Довелось мне как-то познакомиться с одним человеком — лет 40–45, отставным военным. Когда-то он служил в ракетных войсках, но, будучи технарём по специальности, сам ракеты на стратегических противников не наводил и отряды призывников на плацу не строил. Он лишь вдохновенно ремонтировал суперсекретные летающие железяки.
Нам вдвоём по долгу службы предстояло проехать в замкнутом пространстве — моём автомобиле — несколько часов по пути к месту следования. Такие ситуации меня всегда напрягают: человека ты раньше никогда не видел, да и вряд ли ещё увидишь, но в силу обстоятельств должен найти с ним общий язык и как-то установить контакт. Ну не ехать же всю дорогу молча, в самом деле!
Мой вынужденный попутчик поначалу был скуп на слова, но предлагаемые мной темы вперемежку с юморными вставками для разряжения обстановки в конце концов наладили довольно интересный обмен словесным трафиком.
Оказалось, с этим человеком есть о чём содержательно поговорить. Мы с энтузиазмом порассуждали об истории и политике (в частности, вспомнили Карибский кризис), поговорили на экологические и туристические темы (экологическая ситуация в Чёрном море, проблемы древних морских путей через Тихий океан на плотах и через Атлантику на камышовых лодках) и т. д. Кругозор моего собеседника отнюдь не был ограничен нуждами повседневной рутины. Стало очевидно, что он какое-то время своей жизни посвятил складыванию слов во фразы, фраз — в тексты, и раскладывание этих словесных пасьянсов весьма обогатило его разнообразными познаниями.
Затем мы переключились на мир искусства — начали с музыки, звучащей фоном из магнитолы, а затем перешли к поэзии. Я выяснил, что разговариваю с большим ценителем творчества Сергея Есенина. Мне было продекламировано несколько любимых стихотворений, причём после каждого следовал какой-то вывод, сделанный для себя в то время, когда данное произведение затронуло потаённые струны души.
К этому моменту я уже совершенно не жалел, что состоялась эта поездка, а мои опасения, что длительное вынужденное общение будет тягостным, рассеялись.
Не успели прозвучать последние строки очередного есенинского шедевра, как мы поравнялись с довольно большой церковью, стоящей недалеко от трассы. Церковь была, по-видимому, недавно отреставрирована — фасад был аккуратно окрашен, над колокольней и над самим храмом сверкали купола...
И вдруг мой попутчик бросает фразу, которой я никак не ожидал от такого разносторонне образованного и способного на глубокие чувства человека: «Вот, понастроили церквей! Сколько денег ушло, материалов! Какое фарисейство! Ну веришь — верь себе! Бог должен быть в душе!».
Я не сразу сообразил, как мне отреагировать. До конца пути ещё далеко, ссориться — нехорошо, да и не по-христиански. Не отреагировать вовсе — нельзя категорически: нужно попытаться защитить от невежества и хамства то, что тебе исключительно дорого. Но и положительная цель должна присутствовать — может быть, человек заблуждается и услышит от тебя что-то, что изменит его взгляды...
Но как же начать?
Делаю вдох, медленный выдох. Вспоминаю прописную истину, что вразумлять нужно с любовью, ненавидеть грех, а грешника любить. Ситуация осложняется тем, что я заядлый спорщик — люблю загнать оппонента в угол стратегически подобранными и логически выверенными аргументами. Я потратил сотни часов на подобные развлечения, каждый раз оправдываемые «благими» побуждениями. Опять спорить?.. Нет, я постараюсь вести «цивилизованную дискуссию в мирном ключе с апологетической целью». Ещё один вдох, выдох...
Начинаю осторожно: «Вы знаете, мне не кажется это фарисейством. Для некоторых, может быть, Ваше утверждение справедливо, но я знаю довольно многих людей, которые искренне верят в Бога и убеждены в истинности православной веры. Для них действительно очень дороги церкви — и богато убранные, и скудно...»
Тут же следует новая вспышка агрессии: «Это же фарисейство! Бог должен быть в душе! Нечего устраивать показуху!». И под этой тирадой ставится жирная точка — видимо, козырная карта в колоде аргументов: «И вообще, все религии — это средство подавления масс! Опиум для народа!».
