Санька появился у нас, когда снабженцы подвозили нам жратву — мол, заберите солдата, командирован к вам, а своих потерял. В том грандиозном бардаке, который творился в ту пору в Грозном, подобная ситуация была не редкостью, но нашему комбату чем-то новый боец показался подозрительным, и он, забрав его с собой, что-то там целый час выяснял по рации.
Хотя на шпиона наш новый товарищ был похож меньше всего — рыжеволосый, веснушчатый нескладный детина лет двадцати двух — двадцати трех с простецкой улыбкой и «окающим» говорком. Сразу подошел к нам, без вступления всем начал пожимать руку, попутно начав свой монолог: «Доброго дня, славяне, зовут меня Саня, фамилия Сомов, я с Волги, деревня Рогозино, вот мамку одну оставил, земляки есть? Работы-то у нас хрен чего найдешь, в Самару ездил — никому я там не нужен, разве только улицы мести, да вот учиться потом буду, а специальности-то нет у меня, кому в городе комбайнеры нужны? Деревня-то у нас уже теперь совсем пустая, колхоза не стало, а матери бы корову купить, очень она у меня это дело любит, с животиной возиться. Мамка думает, я на заработки на Кубань поехал, она у меня одна осталась, брата Афган десять лет тому забрал, погиб он там, а батя после того пить сильно начал, и восьмой год уже как утоп, срочную я в Карелии служил, стрелять умею, так что я вам пригожусь, тут у вас всех как-то по прозвищам зовут, так вот меня лучше зовите „Сомом“, а не рыжим, так, как меня ребята в школе „рыжим“ звали, поднадоело-то мне, а кормят вас как тут…» И так — бу-бу-бу — все подряд рассказывает-басит, нимало не смущаясь, и просто глядя всем в глаза.
Мы немного опешили от такой «презентации», и как-то даже смутились — даже наши остроязыкие Санька и Андрюха «Твиксы», вечно встречающие новичков подколками, и то — просто переглянулись и молча пожали ему руку.
Первый же день его пребывания среди нас был отмечен происшествием — пропал боец, как в воду канул. Прапор Кузьмич бегает-матерится, все в недоумении — чтоб так, в первый день… Под вечер Санька появился, принес вещмешок, набитый карамельками. «Голубок», по-моему. Килограммов шесть, не меньше. Оказывается, не получив никаких распоряжений по поводу того, чем заниматься дальше, он не придумал ничего лучше, как уйти знакомиться с новыми для себя местами. Конфеты выменял на рынке на кроссовки, которые привез с собой. Конфеты те — это отдельная песня: выцветшие фантики, выпущены они были, наверное, еще при социализме — сказать, что они были твердыми — это ничего не сказать: их вполне можно было трамбовать в гильзы для крупнокалиберного пулемета, засыпать пороху и использовать в качестве бронебойных патронов. Конфеты Санька (неслабо выгребший от Кузьмича за такой самовольный шоп-тур) раздал всем, «со знакомством вас» — как он говорил.
Твердые-твердые, а за день слопали мы их — солдатские зубы крепче всякой брони.
Пытливый ум Сома во всей красе проявился, когда из здания школы, разрушенной при обстреле, он взял несколько книг и глобус, и некоторое время носил всё это богатство с собой — кроме глобуса, который мы приспособили — да простят нас педагоги — под футбольный мяч, правда, в качестве мяча модель нашей Земли прожила недолго: при второй игре импровизированный мячик разлетелся вдребезги, но результат первого матча, когда разведка (мы) победили десантуру со счетом 10:6, еще долго оставался предметом обсуждения.
«Ассортимент» найденных Санькой книг не помню, точно только знаю, что среди них был то ли русско-португальский, то ли русско-испанский разговорник, потому как Саня с энтузиазмом взялся за освоение иностранного. Басовитый голос Сома превращался в противный тенорок, когда он довольно громко повторял фразы, 90% из которых составляли две: «Комо пермиссио сеньора» и «Ста бьен, грациас». И так по сто раз на дню, в течение недели. Своими лингвистически-вокальными упражнениями он довел до ручки не только нас, но и нашу овчарку Дину, которая дня через три только завидев, как Саня берет в руки маленькую книжку, скуля и испуганно прижимая уши, лезла под бэтэр, при всем том, что на выстрелы-взрывы она вообще не реагировала. Закончилось тем, что какая-то добрая душа закинула Санькин самоучитель куда-то, и наш полиглот закончил с занятиями.
