море.

Красотой и величием поражало всё. И памятники с настоящими морскими корабельными якорями, и сама архитектура, роспись, иконостас, паникадило. Необычно выполненные на куполах кресты, которые всегда видны именно как кресты, с какой бы стороны света на них ни смотрели. И кораблики с парусами по углам крыши...

Уже дома, разбирая фотографии, Игорь наткнулся — именно наткнулся — на снимок с росписью притвора. На потолке кружочком были нарисованы знаки Зодиака. Все знаки. Скорпион, Стрелец, немногословные Рыбы — вся компания. Сначала он не поверил своим глазам. А потом вспомнилась книга одного известного журналиста, который считал масонские символы на самом главном храме Москвы. Кажется, 164 насчитал, а потом со счёта сбился...

«Вот это да...» — задумчиво грыз ноготь Игорь. Гороскоп в храме!

Забытый случай вспомнился через месяц, когда в летнем лагере при гимназии батюшка вечером вынес на поляну телескоп и все по очереди принялись разглядывать лунные кратеры. Игорь ждал очереди, стоя рядом с батюшкой и слушал, как он рассказывает кому-то из детей и родителей о том, как найти Малую Медведицу. Игорь вспомнил и даже успел раскрыть рот и вопросительно произнести: «Батюшка, а...» — когда в голове загорелась лампочка, а может — звёздочка?

Карта звёздного неба. Знаки Зодиака. Сколько моряков благополучно вернулись домой благодаря причудливо рассыпанным по небу небесным светилам! И что, после этого отдать Скорпиона с его товарищами оккультистам? Не-е-ет, обойдутся астрологи. Наш Скорпион — и всё тут.

Игорь ещё подумал, засыпая в палатке: большое дело всё-таки — батюшка. Даже молча, постоишь рядом с ним — и гораздо умней становишься.

Лифт

Спускались мы с детьми на лифте. Лифт у нас непростой. Когда вниз едет — всякий раз останавливается, если на этаже кнопочку нажать. Очень стимулирует, знаете ли...

В этот раз лифт раскрылся там, где раскрывается в 9 случаях из 10. То есть на третьем этаже. Там самогон варят, и странники всякие на этот запах идут. Вот раскрылся лифт, и увидел я две пьяные морды. Одна сказала: «Езжайте!» А вторая, похожая на женскую, ещё и сигаретой горящей махнула: «Езжайте, мы на следующем!»

«Вот уроды», — подумал я.

А дочка сказала:

— Какие хорошие люди.

А сын добавил:

— Особенно тётя...

Крыша

В понедельник крыша в доме протекла. То есть, не сразу вдруг — в понедельник. Она, по-видимому, постепенно в негодность приходила. Просто в понедельник сильный дождь пошёл. И сразу ясно стало — крыша течёт.

Ивановна с работы пришла и стала тазики и вёдра по комнате расставлять, капли дождевые собирать. Много насобирала... Тут и сыновья с работы стали возвращаться.

Первым старший пришёл. Мишенька. Мамина гордость и надежда. Недавно на инженера выучился, в конструкторском бюро работает. Жаль, отец не дожил, вот бы порадовался. Но не суждено: похоронку принесли вместе с известием о Победе...

Ивановна смахнула с лица дождевую каплю, а может, вовсе и не дождевую, и сказала:

— Мишенька, ты покушай, а я к соседям схожу, за лестницей.

— Ну что ты, мама, я сам.

Дождь закончился и вышло солнышко, когда Михаил Викторович поднялся наверх. Сначала он внимательно смотрел на высыхающую поверхность крыши. Потом долго и осторожно ходил по ней, делая замеры верёвочкой и что-то записывая в блокнотик. Наконец, аккуратно спустившись на землю, объявил:

— Дело это, мама, серьёзное, торопиться не следует. Для начала требуется составить чертёжик и всё очень тщательно просчитать. Я сегодня работу на дом взял. Вот закончу с ней — и сразу займусь нашей крышей. Не волнуйся, мама, сделаем всё капитально и качественно.

Ивановна только руками всплеснула: ну какой же сын у неё умный и образованный! А ведь большим начальником будет, по всему видать. И побежала ужин готовить.

Поздно вечером и младший, Серёжка, пришёл со второй смены. Серёжка школу недавно закончил, да так никуда и не поступил. Всё в облаках витал: в Москву ездил, в театральный. Только не ждали там его.

Вот, пристроили на местном заводе электриком, лампочки вкручивать и раскрашивать их в разные цвета. Включат потом лампочки, Серёжкой разукрашенные, и получается: «СЛАВА ОКТЯБРЮ!» Или «МИР. ТРУД. МАЙ.» Чем не творческая работа? Ну, хоть не на улице ребёнок — и слава Богу! Артист...

Ивановна налила в миску борща и стала жаловаться, что ноги и руки крутит, что крыша у них протекла, а он, Серёжка, где-то пропадает вечно, хоть бы брату старшему помог. У брата работа ответственная, а и то — всё бросает, чтобы матери помогать.