Замечательно! Теперь ещё, оказывается, все религии на одно лицо. Я уже не оговариваю лингвистическую неточность — ведь основатель марксизма называл религию, если не ошибаюсь, «опиумом народа», без предлога «для», т. е. само-опиум, без давления сверху.
Задумываюсь на секунду, с какого же конца начать распутывать этот клубок несуразиц. Надо для начала уточнить: «А для подавления масс со стороны кого?» — "Со стороны правящего класса!« — тут же последовал бойкий безапелляционный ответ, как на экзамене по научному атеизму.
В голову приходит целый ряд аргументов — аж язык зачесался! Делаю вынужденную паузу в полемике. Вдох — выдох...
Мой многолетний стаж спорщика в последнее время дал неожиданный результат — я убедился, что дискурсивным путём, при помощи чисто интеллектуальных усилий в спорах на религиозную тематику ничего не добьёшься. КПД равно нулю, а если посчитать потраченные зря время и силы, то и в минус угодишь.
«Вразумлять с любовью, вразумлять с любовью...» А как приложить это к конкретному случаю? Собственный мой духовный опыт, очевидно, слишком скуден, чтоб мои слова «автоматически» разливались в воздухе дивным благоуханием и доходили без помех до сердца оппонента.
Вспоминаю пример, известный из житийной литературы, когда одного миссионера после проповеди побили, а другой обратил многих. Первый начал с того, что яростно обругал языческих божков и призвал обратиться в православие, а другой поступил мудрее, начал с добрых и приветливых слов (хорошо вы, мол, делаете, что ревностно исполняете предписания своей веры, но одного вам недостаёт — обратиться к истинному Богу и Ему послужить), и его подход принёс добрый плод.
Принимаю решение для начала в чём-то одобрить слова моего собеседника (интересно, а в чём?..), а потом отделить мух от котлет.
«Я с вами согласен, что это хорошо, когда человек в своём сердце обращается к Богу. Вера в сердце — это прекрасно. Гораздо хуже, когда веры нет совсем, или человек верит во всё, что ему ни попадётся: в астрологию, в приметы... Но мне кажется, что нельзя все религии сваливать в одну кучу. Нужно оценивать содержание веры: то, в чём она состоит и к чему призывает. Религии очень и очень отличаются друг от друга!»
Мой собеседник отреагировал на это высказывание уже не пафосным лозунгом, а информационной справкой: «Ну да, сколько их развелось! Буддисты, христиане, ислам, иудаизм...» — «Да, вот именно! — поддерживаю тон, — и даже в рамках религий, признающих Евангелие в качестве своей основы, тоже огромные отличия. Сколько течений за два тысячелетия откололось от первоначальной веры, от православной Церкви, основанной апостолами, проповедовавшими Благую весть Иисуса Христа!»
Опять информационная справка с пассажирского кресла: «Да, католики, лютеране, молокане, толстовцы...»
Продолжаю: «И ведь их учения отличаются порой настолько, что при разговоре с сектантом кажется, будто говоришь на другом языке. А нехристианские учения — и подавно! Например, буддизм — это просто диаметральная противоположность христианству. Если христиане надеются обрести спасение и вечную жизнь, то буддизм призывает к обезличиванию и, фактически, к аннигиляции человека. Поэтому очень опасны учения, пытающиеся совместить несовместимое. Например, Рерихи, которые пытались совместить христианство с религиями востока».
Получаю возражение: «Ну, Рерих просто был художником и жил в Тибете!» — "Да, но он один из основателей теософии — попытки изобрести круглый квадрат и совместить лёд с огнём«.
Выявив некоторую некомпетентность, решаю усилить информационное давление: «Вот, например, почему нами, европейцами, зачастую с таким энтузиазмом воспринимается идея о перевоплощении душ? Потому, что мы воспитаны в христианской традиции, ценим жизнь, надеемся — иногда неосознанно — обрести жизнь вечную. А правоверный индус с ужасом реагирует на идею пожить ещё разок — как, опять жить, опять страдать? За что такое наказание?!».
Мой попутчик немного выпал из контекста и весело процитировал Высоцкого: «Как Высоцкий пел — „родишься вновь прорабом“! Это карма!».