Точно еще была книга о спорте, нечто вроде краткой энциклопедии о великих спортсменах XX века. Не знаю, в какой информационной изоляции жил Санька у себя в селе, но многие вещи, узнаваемые им впервые, изумляли его, как ребенка. Чем-то запал ему в душу вычитанный из этой энциклопедии американский спортсмен начала века «резиновый человек» Рэй Юри — прыгун с места в высоту-длину (был в начале века такой вид спорта, даже имел олимпийский статус). И началось… Чуть свободная минута — Саня чертит линию, и давай с места сигать в длину, меряет что-то там потом коротенькой линеечкой. Народ от смеха покотом ложился, когда Саня в полной экипировке громыхал своими прыжками, а потом с линейкой, ползая на карачках, мерил свои результаты. Капитан Мусаев и то заинтересовался нашей будущей олимпийской звездой, особенно когда увидел, что Саня скачет, взяв в руки обломок от гусеничного трака (для увеличения нагрузки, как он говорил). Совершенно офигевший Муса минуту молча наблюдал за этим, а потом, когда мы ему объяснили, что тут происходит, посоветовал: «Ви би еще плиту минометную этому Брумелю на шею павэсили, для нагрузки!».
Несмотря на такие вот фокусы народ Саньку любил, и если потешались над ним — то беззлобно, а уж поссориться с ним так вообще было невозможно.
Сом же очень близких друзей не имел, его благожелательное и доброе отношение распространялось на всех скопом, никогда в помощи не откажет, да чаще всего его и просить не надо — Саня всегда сам появлялся там где надо, а в ответ на попытки благодарности смущенно разводил руками и басил: «Да хрена ль там, свои ж люди!».
Как-то вечером Санька, покрутившись около нашего радиста Димона-«Кактуса» — снова пропал. Как оказалось потом, связавшись по рации с ближайшим блокпостом (километрах в трех от нас) Санька дернул туда в гости к найденному земляку. Обратно он появился часа в два ночи с двумя бачками каши, побудил полроты своим басом: «Славяне, я вам каши принес, давайте есть, пока теплая!» Ну что ты ему скажешь?
Каша кашей, если бы не одно маленькое «но» — Саня и туда и обратно топал по минному полю (без малейшего понятия о его существовании), которым наша инженерная служба третьего дня отгородила нас от подозрительного участка зеленки, а только сегодня утром командир наших саперов старший лейтенант Проханов стучал себя пяткой в грудь перед комбатом, что даже мышь там не пройдет (кстати, свою службу минное поле таки сослужило — на следующую ночь было порядка пяти подрывов со стороны зеленки, кто там попал — мы не ходили проверять).
Чудил еще не раз наш Саня, да только всё уже и не упомнишь.
Как-то утром получаем сообщение по рации, что наш второй разведвзвод нашел недалеко от нас пару блиндажей-складов оружия чичей. Сами ребята, сообщив, что там чисто, и можно всё это забрать, пошли дальше. Ну — забрать так забрать, собрались-поехали (что-то около 10 км от нашего расположения). Санька напросился с нами — Кузьмич не возражал. «Урал» бортовой, БМПэха, нас 15 человек. Выехали после обеда. Как-то никому не пришло в голову, что ситуация с состоянием «чисто» за полдня могла и измениться.
Доехали, троих оставили у техники, остальные выгрузились, пошли искать по указанным координатам. При подходе к предполагаемому месту кто-то из первых троих поймал мину: Мишку-«Кузнеца» сразу наповал, двоих (Филиппа Копылова-«Филина» и Славика-«Рокки») ранило тяжело. И понеслось — со всех сторон нас начали поливать, и место такое, что мы посреди зеленки на почти голой опушке, с реденькими кустиками, а откуда бьют и не сразу сообразишь, чуть поодаль вокруг нас плотные кусты-деревья, холм справа вообще утонул в растительности. Вот тебе и съездили за оружием! Все залегли мордой в землю — и продвигаемся к кустам, отстреливаясь наугад. Благо рядом, доползли все, только Витьку «Бороду» в плечо зацепило. Санька притащил за собой Филина, а Андрюха «Твикс» — Славика.
