или Записки этимолога

Эта статья — не размышление, не анализ. Это набор примеров. Нечто вроде фотоальбома, отличающегося неожиданностью ракурсов. Объектом же нашего «фотографирования» стали слова. Точнее, их происхождение.

Ежедневно употребляемые нами слова русского, украинского и других языков подчас имеют головокружительно интересную историю своего происхождения. Между многими словами есть неожиданное и знаменательное родство. И в целом, этимология — наука о происхождении слов — не меньше, чем высокая литература, способна обнаруживать мало изведанные нами богатства нашего же языка. А это значит — придавать нашей обыденной речи новые смыслы.

Попутно отметим, что этимология, как и всякая наука о древностях, располагает не точными истинами в последней инстанции — а лишь гипотезами, версиями, концепциями отдельных учёных. Приведённые ниже примеры — это наиболее распространённые, принятые многими учёными гипотезы относительно тех или иных слов. Любая из этих версий может быть оспорена; многие из них уже имеют альтернативные предположения учёных.

Можете ли вы поверить, что «волк» и «облако» — слова общего происхождения? Между тем, слово «волк» происходит от «волочить» (зверь волочит свою жертву), а «облако» — от «обволакивать» (облака заволакивают небо). Кстати, «облачать», «облачение», «оболочка», «влечение», «увлекаться» — тоже отсюда. А «обволакивать» и «влечь» — это всё формы глагола «волочить».

Ещё о зверино-облачных связях. Слово «туча», по мнению некоторых языковедов, происходит от древнего «тук», то есть жирная, лучшая часть скота. Точнее говоря, сначала от «тука» произошло слово «тучный» — упитанный, сочный, налитой. А уже словосочетание «тучное облако» (налитое будущим дождём и дающее возможность налиться зерну) превратилось ещё в глубокой древности просто в «тучу».

Теперь обратим внимание на украинское «облако» — слово «хмара». Оно происходит от польского «хмура», тоже обозначающего тучу, облако (отсюда и украинское «похмурий», и русское «хмурый»). Само же польское слово, скорее всего, происходит от древних славянских понятий «сумрак», «сумерки» — ближайшими родственниками которых являются «мрак», «мрачный», «меркнуть», «мерцать» и даже «морочить» (последнее когда-то означало «повергать в морок, во мрак»).

Возьмём похожие по типу слова «ткач», «рвач», «врач». Первые два из них происходят от «ткать» и «рвать» и определяют человека, занимающегося тем или иным действием. Но «врач» тогда — от какого слова-действия? Выходит так, что от слова «врать»!

«Что за шутки?!» — возмутятся доктора. И будут неправы: этот курьёз преподносит нам «дедушка» современного русского — древний праславянский язык. В нём «врать» означало вполне нейтральное действие: говорить со значением, возглашать, проповедовать, вещать. Отсюда и произошло древнее, ещё языческое «врач» — колдун, чародей, знахарь, предсказатель (такое значение слово «врач» сохранило в современных болгарском и сербском языках).

От значения «знахарь» до значения «лекарь» путь, разумеется, недалёкий. Слово же «врать», описывавшее манеру проповедей языческих жрецов, со временем приобрело привычное теперь негативное значение. Надо ли уточнять, по какой причине?

Интереснейший куст родственных слов даёт древний индоевропейский корень, который, по гипотезам специалистов, звучал примерно как «крм», а означал — отделять, резать, пилить. От него в русском языке происходит «кромсать», «кромка», «кремень» (изначально — откромсанные отщепы камня), «кормить» (изначально — наделять членов рода отдельными кусками), «кремль» (отделенное место) и даже «корма» (когда лодки делались из ствола дерева, кормой становилось место отпила, кромка бревна).

В украинском языке к этому корню восходит важный глагол «керувати». Изначально он имел форму «кермувати». А возникло слово на реках — на маленьком судне капитан-рулевой обыкновенно находился на корме, от названия которой и сам руль получил имя «кермо», и рулевой прозвался «кормчим», «керманичем».

Ещё интереснее, что от того же древнего корня со значением «резать, пилить», очевидно, происходят и русские слова «укромный» (изначально — врезанный тайник, вроде дупла в дереве или пещеры в горе) и «скромный» (такой, отдельные части которого связаны, держатся вместе, не рассыпаются, как бы «скромсаны» — в общем, сдержанный человек).