Не обращая внимания на «увиливание», продолжаю гнуть намеченную смысловую линию. Нужен выстрел по буддизму. Припоминаю когда-то слышанные обрывки лекций о буддизме и жалею, что не углубил знание этого предмета: «В буддизме вообще всё очень логично. Жизнь заставляет страдать. Значит нужно остановить желания (как источник страданий), да и саму жизнь. Но если убить себя — всё равно опять родишься. Отсюда логически вытекает понятие нирваны: если по-простому, то это растворение в безликом абсолюте, прекращение личного существования. Все базовые медитации ортодоксального буддизма направлены на то, чтобы подавить в себе всё, что делает тебя человеком: привязанность к родным и любимым, к красоте мира и человека и т. д. Рождение детей — безусловное зло, поскольку производишь на свет новую жизнь, т. е. новое страдание. До чего же безрадостная картина, если сравнивать её с евангельским откровением любви!».
Ловлю себя на мысли, что увлекаюсь и начинаю горячиться. Вместе с подъёмом эмоциональной температуры поднимается и стрелка на спидометре. Сам себе напомнил паровоз — тепловая энергия мысли проявляется горячими речами, горящими глазами, паром из ушей, а затем через передаточный механизм давит на педаль газа. Вдох, выдох... Нормализую эмоционально-речевой баланс, снижаю скорость до разумных показателей.
Первые завалы расчищены, теперь самое время поездить катком по марксистской риторике: «Так вот, Вы говорили, что религия — это средство подавления народных масс правящим классом?». Увидев одобрительный кивок, продолжаю: «Но как же это получается, что народ сам себя подавляет и к тому же самоотверженно борется за существование средства своего подавления?! Давайте будем говорить о христианстве — оно ведь возникло в период могущества Римской империи, с её отлаженным часовым механизмом государственного управления и устранения неугодных. Но кто же основал христианство? Господь Иисус Христос во время своей земной жизни был простым столяром, а апостолы — неграмотными рыбаками! Что же, апостолы лицемерили и выполняли государственный заказ? Но почти все апостолы и многие тысячи их последователей приняли мученическую смерть от руки тех, кто якобы выступал „заказчиком“ религиозного продукта. Первые несколько веков Рим боролся с христианством, которое якобы ему „служило“. И, кроме того, проповедь спасения была услышана людьми совершенно разных социальных групп. Помимо простых, некнижных людей христианство приняли многие наиболее образованные люди своего времени, например, святитель Иоанн Златоуст. Влиятельные патриции также обращались в христианство и принимали мученическую смерть за его исповедание, например, великомученик Георгий Победоносец — первый министр императора Диоклетиана. Как же после этого можно говорить о христианстве как об орудии „классовой борьбы“?».
Мой собеседник молчит. Я не вполне понимаю, то ли он согласен и ему нечего возразить, то ли потерял всякий интерес к предмету дискуссии. Решаю продолжить тему: «Кроме того, неужели Вы думаете, что простые рыбаки смогли бы сами по себе придумать концепцию, на осмысление которой лучшим умам человечества потребовались века? Я имею в виду формирование вероучения и догматов Церкви? Ведь и сейчас богословы продолжают эту работу. И, тем не менее, чем больше углубляешься в православное вероучение, тем больше восхищаешься его стройностью и цельностью. Это ли не доказательство того, что в его основе лежит не человеческая мысль, а Божественное Откровение?».
Я так увлёкся, что пропустил нужный поворот — мы были уже почти у цели. Пришлось сделать лишний круг.
Но желания как-то мне отвечать у собеседника не было — он сидел молча. Я на прощание перевёл разговор в другое русло, на более лёгкую тему, старался даже пошутить. Но тех доверительных отношений и взаимного интереса, которые складывались в середине поездки, пока разговоры шли на мирские темы, больше не чувствовалось. Мои слова явно не произвели «благоухающий» эффект. То ли нужных слов не нашёл, то ли любви в сердце не накопил. Скорее всего, и то, и другое... Надо бы обдумать после и провести работу над ошибками.
А как вообще узнать, какие слова могли бы этого человека тронуть? И были ли вообще такие слова? Сколько ещё времени мы будем изживать последствия работы советской идеологической машины, которая гладко отутюжила многих талантливых людей, попавших в её тиски? Что продолжает удерживать умных, образованных и способных ценить прекрасное людей вдали от Церкви?