Серёжка даже плюнул в сердцах. Уже хотел и борщ не доесть, но, подумав, дохлебал. После этого зашёл в их с братом комнату. Ну, такая, знаете, большая, просторная, два на три, одеялом на верёвочке огороженная. Брат Миша что-то вырисовывал.

— Я там, эта, ну, ещё позавчера с Фёдорычем насчёт рубероида...

— Не мешай, — тихо сказал Михаил Викторович.

Потому что крыша — это не шутки. Всё нужно хорошо продумать и просчитать. А самое главное — проект разработать. Ко всему нужен научный подход. Потому что живём не в тёмное царское время, а строим новое и светлое будущее.

Рано утром Серёжка вышел во двор, потянулся, почесался, сбегал к Фёдорычу, развёл костёр, надёргал каких-то планочек из штакетника, принёс из сарая банку с гвоздями. Залез на крышу, расстелил рубероид, залил кое-где смолой, набил планочек... В общем-то, стук молотка и разбудил всех остальных.

Михаил Викторович Серёжкину работу раскритиковал, назвал её варварством и дилетантством и долго показывал слабые места, в которых крыша могла при первом же дождике потечь. И угол наклона там был не выдержан, и степень герметичности. Да и сопротивляемость принесённого Серёжкой Фёдорычева рубероида тоже была подвергнута самой серьёзной критике.

В общем, решено было переделывать крышу, как только будет готов чертёж и расчёты. Потому что всякому было понятно — крыша потечёт опять.

Чертёж Михаил Викторович закончил через неделю. А крыша почему-то так больше и не протекла. Ни через неделю, ни через год. Вопреки всем законам сопромата.

А через два года они переехали, и их дом снесли. Вместе с неумело сделанной крышей. Чертёж Михаила Викторовича сохранился. В него потом курицу завернули, когда он в командировку ехал, на Байконур. Но это уже совсем другая история.

Улыбка не Моны Лизы

Настала осень, и меня потянуло странничать. В этом деле главное — решиться. И вот, уже лежишь не на любимом диване, а на вагонной полке. И через определённое количество тысяч вагонного «та-да, та-да» стою я посреди собора Донского монастыря и, до боли задирая голову всё выше и выше, смотрю на его уходящий к небу иконостас. В храмах Руси они часто стремятся к самому куполу, по крайней мере, в тех, которые я видел. Почему? Наверное, это один из вопросов, ответы на которые не мы находим — они сами находят нас. Только для этого нужно постоять немного с затёкшей шеей...

Потом я сидел в тёмном углу возле колонны и думал ни о чём и обо всём сразу, когда заметил его. Подрясник, наперсный крест, борода. Батюшка как батюшка. Только небольшой рюкзак за спиной выглядел легкомысленно. По-студенчески. Тоже странник, значит. Он что-то рассказывал двум женщинам, указывая на икону преподобномученицы Елизаветы, и они с интересом его слушали.

Я не знаю, почему подошёл к нему. Может, вопрос, который хотел задать, действительно имел для меня значение, а может, просто очень захотелось взять иерейское благословение в стенах древнего храма. Я иногда понимаю апостола Петра, который говорит: Хорошо нам зде быти... (Лк. 9, 33).

Никогда, никогда не забуду, как менялось его лицо, когда он сначала увидел меня, а затем сложенные крестом мои ладони. Он улыбался, благословляя, и, глядя на эту улыбку, я уже понял, что ответ на свой придуманный вопрос не получу. Ещё до того, как батюшка произнёс: «Фогив ми», — стало ясно, что он американец. Так широко могут улыбаться только они. Но заметил я ещё и то, что улыбка хоть и была белозубой американской, но совершенно не голливудской. Он не лицом мне улыбнулся, а душой.

Странно, ещё вчера я довольно сносно болтал по-английски с одной мадам на Арбате о Пушкине и его жене Натали. Позавчера объяснил двум пожилым испанкам, почему они не могут посетить Бриллиантовую комнату в Кремле... А сейчас в голове осталась всего одна английская фраза: «Лондон из э вери биг сити». Хорошо нам зде быти...

Когда немножко отпустило, я сумел из себя выдавить, что у меня друзья в Америке, что один из них военный лётчик, живёт в Техасе и что он недавно крестился в Православной Церкви, что... Ну что я ещё мог сказать? Батюшка ответил, что в Америке всё больше людей обращаются к Православию. «Thank God», — добавил, подумав. После короткой паузы мы обменялись «фогивами», и он пошёл к выходу, оставив мне в подарок ещё одну свою волшебную улыбку.

Во дворе он подошёл к двум женщинам, ожидавшим его возле выставки военной техники Великой Отечественной.

Они что-то стали спокойно обсуждать, а я издали смотрел на американского священника, стоявшего во дворе русского православного монастыря на фоне советского танка Т-34, и думал о том, что американцы, если захотят, умеют улыбаться ослепительно и при этом совершенно не по-голливудски. Душой улыбаться. Мне бы так...