Наконец, современные слова «кроме» и «кромешный» тоже отсюда. «Кроме» изначально имело ударение на последнем слоге и значило «наружу, во вне, за пределы». Сперва так говорили о предмете, отделённом и отброшенном прочь; потом о всяком выходе за пределы. Например, в известном славянском тексте вечерних молитв есть строчка «соблюди нас от... темныя сласти кроме», означающая просьбу уберечь нас от сладострастия внешнего, направленного на других или другое.

А производное от «кроме» слово «кромешный» в древности означало просто «внешний», «находящийся за пределами». В современный русский язык оно проникло на плечах старославянского евангельского текста, в котором говорится о «мраке внешнем» (по-старославянски «тьма кромешная» — теперь это выражение приобрело значение «непроглядная темнота») — то есть об аде, находящемся как бы вне Божественной благодати.

Ставший недавно популярным в украинской речи галицизм «на кшталт» происходит от польского «кшталт» — образ, силуэт, фигура, подобие («на кшталт» ведь и у нас означает «по образу»). Польское же слово, в свою очередь, — это освоенное нашими соседями немецкое «гештальт». Оно тоже обозначает образ, фигуру, силуэт, впрочем, не только внешние, а и душевный образ, характер человека.

Слово «печаль», по мнению этимологов, происходит от «печь»; «горе» — от «гореть». Именно так, в сравнении с огнём, жаром наши предки зафиксировали эти эмоции. Тогда как «грусть», предполагают учёные, имеет общее происхождение со словом «грызть», а «тоска» — со словом «теснить»; это уже другие душевные ощущения.

Понятие «стыд», по наиболее распространённой версии, возникло от общего корня со словами «стыть, студёный, стужа» и поначалу означало ощущение холода. Отсюда же и негативное «постылый» — тот, к кому осталось только холодное отношение. Аналогично произошло и с корнем «мороз»: от него произошло негативное определение «мерзкий» — ужасающе холодный, с ледяным сердцем.

Впрочем, самая любопытная этимология, наверное, у слова «гнев». Происходит оно, как думают языковеды, от «гнить, гной». Комментарии, как говорится, излишни.

От слова «знать» происходят «знак», «значение», «знакомый». Это хоть и не совсем очевидно, но легко уяснимо. А кроме того, от «знать» происходят и «знамя», «знамение», «ознаменование». Ведь знамя — то, что делает знаемым, чьё это войско; знак, знамение — то, что даёт знать о чём-нибудь.

Продолжая о знамёнах, упомянем, что голландское слово «флаг» ввёл в русской армии лично Пётр І. До этого по всей Руси, как и в нынешней Украине, говорили «прапор» — отсюда и вполне русское звание «прапорщик», изначально — знаменосец. Слово «прапор» же в глубокой праславянской древности, скорее всего, звучало «поропор» и, видимо, происходило от того же корня, что и «парить», «парус» «перо» (древний корень, предполагают учёные, означал движение, полёт).

От того же «двигательного» корня происходят, как думают, и «переть», «опираться», «спорить», «пороть», «праща», украинское «прати» (стирать) и даже латинское porta (дверь, ворота). А последнее, в свою очередь, перешло во многие языки мира, в том числе и в славянские, в виде слов «порт», «портал» и некоторых других.

«Брак» и «беременность», не улыбайтесь, тоже однокоренные по своему происхождению слова. «Брак» — производное от «брать». Изначальное слово «беремя» — скорее всего, от того же глагола.

Древнее славянское речение «рамено» — плечо, предплечье — по одной из версий, происходит от глагола «рать», «орать», то есть пахать. Сразу понятно, каким было основное занятие древних славян — если устающую при этом занятии часть тела так и назвали: «пахотное», «рамено».

Занятия предков можно вычислить и по нашим словам «мелкий» и «крупный». Ведь «крупный» изначально — подобный крупе, а «мелкий» — подобный меленому зерну — муке.

Кроме исконно славянских слов, есть в русском языке немало любопытных довольно старых заимствований. Так, слово «ерунда» возникло в семинариях ХVIII века от латинских грамматических терминов «герундий» и «герундив». Это была очень сложная и запутанная языковая тема, малопригодная в последующей жизни.

Разговорное словцо «шантрапа» произошло от французского словосочетания «нэ шантра па» («не будет петь») — видимо, повторяемого неким регентом, набирающим хор из крестьян. Обзывательство «прохвост» не имеет ничего общего с хвостом — это освоение немецкого «профосс»: так в петровскую эпоху называли бригадиров производства, среди которых, очевидно, попадалось немало жуликов.