Филиппу-«Филину» ноги подробило — просто месиво, и пока мы отстреливаемся — Кузьмич колдует над ним, перетягивает жгутом, колет промедол. Там, где мы оставили технику, раздаются два взрыва и очереди. Почти одновременно получает пулю в бедро Ромка-«Москвич». Похоже на то, что попали мы серьезно на этот раз. Осталось три дороги, что называется — либо идти в лоб (а всемером плюс четыре трехсотых, из них три тяжелых — это самоубийство), или вернуться к дороге, но, судя по тому, что мы слышали взрывы — возвращаться уже некуда, либо вдоль холма по зарослям попытаться как-то ускользнуть отсюда. А пока — забились в кусты, немного рассредоточившись, и отстреливаемся на звук.
Санька-«Сом» подползает к Кузьмичу, молча подбирает автомат «Филина» вдобавок к своему, и на полусогнутых пробегает мимо нас, ближе к краю зарослей, бася: «Всё, мужики, уходите с ранеными». Кузьмич что-то кричит ему вслед. Санька не оборачиваясь машет рукой, мол, — уходите. Потом таким же макаром, под фонтанчиками пуль, пробегает открытое место и скрывается в кустах напротив.
Саня, Саня… Все оборачиваются на Кузьмича — он секунду смотрит в ту сторону, куда исчез Санька, вздыхает — и жестом показывает, что нужно уходить. Выстраиваемся цепочкой и ползем, пряча глаза друг от друга, ползем через заросли, в сторону, противоположную той, откуда пришли. На себе тащим раненых. Сзади нас не прекращающаяся перестрелка — все понимаем: шансов у Сани нет, и мы теперь просто обязаны выйти отсюда и дотащить трехсотых. Минута, другая, третья… пятая… ползем, пока ни на кого не наткнулись, сзади нас по-прежнему слышны очереди… Душа рвется пополам…
Стрельбы сзади нас нет… Ощущение времени потеряно окончательно.
Выходим на дорогу. В полукилометре впереди от нас пылит колонна, двигаясь в нашу сторону (мы тогда, еще не знали, что те наши, которых мы оставили на дороге, и которых вместе с техникой пожгли чичи, успели по рации сообщить о том, что началась стрельба, и вызвали подмогу).
Десантура, родные вы наши… Через минуту мы уже объясняли им ситуацию, перегрузив им в БМПэху раненых, и отправив её обратно, мы возвращались на то проклятое место со складами. Надо сказать, что боя, в моем понимании, почти не получилось — два взвода из роты капитана Мережко (дай ему Бог здоровья, он сейчас должен работать преподавателем в Рязанском училище ВДВ) плюс чуть-чуть нас, быстро выкосили чичей.
Всего воинов Аллаха оказалось там около 20, это потом посчитали — около 15 трупов и тяжелораненых и пять пленных).
…Саньку мы нашли около второго блиндажа, метрах в ста от первого, где мы напоролись на засаду. Он лежал почти весь раздетый, в крови, с покромсанным торсом и пахом, с простреленными ногами. Как мы поняли, он был ранен в ноги, а потом его взяли чичи, и начали терзать. Рядом валялись ножницы по металлу, все в крови. В Санькиной крови.
Саня был еще жив, спутанное сознание временами появлялось у него, иногда взгляд становился даже осмысленным, боли он, похоже, уже не чувствовал. Мы стояли перед ним на коленях, и в те моменты, когда к нему возвращалось сознание, он сипло шептал: «Теперь куда я годен, домой только, ну хоть мамке подмогнуть, да вот подлечусь дома — и к вам, и за братом крепко скучаю… он меня ждет… я знаю… мы вдвоем к вам вернемся, славяне… родные…». Через полчаса Сани не стало. Его одежда, сорванная с него чичами, лежала рядом. Андрюха Твикс, пока мы забирали оружие-боеприпасы, собрал её и начал вынимать документы, Санины вещи, мелочь разную. Достал книжечку какую-то из Санькиного лифчика, и начал машинально перелистывать. Я подошел сзади, Андрюха обернулся на меня, и, скрывая слезы, отвернул лицо, продолжая листать. На одной из страниц, что-то было подчеркнуто. Я наклонился ниже, остановил Андрюхину руку, и мы оба прочли подчеркнутое.
Это было Евангелие от Иоанна, а подчеркнута Санькой была фраза: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».