Догадывались ли вы, что «редька» и «радикал» — слова этимологически однокоренные? В самом деле, первичная русская форма «редис» заимствована нашими предками из немецкого языка, где она восходила к латинскому «радикс» (корень). А от того же латинского слова происходит и прилагательное «радикалис» (изначально — «коренной»).

Также общее происхождение и у совершенно непохожих слов «картошка» и «трюфель». Они тоже пришли к нам из немецкого языка, который, в свою очередь, воспринял свои слова «картоффэль» и «трюффэль» в разные эпохи из одного и того же итальянского «тартуфэло». Итальянское же слово восходит к латинскому «тэррэтубэр» — «земляная шишка».

Продолжая овощной ряд, увидим, что латынь неожиданно прослеживается и в «капусте» (слово восходит к римскому «компоста», что значит «сложносоставная»), и в «кабачке» (латинское «капутиум» — «подобное голове, головешка»). Тогда как древнегреческий язык отметился в «свёкле» («секлон»), «огурце» (по-гречески «агурос», изначально «незрелый», ведь зелёный огурец, который мы едим, — это не до конца спелый плод) и других овощах.

Финно-угорские народы, растворившись в русском народе, оставили по себе замечательную память в виде топонимов — географических имён. Впрочем, многие из этих имён наши предки освоили и видоизменили до такой степени, что лишь специалисты знают о финской основе того или иного названия.

Приведём лишь один пример. Название города Козельск, возле которого расположена Оптина пустынь, практически все считают исконно славянским, происходящим от названия животного. На самом деле, большинство названий калужско-орловско-брянского региона является обрусевшими финскими именами — здесь обитали исчезнувшие племена мещера и мурома. Кстати, у ближайших родичей этих племён — нынешних удмуртов, коми, мордвы — и ныне есть сотни географических названий, оканчивающихся на «-ельск», «-ял». Разгадка проста — «елы» в восточнофинских языках значит «деревня, поселение».

Так вот, Козельск, по мнению учёных, — это попросту освоенный нашими предками финский топоним «Коз-елы» — Сосновая Деревня. Кто бывал в Оптиной, подтвердит справедливость такого определения этих мест.

А вот на юге Украины по понятным историческим причинам большинство древних названий рек, да и многие названия поселений — татарского, тюркского происхождения. И если о значении татарских топонимов Крыма рассказывает каждый экскурсовод, то более северные татарские заимствования чаще всего остаются неведомыми и самим обитателям тех мест.

В качестве примера укажем немаленькие реки Ингул (на которой стоят Кировоград и Николаев) и Ингулец (на ней расположен огромный Кривой Рог). Оба водных пути получили свои названия от татарского «ени-голь» — «новое озеро». Название указывает, что эти степные реки удобны для сооружения запруд. Кстати, центр Кировограда и сейчас стоит на искусственном мини-водохранилище — запруде Ингула.

Известно, что города и местности подчас получают официальные имена в честь полководцев, выигравших рядом с этим местом сражение. А проигравшая сторона упоминается разве что в топонимах вроде урочища Шведская Могила под Полтавой.

Но есть из этого правила и исключения. До революции значительный кавказский город Черкесск именовался Баталпашинск — русские назвали свою крепость в честь турецкого военачальника Батал-паши, чья огромная армия была бесславно разгромлена на этом месте маленьким русским отрядом. По словам этимолога Льва Успенского, такова была гусарская «вежливость, переходящая в издевательство».

И даже после советского переименования в Черкесск ирония над поверженным 220 лет назад Батал-пашой осталась на карте города. Месторождение мирабилита под Черкесском и поныне именуется Баталпашинскими соляными озёрами.

Напоследок нельзя не упомянуть о происхождении слова, являющегося названием нашего журнала. Тут ситуация очень интересная — пока не существует этимологической гипотезы о слове «отрок», которая бы принималась большинством учёных. Наиболее распространённое предположение — о том, что слово «отрок», как и «пророк», происходит от слова «ректи» (говорить) и означает подростка, не имеющего права вести речь на вече. Однако этимологи, составители словарей, приводя эту версию, обычно сами ставят пометки: «неясно», «сомнительно», «нуждается в детальной проработке».

Этот ряд примеров богатейшей истории наших обыденных слов можно продолжать бесконечно...